Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читать полную версию книги TXT) 📗
— Желя, да при чем тут это… Подменю, конечно, — ласково сказала Котя, проглатывая неприятный ком, только голос предательски надломился: — Но ребенок от князя. И ты… Так не должно было случиться.
— Почему? — встрепенулась Желя и как будто обиделась, нахмуриваясь.
Светлело весной уже рано, до пробуждения всей избы оставалось еще некоторое время. Но выражение лиц уже отчетливо вырисовывалось в зеленых переливах первых лучей. Желя хмурилась все больше, а Котя бормотала неуверенно:
— Ну, ты должна была встретить юношу своего круга, ремесленника, может, ратника, выйти замуж и… Это неправильно!
Все не то! Все не о том! Она не хотела обижать подругу. Ведь ее собственное появление на свет кое-кто считал незаконным в деревне. Возможно, поэтому Котя заранее жалела несчастного ребенка Жели, которому уготовили почти такую же судьбу, только на княжьем дворе — чужак, иной. Впрочем, ему предстояло еще вырасти в тощем теле юной женщины.
— Ой, Котя, опять ты всех учишь, как жить, — обижалась Желя, голос ее делался противным. — Не скучно тебе самой-то? Ай-ай, и нечестно ты поступаешь! Нечестно!
— Почему нечестно? — подивилась Котя. Она ведь ни в чем не обманывала подругу, но та делала свои выводы:
— Ты ведь сама в день весны со своим кузнецом всю ночь миловалась. Думаешь, не видела я, что тебя не было? Все-то уж пришли, а мы с тобой на одной лавке спим. Вот тебя аккурат до рассвета и не было!
Котя нервно дернула плечами. Никогда бы ей не пришло в голову, что подруга заподозрила ее в чем-то предосудительном. Но теперь она понимала, что все выглядело именно так: пришлая парочка, кузнец и мастерица, пропали на целую ночь, а утром их видели вместе у ворот детинца. Котя поежилась от осознания того, что все вокруг, включая бабку Юрену, наверное, решили так же, как и Желя. В тот день они с Вен Ауром слишком устали, чтобы еще обдумывать, как смотрятся со стороны.
— Я не миловалась. Мы всю ночь… гуляли по городу, — неуверенно пробормотала Котя, но Желя только прыснула коротким смешком:
— А потом ты вернулась с синяками на шее. Вот и я с князем так же «гуляла», да не по городу, а по терему его. Вот и нагулялась…
Котя снова вздрогнула, почувствовав, как жар приливает к щекам. Она ведь не рассказала в избе прях, как получила эти синяки. И никто из них не предположил, что на шее остались отпечатки пальцев страшного существа из Хаоса. Генерал Моль… Моль… Это имя звучало проклятьем.
«Безопаснее нам с Вен Ауром сидеть по избам да кузницам», — подумала Котя, хотя понимала, что это лишь временная мера. Не всю же жизнь им таиться да хорониться по укромным местам. Как бы хотелось иметь свой дом, свою избу, подметать настоящий деревянный пол, растапливать расписную печь. Котя задремала от сладких грез, но теперь ее разбудил отдаленный стрекот крыльев, вернее, искаженная песня Генерала Моля. Ох, не следовало вспоминать о нем.
«Летает вокруг города, изверг!» — подумала Котя, прижимаясь плотнее к Желе, теперь уже ища у нее защиты, человеческого тепла. Подруга быстро простила Котю за резкие слова, чмокнула в щеку и, зарывшись в подушку, быстро заснула. Тем временем со стены детинца донеслись возгласы:
— К оружию, Хаос идет!
— Что случилось? Кто? Где? На нас уже напали?
Несколько мастериц вскочили, услышав опасные слова. Котя же сжалась на лавке и лишь уставилась в мутноватый квадратик окна.
— Лучники, лучники, в небо стреляют!
— Ой-ой, в кого это?
Женщины затолпились возле оконца, вскоре рама затерялась за завесой рубах и надетых в спешке сарафанов.
— Говорят, в чудище из Хаоса!
Какое-то время весь детинец охватило движение: снаружи доносился топот сапог, ржание коней, гиканье наездников, которые уносились за ворота. Кто-то командовал, обрывочно доносились распоряжения натягивать тетиву и пускать в небо горящую стрелу. Но их тут же отменяли, опасаясь за сохранность деревянного терема.
«Ох, чует нас по зову! Он знает, где мы!» — подумала Котя, натягивая одеяло на голову. Внезапно захотелось самой превратиться в маленькую девочку, незаметную и неслышную, как мышь, сжаться до крошечного зернышка, упасть в землю и прорасти могучим деревом, которому не страшны никакие насекомые. Но пространство вокруг резал скрежет крыльев, от него раскалывалась голова. Котя закрывала уши, поджимая ноги к груди. Наверняка Вен чувствовал себя не лучше. Звуки искаженной песни мешали думать, затопляя сердце невыразимым ужасом.
— Ушел? Вроде ушел… — переговаривались женщины, все еще толпясь у окна. Вскоре все стихло, больше ничего интересного для них не происходило, поэтому они, сонно позевывая, принялись за дела.
— Изловить бы его да в клетку для потехи, — пожимали плечами одни.
— Какая нам сейчас потеха? — обрывали их мрачно другие. И правда: веселье теперь считалось почти преступным. Отменили все народные гуляния, хотя обычно весной справляли множество праздников. Но теперь они принесли бы лишь гибельное расточительство. Впрочем, Котя и так считала, что уже никогда не будет радоваться, потому что ее сковывал ужас вновь попасться в загребущие лапы Генерала Моля.
— Страшно? Ты чего боишься? — донесся, как из-за стенки, голос Жели.
— Создание Хаоса, — честно призналась Котя. Все-таки много ей случалось лгать. Не имела права она других поучать. Пусть и научили ее в деревне не воровать, не лгать и не ложиться с мужчиной до освящения десятью духами. Но не всех запретов удавалось придерживаться, так уж складывалась жизнь. Желя нарушала свои, Котя — свои. Но весь день она мучительно думала, поглядывая на подругу: «Значит, за свою жену войну решил устроить, а у самого не вторая жена, да вторая… Но не жена. Ай, как бы духи не наказали всех нас за беззаконие князя!»
Так прошел еще один день в прядильне. Больше отравленная «песня» Генерала Моля не резала слух. Похоже, опытные лучники детинца отогнали его — жаль, не убили. Но сердце согревал неизменный мелодичный зов, который исходил от далекой кузницы. Вен Аур был жив и пребывал в добром здравии. Котя знала об этом без слов и встреч, хотя ей, конечно, не хватало прикосновений огрубевших мозолистых пальцев, сладости мягких губ, ласковых слов.
«У наших с Вен Ауром детей не будет такой же судьбы, как у меня! Никогда и ни за что!» — успокаивала себя Котя. Как же она надеялась, что после войны сбудется ее мечта. После! Все случится после. Война закончится. Пока что она казалась по-прежнему чем-то почти нереальным. Разве только вместо мяса все чаще давали пустую кашу, скот берегли и сгоняли в город. К тому же у ворот толпились оборванные крестьяне с остатками утвари и скудными пожитками. Сначала о них доходили слухи, потом в мастерской появилось две новые мастерицы.
— Я из Омутов… Ох, нет! Нет больше Омутов, — рассказывала одна, раздавленная и перепуганная. У нее война отняла мужа и сына, так общее горе сблизило ее с уже знакомой вдовой. Котя надеялась, что никто не спросит, знает ли она селянку, ведь она так всем и представлялась, будто пришла из Омутов.
«Как будто накликала на них злой рок своей ложью. Омуты… Омуты за моей деревней! Если войско идет по дороге. Нет, нет, не думай! Не думай, а то накличешь», — молча винила себя Котя, сжимая кулаки. Она не ощущала себя проклятой или приносящей неудачи. Все эти мрачные совпадения оставались не более чем совпадениями, к тому же владения Дождьзова были не столь обширны, как княжество Молниесвета. Но тем хуже: силы оказывались неравны.
— Где же князь наш, где же князь, — все чаще причитала Желя. Уже лето вступало в свои права, никто больше не носил тулупов и зипунов, а под сарафаном и тонкой рубахой у Жели начал просматриваться слегка выдающийся вперед живот. Котя временами косилась на него, как на еще одну замершую опасность. Ребенок и осада — очень плохое сочетание. А Желю к тому же все чаще мутило.
— Э-эх, говорила же я: брюхатые не нужны! Сонная ты муха! — понукала ее бабка Юрена, но сама же помогала ей, чем умела. Подносила настои трав, выводила на воздух. Желя лишь молча переносила все тычки и едкие замечания. Но ночью часто содрогалась от рыданий, прижимаясь к Коте:
