Гордость, сила и зима: стирая границы (СИ) - "Неидеальная" (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗

А вот королева Виктория выглядела просто замечательно для своего возраста. Ей нельзя было дать на вид больше сорока лет, хотя в этом году отмечали ее пятьдесят пятый юбилей. Высокая, стройная, с безукоризненно прямой спиной, она возвышалась над подданными и скользила по лицам взглядом равнодушных зеленых глаз. Какие это глаза, они были так прекрасны, что за один взгляд не жалко и умереть. Но на лице королевы нельзя было прочитать никаких эмоций, только светский интерес, который на деле и гроша ломаного не стоил. Виктория Кэррол явно скучала на этой встрече. Или делала вид, что скучала, потому что иногда она позволяла себе одобрительные кивки, когда ее муж говорил особо душещипательные строки из своей речи.

Наследник престола разглядывал Филиппа Блейка с уважением, приправленным толикой зависти. Еще бы, они были ровесниками, но Блейк — уже король, а Эдвард Кэррол — пока только принц. Вряд ли принц Ронии желал смерти своему отцу, но, думаю, не отказался бы, если бы тот добровольно отрекся от короны в пользу сына. Кстати, принц Эдвард вел занимательную беседу с министром Бэконом. Столкнувшись со мной взглядом, сэр Бэкон как бы случайно дотронулся пальцем до подбородка, намекая, что наш негласный договор в силе. Рядом с этими двумя стояла девушка, беспечно обмахивавшаяся веером и изучавшая людей в зале. Выглядела она, как ожившая картинка из сказок о принцессах, наверное, потому что ей и была. Аннабель Кэррол внешне была очень похожа на своего старшего брата, если бы не разница в возрасте, то их легко можно принять за близнецов. Светлое платье, отделанное кружевами, делало принцессу похожей на облако или на пирожное, щедро украшенное кремом. Словно подтверждая последнюю мысль, желудок коротко проурчал, заставив Дика покоситься на меня, закатить глаза и произнести одними губами фразу: «Ты безнадежна».

А по обрывкам фраз становилось понятно, что скоро вся эта пытка речью подойдет к концу, потому что доносились слова «подпишем» и «очень рад». Мысленно я исполнила веселый танец и покосилась в сторону дверей. Но кое о чем я забыла: о том, что должно быть торжественное завершение, подводящее итоги этой встречи. Минус еще полчаса из жизни, которые растянулись на целую вечность для моего окончательно прилипшего к спине живота. И вот, когда уже произошло торжественное пожатие рук и целование ручек, когда уже всех оповестили о том, что вечером состоится бал в честь прибывших гостей, когда все уже практически рванули к дверям, король Филипп сделал жестом знак, что хочет еще что-то сказать. На какой-то момент мне даже почудился хоровой стон, но это было только разыгравшееся воображение, а вот вопрос нашего короля заставил меня всю обратиться в слух:

— Могу я узнать, какова судьба Эрвина Роуга?

О да, что стало с послом Ронии, который чуть было не устроил массовое отравление, интересовало всех, кто прибыл. Меня — особенно, как-никак, главная пострадавшая, хотелось какой-то моральной компенсации хотя бы.

— Он скончался, — неожиданно сказала королева Виктория низким, утробным голосом.

— Мир его праху, — без особого сожаления сказал Лекс так, чтобы его услышала только я.

— Сэр Роуг должен был отправиться на каторгу за то, что он сделал, — продолжила королева, задержавшись взглядом на мне, — но его нашли мертвым в камере.

Что ж, Роуг легко отделался, вряд ли бы его изнеженный дворцовыми прелестями организм выдержал испытание каторгой. Конечно, о мертвых либо хорошо, либо ничего, но только вот покойный Роуг был совсем уж мрачной и неприятной личностью. Наверное, все же нехорошо так ругать его, пусть даже и в мыслях, но, с другой стороны, я имела право испытывать неприязнь к послу. Так и достигнув равновесия между совестью и обидой за моральный ущерб, нанесенный несколько месяцев назад, я, подталкиваемая в спину Лексом, направилась к выходу.

А еще предстояло вытерпеть бал.

========== Глава двадцать седьмая, о винограде, сопении и бубенцах ==========

Мне всегда казалось, что танцующие пары рассказывают какую-то историю своими движениями. Полонез, например, представлялся разговором двух важных людей, которые только что заключили со всей помпезностью особенный договор. А менуэт навевал мысли о робком кавалере, который никак не может признаться в своих чувствах не менее робкой барышне. Осмотрев вальсирующие пары и отогнав мысли о хлопьях снега, я начала пробираться к столам с закусками. По пути еле увернулась от Дика, танцевавшего с какой-то привлекательной (еще бы, зная Дика) блондинкой, а потом чуть не налетела на короля Филиппа, который кружился в вальсе вместе с принцессой Аннабель. Девушка что-то увлеченно щебетала, а вот Блейк выглядел на редкость отстраненным, он вежливо кивал на фразы, но взгляд его был направлен как бы сквозь принцессу. И почему-то мне казалось, что мысленно он танцевал с Линдой Перевелл…

Взяв в руки гроздь винограда без косточек, я неторопливо отправляла ягоды в рот. Заметив, что руки мои заняты, усатый офицер поменял траекторию движения и оперативно пригласил на танец скучавшую неподалеку девушку. Единственная дама, заявившаяся на бал в штанах и сапогах, коей, собственно, я и являлась, вызвала нешуточный интерес. Невольно в голову приходили сравнения с диковинной птицей в клетке, на которую откровенно таращились. Периодически поступали приглашения потанцевать, на которые поступали вежливые до определенного момента отказы. Потом это уже порядком все надоело, поэтому пришлось вооружиться виноградом.

То, что будет организован бал, я подозревала, но намеренно не взяла платья, которое соответствовало бы случаю. Танцевать я умела, но не особо любила. Одно дело в свое удовольствие покружиться в вальсе, а другое — стоптать себе и оттоптать кавалерам ноги в опостылевших плясках. А официальной версией для моих боевых товарищей, которые позволили себе немного расслабиться, но все равно оставались настороже, было мое желание «неустанно нести свою службу». Хотя, возможно я бы и хотела потанцевать с кем-то особенным для себя, но все равно бы не смогла в этом признаться. Даже самой себе. Виноград в руке закончился, симпатичный рыжеволосый парень, завидев такое дело, рыпнулся в мою сторону. Но тут же был вынужден развернуться, потому что я приветливо помахала рукой с зажатым апельсином.

— Малышка, ты так всех кавалеров распугаешь, — материализовался рядом со мной Лекс в компании Чарльза Кристалла.

— Это я умею, — согласно кивнула я, снимая шкурку с апельсина. Сколько папиных кандидатов в мужья я успела отвадить до того, как вступила в орден — не сосчитать. Хотя, некоторые кадры были весьма забавными. Особенно тот мужчина, кажется, Тибальд Ройм, который постоянно рассказывал о смальте, кусочках, из которых складывалась мозаика. Помнится, однажды он взялся показывать мне эту смальту, хотя, компания ему явно не требовалась. Я вообще толком не поняла, зачем ему невеста, потому что влюблен сэр Ройм точно был в эти кусочки. Но, когда я заснула за просмотром, он почему-то обиделся и сказал, что я задела тонкие струны его души. В общем, той еще скрипкой был несостоявшийся женишок.

— Кстати, о тебе спрашивал Джереми Бэкон, — припомнил Чарли, принимая у меня треть апельсинчика.

— Надеюсь, ты сказал, что я провалилась. Или умерла.

— Что, не понравился мальчик? Мне тоже. Кстати, вон он, долго жить будет. У тебя секунда, чтобы скрыться.

Старательно смотря в сторону, я направилась в противоположный конец зала, обходя Джереми по максимальной амплитуде. Зал был просто огромен, чтобы пересечь его быстрым шагом понадобилось не меньше трех минут, а ведь еще надо не попадаться под ноги танцующим. Проходя мимо окон, высота которых равнялась высоте стен, я с грустью отметила, что никакого балкончика за ними нет. А жаль, это было бы очень кстати, потому что становилось достаточно душно. Сам бальный зал оказался очень похож на тот, что размешался в алийском дворце — просторный и светлый. Хрустальные люстры, заправленные магией, зрительно помогали сделать помещение еще больше, а каменный пол покрывали замысловатые узоры, в которых смутно угадывались очертания какого-то растения. Видимо, тот, кто расписывал пол, и сам не знал, какое растение он изобразил, потому что больше всего это напоминало смесь папоротника и подорожника, а цветы походили на пионы. Смутно так походили.