Три мести Киоре 2 (СИ) - Корнеева Наталия (читаем книги txt, fb2) 📗
— Я вас услышал.
Особняк графа Доран покинул мрачным.
Глава 13
— Ваше сиятельство, вам письмо, — дворецкий поднял выше поднос с конвертом.
— Спасибо… — она взяла его.
Плотная бумага, ее имя, но ни отправителя на белоснежной бумаге, ни оттиска личной печати на сургуче. Киоре поднялась в свою спальню, положила письмо на трюмо и отошла от него, разглядывая, как змею в траве.
Доран на службе, а Киоре уже неделю играет роль идеальной герцогини — посещает дорогие магазины, ездит на чаепития к Афранье, наносит светские визиты, молится в Догирах, к тому же ей, как новой хозяйке, требовалось учиться управлению домом герцога, и слуги уже не раз обращались к ней с вопросами…
Но это утро стало особенным. Киоре проснулась рано, еще до рассвета, и лежала в кровати, укрытая жарким одеялом. Нос немного замерз. С восходом солнца тьма в спальне сменилась густым полумраком, искажавшим очертания предметов — свет сквозь плотные шторы проникал едва-едва.
Киоре не услышала, как проснулись слуги и принялись за работу, не уловила никакого шума, когда должен быть собираться и уходить Доран — может быть, он и вовсе не приходил домой. Этой тишиной Киоре словно отрезало от внешнего мира.
И вот внешний мир вторгся, разбил тишину белым конвертом. Бумага показалась холодной, как могильная плита.
«Здравствуйте, ваше сиятельство. Не решившись беспокоить Вас лично, в тревоге написал я это письмо. Вы давно не посещали мой Догир. Когда мы верим, случаются чудеса, но, испытав счастье чуда, забывать о вере не стоит. Надеюсь, Вас эта беда не коснулась, и вера вашего сиятельства по-прежнему крепка.
Я ваш преданный друг, и в минуты грусти и сомнений Вы, как и раньше, без колебаний можете обратиться ко мне за поддержкой, советом либо утешением. Я жду вас в Догире, но и двери моего дома всегда открыты для вашего сиятельства. С уважением, л.»
Черные буквы красивым узором покрыли лист, на котором остались следы от стертых строчек, нарисованных карандашом. Киоре порвала письмо и обрывки бросила в камин в гостиной. Пламя поглотило клочки бумаги в мгновение ока, превратив их в серую золу.
«Мои новые обязанности ослепили меня, отвернув от веры. Я приду к вам этой ночью, но, прошу, распустите слуг — муж слишком меня ревнует, и о моем визите никто не должен узнать», — записку от любопытных взглядов скрепила капля воска, спаявшая края, и найденный дворецким мальчишка-посыльный вскоре мчался по улице с поручением в дом первосвященника.
— Ваше сиятельство, вам нездоровится? Вы бледны.
— Нет, — ответила она дворецкому. — Просто у меня какое-то тревожное предчувствие… Не забудьте подготовить всё к моему отъезду завтра.
— Его сиятельство просили передать, что не вернутся сегодня домой.
Дворецкий смотрел так, как смотрит ребенок на поругавшихся родителей. Решили ли слуги, что она провинилась перед герцогом и ее ссылают, решили ли что-то еще — плевать.
Герцогине суждено завтра умереть.
Как суждено умереть ночью первосвященнику.
Внутренний жар бросил в пот. Киоре не верилось, что скоро всё решится. Для нее, для того монаха из ее прошлого, для Файроша. А чуть погодя все решится и для убийцы ее отца.
Час мести, желанный и ожидаемый, наступил внезапно, бесповоротно и неотвратимо.
Пришло время.
Пусть боль пожрет тех, кто сделал больно ей. Око за око, зло за зло — так справедливо, так правильно.
Киоре достала из трюмо в спальне резную шкатулку. С щелчком открылось в ней потайное дно, где лежали письма первосвященника, похищенные Файрошем, черный флакон с ядом и серебряное кольцо с гравировкой.
«Позаботься, пожалуйста, о Тари. А это мой тебе подарок», — приколола она записку к письмам и положила их на стол Дорану. Киоре убедилась за проведенное в особняке время, что в кабинет герцога не ходят слуги и туда не пускают гостей, если Доран сам их не приведет.
День тянулся, день тащился, хоть она и занималась делами. Тари, заметив странные взгляды Киоре, но не понимая их причины, встревожилась, из-за чего стала суетлива.
Киоре следила за всеми часами — стрелки на них двигались так медленно, словно высшие силы давали ей шанс передумать, отказаться от мести.
«Ни за что!» — шептала Киоре, собирая вещи.
«Не отступлю!» — говорила она своему отражению, пока снимала лицо Нииры.
«Время пришло!» — твердила она, покидая под покровом ночи особняк Дорана и пробираясь в дом Нииры.
Черное платье с боковой шнуровкой сменило костюм воровки, черная вуаль закрыла голову и скрыла лицо и цвет волос. Мысли стучали в висках, сердце билось часто-часто, и она старалась дышать размеренней.
«Готово», — шепнула она. На бедре под юбкой — кинжал, обувь — удобная, без каблука, а за тугой манжетой платья спрятан плоский флакон яда.
Город светился, как Ройштален в праздник, Киоре нашла даже двуколку, которая довезла ее до дома первосвященника — на всю его громаду светилось лишь несколько окон.
Ее ждали.
Разумеется, первосвященник не отпустил всех — ее встретил монах и поклонился, он отвел Киоре наверх, в гостиную при спальне хозяина дома.
Дверь открылась бесшумно, и монах оставил Киоре на пороге.
— Вы перестарались, ваша светлость, — голос первосвященника звучал жестко. — Люди должны бояться и ненавидеть императора, а не ваших чудовищ! Усмирите их или уберите несколько тварей из города. Я четко объяснил вам, за что плачу!
— Вы объяснили всё предельно ясно, лао, — голос, тянувший слова, Киоре узнала сразу. — Но что поделать, я не властен над умами людей… Если вы так хотите, я заберу трёх химер, на свободе останется две. Вас устроит это?
— Да.
Киоре видела затылок первосвященника и голубоватые отсветы эстера, по которому он говорил с Соренором. Отсветы исчезли, а она вытерла вспотевшие ладони о юбку и, вдохнув поглубже, вошла.
От безвкусицы обстановки и обилия алых и бордовых тонов закружилась голова. Ее враг, ее кошмар тонул на диванчике среди подушек, расслабленный, сытый и довольный. В его руке качался бокал вина, на столике перед ним — полупустые тарелки закусок. Его лицо порочно, как всегда — как и в прошлом. Он нахмурился:
— Что за ужасный наряд на вас, гер…
— Т-с-с, не надо меня называть, — мягко попросила она, пальцем обведя линию губ мужчины и, когда он потянулся за ней, отпрянула. — Знаешь, я принесла тебе роскошный подарок, — промурлыкала она и достала из кармана платья кольцо с гравировкой.
— Это… оно? — он поставил бокал на столик, подался вперед, желая схватить украшение, но Киоре снова увернулась.
— Оно! Так выпьем же вина за это маленькое чудо? — попросила она.
Каприз был исполнен тотчас. Бордовая жидкость спиралью закрутилась в бокале. Он поставил бутылку, и тонкий палец с длинным ногтем провел по краю бокала. Киоре вздрогнула от звука.
— Откуда у тебя кольцо? — вопрос казался отголоском мерзкого звона, и Киоре скривилась под вуалью.
Первосвященник смотрел уже не ласково — подозрительно.
— Выкупила! Представляешь, зашла в одно место, а там — оно! — щебетала она. — Но какое это имеет значение? Я приехала к тебе…
Повторять не пришлось — он встал, приблизился к ней, навис, подавляя своим ростом. Первосвященника Киоре видела смутно, ярким пятном, стоявшим непозволительно близко. Киоре будто не была собой, словно наблюдала со стороны, как собственная рука проводит по мужской груди, как притягивает ее мужчина, желая поцеловать в губы, как она ловко подставляет ему шею, обхватывая руками его голову…
— Зачем тебе эта тряпка? — ворчит он, дергая вуаль, но Киоре удерживает ее.
— Подожди, я замерзла, а мое лицо от холода наверняка ужасно покраснело… Давай выпьем, краснота пройдет, и я сниму вуаль…
— Тогда сначала поцелуй…
Сложнее всего было отвернуться от рубиновой жидкости в бокале и, приподняв вуаль, дать поцеловать себя, при этом вытянуть пробку из флакона с ядом. Руки мужчины уже шарили по телу, вызывая дрожь отвращения, пробуждая страшные воспоминания о прошлом. Киоре вытянула руку, и капли яда из флакона упали в напиток, пустив круги по поверхности.
