Цветок для короля (СИ) - Моран Маша (книга жизни .txt, .fb2) 📗

— Он единственный, кто хоть немного подходил. – Катарина не удержалась и прошлась пальцами по жестким ребрам, обтянутым гладкой кожей. – Ни у кого в крепости и близко нет такого потрясающего тела, как у вас. И такого роста.

Сунлинь вскинул бровь:

— Уж тебе-то об этом доподлинно известно. Всех перевидал?

Катарина ухмыльнулась:

— Я лекарь, Ваше Высочество.

— А еще – мой супруг. Тебе дозволено лечить только меня. – Сунлинь надавил на впадинку между ее ключиц.

— Пока мы здесь, я должен исполнять свой долг. Вашим личным лекарем пока может побыть несравненный Баи. – Катарина скривилась от отвращения, произнося имя соперника.

Сунлинь лишь усмехнулся:

— И ты позволишь ему прикасаться ко мне? Осматривать мое тело и исцелять мои хвори?

— Какое счастье, что вы совершенно здоровы.

— Но так может быть не всегда.

— Помолимся богам о благополучии наследного принца.

Сунлинь рассмеялся, чем безумно ее удивил. Оказывается, до этого она и не видела радостных улыбок на его красивом лице.

— Ты невыносим.

— Раньше нужно было думать об этом – когда брали меня в мужья, призвав в свидетели призраков. И связывали себя такими клятвами.

Неожиданно лицо принца стало серьезным. Накрыв ладонью ее щеку, Сунлинь нежно ее погладил и сжал, словно стремился сплавиться с ней кожей.

— Я люблю тебя, Рэйден. Я долго боролся с этим чувством. Упорно боролся. Но даже в мыслях я всегда проигрывал тебе. Стоило вспомнить твой голос, твои движения, то, как ты раздаешь приказы и споришь со мной, и я понимал, что любая борьба с тобой тщетна. Ты стал победителем в тот момент, когда я тебя увидел, такого красивого и смелого. Просто тогда я еще не знал, что покорился тебе.

Дыхание замерло в груди. Каждое слово принца было раскаленной стрелой, вонзающейся в ее бедное сердце.

— Дышать тяжело… – Она прижала ладонь к груди и рвано вдохнула. – Знаете, пока вы бродили неизвестно где, я постоянно думал о вас. Был уверен, что с ума сойду от всех этих мыслей. Засыпал с вашим письмом… Но теперь вы здесь, и знаете, что я решил?

Сунлинь пристально смотрел на нее, не перебивая и даже не моргая.

Катарина осмелилась продолжить:

— Долгое время я бежал. Бежал и искал свое место. Но теперь я решил остановиться… Мое место – подле вас. Именно этого я хочу более всего в жизни. У вас будет самый преданный слуга.

Сунлинь легко, едва касаясь, поцеловал ее губы:

— У меня достаточно слуг. Просто будь мне супругом. Навсегда моим. Навсегда со мной.

Настало время принести и ей клятву.

Одной рукой Катарина накрыла свое сердце, другой – его, гулко и быстро бьющееся.

— Я ваш, мой супруг. На всю вечность, какую только можно вообразить. В этой жизни. И во всех последующих. – Она подняла со смятого покрывала развязавшуюся ленту, которой Сунлинь соединял их руки, и обвязала вокруг своего запястья. – Теперь мы связаны и в жизни, и в смерти.

Сердце Сунлиня застучало еще быстрее. Он протянул руку, запутался пальцами в ее волосах, погладил плечи, спустился к груди. Катарина перехватила его ладонь и поцеловала тыльную сторону.

— Теперь на всю вечность вы привязаны ко мне.

Сунлинь кивнул:

— Я твой.

Катарина не смогла сдержать радостную улыбку:

— Всегда помните об этом. Тем более, за вами тут развернулась настоящая охота.

Сунлинь непонимающе нахмурился, и Катарина поспешила объяснить:

— Все дело в вашем двойнике. То есть… конечно, в вас и в вашем подвиге, когда генерал запер ворота, а вы всех спасли. Вы стали настоящим героем. И чтобы избежать недовольства людей генералу пришлось отпустить заключенных. Ну, тех, которые были вместе с вами. Теперь они у вашего двойника кто-то вроде личных солдат, но… Однажды я подслушал разговор генерала. Не знаю, с кем он это обсуждал, но сказал, что дальше так продолжаться не может. Я не совсем уверен, но, кажется, он готовит что-то против вас. Точнее, против вашей марионетки.

— Хватит рисковать своей жизнью. – Сунлинь притянул Катарину вплотную к себе. – Отныне ты постоянно должен быть подле меня.

— Вот еще! Так я не смогу узнать, что затевает эта парочка – генерал и Айми. Сегодня она мне сказала, что генерал Фао в ярости из-за нашего с Минэко представления во время праздника Зимней Ночи. Я не смог выдворить госпожу Лу, и теперь ее честь под угрозой из-за того, что происходило в лазарете. Но это лишь повод. Понятия не имею, за что генерал меня так ненавидит. Он невзлюбил меня, как только я пришел сюда… Ладно, это неважно. Вот, что вы еще должны знать: силы марионетки истощаются. Заклинания слабеют. Он может замолчать посреди разговора или неподвижно замереть. Да еще Дайске брякнул, что господин Ван болен. И раз об этом известно Айми, то известно и всей крепости. Больше ничего особенного и не происходило. Пару раз мы с Ясуо выбирались в деревню – ходили искать что-нибудь, что подсказало бы, как справиться с черными монахами. Но все бесполезно. Даже призраки оставляют следы! А после черных монахов – ничего. Они забрали все мертвые тела.

— Они вполне разумны. – Сунлинь удобнее сел, подоткнув подушки под спину и притянув Катарину в себе, устроил ее в кольце своих рук. – А раз так, значит, должен быть кто-то, кто руководит их действиями. Но в деревню ты больше не пойдешь. О чем ты вообще думал, отправляясь туда с Дайске? – Пальцы принца сжались на ее талии.

Катарина закатила глаза:

— В самом деле? Решили мне что-то запретить? Нужно было об этом думать, когда уходили отсюда и оставляли меня в одиночестве. Как-то же я жил до встречи с вами. И прекрасно справлялся.

По лицу Сунлиня расползлась коварная улыбка:

— Мне тоже интересно: как ты жил до встречи со мной? Почему это такая тайна?

Катарина прикусила язык. С ним она превращается в болтушку. Ничем не лучше Айми.

— Потому что знать все – неинтересно. Пока вам неизвестно, кто я и откуда, будете думать, что я особенный.

Сунлинь коснулся ее щеки теплыми губами:

— Маленький… хитрый… лекарь… – Он говорил и после каждого слова оставлял влажный опаляющий кожу поцелуй, от которого хотелось наброситься на него.

— Да-а-а… я именно такой… – Она потянулась к его шее, подобно умертвию присасываясь к чуточку шершавой коже, чтобы оставить на ней алые следы своих губ. Как тогда, когда он был опоен ее зельем. – А еще одержимый вами и развратный…