На краю одиночества (СИ) - Демина Карина (лучшие книги txt) 📗
Молодой.
Жаль.
А вот и пластина… так и есть, «Истинный свет». Дорогая штука. Действенная… только не понятно, почему не спешат добить.
Сейчас Глеб не то, чтобы беззащитен…
Тьма окутывала тело.
Идти.
Надо идти. Слабость наплывала волнами. Нельзя брать чужие артефакты… дрянной мальчишка, сколько раз тебе повторять, что нельзя…
…второй слой.
Попался, как дурак.
Идти.
Куда?
Прямо. До дома всего ничего…
Анна увидела огни у ограды.
Много огней.
Будто праздник какой-то… или нет? Люди держатся в стороне, их не так и много, но отчего-то Анне неспокойно. Не оттого ли, что в руках этих людей ружья и пламя, которое отливает чернотой. Огонь пляшет на обмотанных тряпьем палках. Тряпье пропитано чем-то едким, и самодельные факелы чадят.
– Красиво даже, – с некоторым сожалением произносит та, которая когда-то родила Анну. Но назвать ее матерью не получается при всем желании.
Люди стоят.
Молча.
Ждут? Чего? Кого? И почему вокруг них воздух кажется зыбким? Или… конечно, они укрыты под пологом, и стало быть в соседних домах никто не встревожится.
А если и встревожится, то вряд ли найдутся желающие прийти на помощь. И у Анны появляется желание закричать: там ведь, за оградой, дети, пусть темные и злые, но все равно дети. Она с трудом справляется с собой.
И шепчет тьме, чтобы та была осторожна.
Тьма соглашается.
Она тоже видит недобрых людей, и предупредила о них. Анне не стоит волноваться.
Не об этом.
– Идем, – Анну толкают в спину. – Олег, возьми ее под руку. И постарайся не упасть. Господи, что с тобой творится?
– А с тобой, матушка? – тихий вопрос остается без ответа.
Его прикосновение осторожно, бережно даже. Ведут. Мимо толпы… и все эти люди не обращают на Анну внимания.
Не только на нее.
Они будто не видят… или и вправду не видят?
Дом.
Ограда.
– Открой, – очередной приказ. И Анна подчиняется. – Убери зверя.
– Аргус, место.
Холодный нос тычется в руку, а губа приподнимается. Зверь знает, что гостья небезопасна. Но и прямой угрозы не видит. Анну не пытаются убить, и значит, ему следует подчиниться.
Он отступает.
Правда, недалеко.
– Земляные всегда были неплохими мастерами. Я знала старшего, обоих старших, – матушка снимает перчатки и велит: – Присаживайся. И ты, Олег… хочешь что-то спросить? Спрашивай.
– Почему вы меня просто не убьете?
Анна касается чужого платья.
И маски.
– Потому что не хочу получить проклятье. Пусть тебя и не признали, как не признали Олега, но кровь – это кровь, – княгиня Холмогорова-Ильичевская пожала плечами. – Что несколько осложняет дело, но… в любом случае, скоро все закончится.
– Как?
– Мы уйдем. А ты погибнешь. Тебя разорвет разъяренная толпа, а твой супруг, почувствовав твою смерть, не справится с собственной тьмой, что раз и навсегда докажет, насколько опасно выходить замуж за мастера Смерти. Насколько вообще опасно жить рядом с темными.
…школу закроют.
Дар у мальчишек заблокируют. Разве что Калевой позаботится о сыне, но остальные… остальные сами по себе. И что с ними станет?
Приют?
Приемная семья? Хотя… кто рискнет взять в семью темного с заблокированным даром? Тогда уж лечебница, безумие и ранняя смерть? Если, конечно, они переживут погром.
– Таржицкий вынужден будет свернуть проект. Он слишком много занял, чтобы позволить это, стало быть, банкротство…
– И вы…
– Воспользуюсь случаем.
– Мама…
– Почему бы и нет? Пара лет и история забудется, особенно, если старые дома снесут, выстроив новые. Далеко не все люди столь суеверны, чтобы отказаться от хорошей сделки. Мы поправим свои дела даже с учетом того, что гадкая эта девчонка исчезла.
Она могла позволить себе быть откровенной.
Княгиня прошлась по комнате и сбросила горшок на пол.
– Впрочем… до рассвета далеко. Кто знает, что еще случится…
– Ты права, дорогая, – этот голос заставил Анну вздрогнуть, а княгиню ощутимо побелеть. – Никто не знает… и никто не знал.
Глава 29
Глеб шел.
Пальцы вцепились в треклятую пластину. Он знал, что ее следует выбросить. И пытался. Честно. Но пальцы его не слушались.
И тьма шептала, что сейчас самое время.
…раскрыться.
…показать им всем, дерзнувшим…
…нельзя.
Пошевелить мизинцем. Остановиться. Ненадолго. Чтобы сделать вдох. И выдох. И снова вдох, глубокий, а выдох медленный. Где он?
До дома недалеко.
А стало быть, временя почти вышло. Надо… он не позволил себе додумать, но, размахнувшись, ударил сцепленными руками по фонарному столбу. И снова. И боль оглушила, а пальцы разжались. Пластина выпала с обиженным звоном и замерла, переливаясь в свете фонаря всеми оттенками перламутра. В какой-то момент она показалась Глебу невероятно прекрасной.
Удивительной.
Вещью, которую никак невозможно оставлять.
И он закрыл глаза. Прижался лбом к столбу. Заставил себя сосредоточиться на ощущении металла. Холодного. Гладкого. Близкого.
Пальцы ноют.
Перелом?
Потом, позже разберется. Воздействие сходило старой кожей, и тьма успокаивалась, она обняла Глеба, утешая, как когда-то в детстве. А он, оказывается, забыл, какой она может быть.
…давно.
…когда отец… пруд и кусты, какие – Глеб понятия не имел. Тяжелые ветви тянулись к воде и продолжались в ней. Глубина. Темнота на дне. И в ней прячется огромная рыба. Глеб смотрит.
– Не стоит бояться своей силы, – отец сидит на берегу, опустив ноги в ледяную воду. В горсти его – земляника. Он собрал ее для Глеба.
Эту.
А потом они вместе наберут земляники для мамы. И сестер. Но с Наташкой Глеб не поделится, потому что она задавака и вообще.
– Она – часть тебя. А себе противостоять занятие преглупое. Закрой глаза.
И Глеб послушно закрывает.
– Попробуй позвать ее, ощутить. Не бойся, я рядом. Я не позволю тебя обидеть. Никому не позволю вас обидеть.
Этот голос еще звучал в ушах, когда Глеб открыл глаза.
Ночь.
Все еще ночь. И небо стеклянная. Луна на своем месте. Конь… он ушел не так и далеко, с десяток шагов сделал. Хорошо. И времени не должно бы пройти много. Пластина на месте, лежит, поблескивает, дразнит. Но Глеб переступил через нее.
Аккуратно стиснул пальцы.
Прислушался.
Земляной… не отозвался.
А Даниловский? С ним все хорошо? Он сильный мастер, да и защита стоит хорошая. Даже если весь город придет к дому, защита выдержит… пока кто-нибудь не откроет калитку.
Глеб сглотнул слюну, которая показалась соленой от крови.
Кровь – это плохо.
Кровь – это очень плохо. Если кто-то… по следу, по крови… Глеб обернулся и щелкнул пальцами. Тьма послушно вычистила следы. А вот одежду придется сжечь. И с носом что-то сделать. Хорош герой.
Он создал полог тьмы.
Раньше получалось с трудом: слишком плотного контроля он требовал, а теперь стоило захотеть, и тьма легла на плечи пыльным плащом. Краски поблекли, звуки иссякли, и только звон в ушах никуда не делся.
Мастер, чтоб тебя. Руками хватать. Ученики такого не позволяют… пальцы еще ныли, и мизинец на левой слегка распух. Но ничего…
…граница мира задрожала, предупреждая, что вот-вот вывернется наизнанку. И плечи обожгло знакомой болью.
Земляной, мать его за ногу.
Хоть бы предупредил, зараза этакая.
Глеб закрыл глаза, а когда открыл, то увидел, что мир изменился мало. Разве что стал еще более серым. И на этой серости пятнами выделялись искры чужих жизней.
Далекие, что звезды. Целые созвездия, спрятанные в каменных коробках домов. Глеб мог бы дотянуться.
Нет, эти люди ни в чем не виноваты.
А те?
Вот те, что собрались перед оградой его дома? Они спрятались, но здесь, на другой стороне мира, Глеб был сильнее. Он видел и тонкую паутину укрывающего заклятья, и приглушенное сияние артефактов, и черные ленты силы, стянувшие ограду.
