Элемента.N (СИ) - Лабрус Елена (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Ты обнаружил, Дэн! Ты! А не вы с Шейном. Шейн всегда был очень слабым азуром, его способности душил этот его пророческий ген. Он бы никогда не пробился сквозь мой блок, — заверил Франкин.
— Хорошо, я. Не важно. Но вы ведь прополоскали мозги не только бабке, бабка-то как раз выдержала, вы стёрли воспоминания Эмме. Вы совсем запутали её. Она не понимала кто она, как её зовут. Это так теперь проявляется отцовская любовь? – ни на секунду не позволял себя сбить с толку Дэн.
— Нет, мальчик мой! Когда я её нашёл, она уже была в таком плачевном состоянии. Она была не в себе ещё до того, как умерла. Я помогал ей. И было время, когда ей действительно становилось лучше. Но потом снова рецидив, и снова, и снова. Это было очень тяжёлое время для нас. И для меня, и для Шейна. Я знаю, он никогда не простит мне её смерть. Но я сам её себе никогда не прощу.
— И всё же вы боялись, что правда вылезет наружу. Про вас, про Сару, про Неразлучников. Что она вспомнит многое, услышит Шейна и вспомнит его. Вы заперли её в самой глухой комнате её памяти и не хотели, чтобы она когда-нибудь оттуда выбралась, — перебил его Дэн.
— И ты сам ответил на свой вопрос, — наклонившись к нему через стол, сказал Франкин.
Он решил проверить, опасен ли я для него – понял Дэн. Решил затеять этот разговор, чтобы узнать насколько много я знаю и что собираюсь делать с этим знанием.
— Вы рассказали о тайне Ордена не члену Ордена? – спросил Дэн.
Франкин улыбнулся.
— Нет, Даниэль Майер, Эмма была членом Ордена. А вот Шейн нет. Поэтому она знала о Неразлучниках, а он нет. И надеюсь, не знает до сих пор, — Франкин смотрел на него пристально.
— А то что? – воспринял это как угрозу Дэн, встал и наклонился над Магистром, — Снова попытаетесь вколоть мне своё чудодейственное снадобье? Уверен, это был неприкосновенный запас, который вы хранили ещё со времён дружбы с Шейном. Или просто проткнёте меня одной из ваших шпаг, граф Тоггенбургский?
Дэн покосился на стену с оружием.
Франкин отклонился на кресле и снова сложил перед собой ладони, не глядя на Дэна и сосредоточившись исключительно на своих руках.
— Если бы я хотел тебя убить, — наконец сказал он, — то уже сделал бы это. А раз не сделал, значит, не хотел.
— Или просто не смог? – разогнулся, отпуская стол, Дэн. — Магистр, Вы потеряли артефакт. По вашему приказу едва не убили Особенную, ту, которая родилась последней, и больше у нашего народа не будет ни одного шанса. Я сильно сомневаюсь в том, на чьей Вы стороне. Нам всё время твердят про каких-то неизвестных врагов, которые хотят того, чего не хотим мы. Они нам мешают, они хитрые и коварные, но, Магистр, не придумываете ли Вы их сами, этих тайных врагов Ордена, чтобы вести свою собственную игру?
Франкин выслушал его молча и удивительно спокойно.
— Хотел бы я сражаться с ветряными мельницами, как Дон Кихот, — сказал он, вставая, подходя и опираясь спиной на стол. — Только, знаешь, сражаться с невидимым врагом труднее, чем с очевидным. И худшее, что нам сейчас нужно, это – разногласия и недоверие в Ордене. Я не могу сказать тебе всего, Дэн Майер. Всего, что знаю сам. Ты пока не понимаешь элементарных вещей. Учись! Алекс надеется вырастить из тебя Командора, но кто знает, может быть, ты займёшь именно моё место. А на сегодня можешь быть свободен.
Он посмотрел на Дэна слишком убедительно. И Дэн молча кивнул и направился к двери. Он не станет проявлять неподчинение. В конце концов, он действительно знал ещё слишком мало. Хотя и твёрдо решил для себя, что глаз не спустит с этого доктора Франкенштейна.
— И ещё, — окликнул его в дверях магистр, — Мне жаль, что я не смог ответить на все твои вопросы, но обещаю, мы вернёмся к этому разговору. Вернёмся, когда ты будешь готов.
Дэн вышел от Магистра со странным чувством. Всегда, всю свою сознательную жизнь он принимал решения моментально. Именно зажатый в рамки времени, когда решать нужно здесь и сейчас, не раздумывая и не теряя ни секунды, он соображал лучше всего. Его не беспокоило, что он чего-то не знал, недооценил, не учёл – учесть всего невозможно, просчитать всё нереально. И он хватал ребёнка и бежал из-под покосившегося землетрясением дома, выворачивал руль в сторону и держал, понятия не имея какая из этих сторон — сторона заноса, отталкивался от обрыва и прыгал, не зная, приземлиться он в море или на острые камни далеко от линии прибоя. Правда, в последнем случае море действительно было далековато, но он успел выдохнуть за мгновенье до того, как упал. И никогда интуиция его не подводила. Он словно чувствовал, что будет через секунду после того как он что-то сделает, и просто делал. Но после того как он сказал Еве то, чего не должен был говорить, ему словно изменила его удача. Он ни в чём не был уверен, он начал бояться делать что-то не подумав, и первый раз за свою жизнь он решил, что к следующему разговору с Магистром он должен подготовиться. Подготовиться настолько тщательно, насколько сможет и даже лучше. И он посвятит этому все силы и время, что у него есть.
Физически он тоже чувствовал себя не в форме — он сто лет не был в спортзале, он забыл, когда брал в руки пневматическое ружье, он, наверно, подтянуться не сможет больше десяти раз. Но сейчас заходить в спортзал он не стал – были дела важнее. Хотя даже в них он был сегодня не уверен. Ему нужно было поговорить с Арсением, и он надеялся, что они вместе придумают как им исправить ситуацию, которая сложилась у них с Евой. И он должен был увидеть Еву. Просто увидеть. Хотя бы просто увидеть. И он никак не мог решить сначала ему нужно к Арсению или всё же к Еве. И ткнул в телефон наугад.
Гудки шли, но она не ответила. Опять не ответила. Как обычно, не ответила. Он хотел узнать у Арсения стоит ли ему к ней идти, но передумал.
— Ева, — позвал он, неловко переминаясь с ноги на ногу в её прихожей. — Ева! Ты дома?
И не дождавшись ответа, вошёл в комнату. И тут же замер на пороге. Он ожидал увидеть в её глазах всё что угодно — злость, ненависть, презрение, разочарование. И он упал бы на колени и молча слушал всё, что она скажет, лишь бы только слышать её голос. Но на то, что он увидел, он не знал, как реагировать.
Она стояла в дверях кухни, прижав к груди руки, и в глазах её был страх. Нет, не страх, ужас. Он шевельнулся, и она выставила вперёд руку, предостерегая его сделать ещё хоть один шаг ближе, и беззвучно открывала рот, словно разучилась говорить.
— С—стой! Стой, где стоишь! – наконец, заикаясь, сказала она, и рука её стряслась.
— Ева, это я, не бойся! – он поднял руки, словно она держала его на мушке. — Я клянусь, я не подойду к тебе ближе ни на один шаг, только выслушай меня, — сказал он как можно спокойнее.
Она опустила руку, но всё ещё часто дышала.
— Говори, что хотел и уходи, — сказала она, вжавшись в дверной косяк, словно он мог её защитить от того, чего она боялась.
И он не знал, что сказать, он забыл, что хотел сказать, он не мог вспомнить ни одной фразы, которые крутились у него в голове все бесконечные пять дней без неё. Он смотрел в её испуганные, но всё ещё такие любимые глаза и не видел ничего, что было в них ещё совсем недавно — теплоты, нежности, заботы, лукавых искорок и бесконечной как синее море, что плескалось в её глазах, любви. Страх, пустота и равнодушие.
Он сглотнул, словно у него пересохло во рту, но так и не проронил не звука. И хоть она заметно успокоилась, но пауза затягивалась.
— Я, — наконец сказал он, откашлявшись. — Извини, что напугал.
— Ничего, — сказала она, и переминаясь с ноги на ногу, от того, что ей было неловко, опустила руки. И только сейчас он заметил, что в руках у неё кухонное полотенце, а в квартире пахнет варёной курицей.
— Готовишь? – спросил он, показывая на полотенце, и улыбнулся.
— А, это? – она махнула полотенцем, и посмотрела на безымянный палец своей правой руки. — Феликс сварил бульон, но я решила его немного улучшить. Ну, знаешь, картошки там добавить, макарон. Люблю, чтобы было погуще.
