Матушка Готель - Подгорный Константин (читать книги онлайн полностью .txt) 📗

Теперь, чтобы попасть домой, оставалось просто идти прямо, через остров, на новый мост, тот самый, что упирался прямо в её крыльцо. Мост Сен-Мишель. И Готель улыбнулась, остановившись посреди моста, тому количеству упоминаний архангела, что обрушилось на её сознание за последнее время. Она даже повеселела от внезапной мысли, что могла бы предложить несчастным монахам в Мон Сен-Мишель свою лилию. Но на что она согласилась бы её поменять? И в следующую секунду её словно пронзило молнией, она схватилась за парапет в испуге не устоять на ногах, столь грандиозно и блестяще было её наваждение; она пыталась уложить в голове порядок того, на что осенило её разум, но так и вернулась домой с, бьющим в крови, фонтаном необъяснимого счастья, требующего непременного расклада и еще более желанного постижения.

Вот оно, упирающееся в её крыльцо знамение! Вот она, лежащая за опустевшим королевским дворцом перемена! Сердце Готель буквально разрывалось от необходимости поделиться своим внезапным откровением, а потому, едва закрыв за собой дверь, она снова выскочила на улицу и побежала, как только что пронзившая её молния, через мост Сен-Мишель и Мост менял; и, пожалуй, в этот момент она была самым счастливым менялой на этом мосту, а может и во всём Париже. Она практически потеряла дыхание, когда снова очутилась на могиле Клемана; она упала на колени и заплакала: "Я нашла, я нашла, - повторяла она, не в силах сама себе объяснить этого события, - я нашла это, мой любимый, милый Клеман". Она гладила своими тонкими пальцами его надгробие и благодарила в сердцах своего покойного мужа за верность и его любовь. За судьбу, что свела их, за его преданность ей и своему дому, за который он так самоотверженно держался и ни за что не хотел продавать, будто знал! Знал почему! Ведь именно из-за этой его любви, вернувшись много лет спустя в Париж, Готель поселилась не в своей "лиловой" от вьюна улице, а в их бывшей портной лавке на набережной. И лишь теперь, много лет спустя всё это, что так долго необъяснимо собиралось, копилось и росло, внезапно свершилось! Включилось в единый механизм!

Возвращаясь в город, Готель не покидало ощущение вернувшейся к ней жизни; той, которую много лет назад она променяла на жизнь вечную; той жизни, когда возникает непреодолимое желание планировать и загадывать. И теперь всё это виделось так складно и восхитительно, что её внутреннее ликование временами приостанавливалось страхом какой-либо случайной неосуществимости. Тогда Готель медлила и, прикоснувшись указательным пальцем к губам, перебирала мысли, поднимала взгляд к небу и, лишь когда по краю её губ снова пробегала улыбка, вновь приподнимала край платья и торопилась в город. Ей непременно хотелось явиться к королеве и рассказать о цветке, способном вернуть той силы. Но она сбавляла шаг, всякий раз решая просить её величество о ребенке; и лишь надеялась, что королева доверит своё чадо женщине, отказывающейся ради того от вечных лет молодости.

Сомнениями и надеждами она добралась до Моста менял и остановилась. Её сердце неудержимо рвалось дальше по каменистой набережной в замок, но разум охлаждал её стремления и наставлял вернуться домой, чтобы остынуть от волнения и подобрать необходимые слова прежде, чем ворваться переполняемой безумной радостью в покои мучающейся горем королевы.

- Вы весь вечер провели у окна, моя милая Готель, словно его вид открыл вам то, чего доселе в нем не было, - жаловался Эмерик.

Готель давно оставила светскую жизнь и вид Лувра её, естественно, не занимал. Но теперь, она ежечасно выглядывала в окно, и её взгляд скользил по Сене, омывающей вдалеке стены королевского замка. Оставшись без внимания, Эмерик сидел в стороне и рассказывал истории своих былых походов, которые захватывали его, как чужие. Он с грустью пытался принять тот факт, что его возлюбленная не видит в нем никого, кроме как редкого любовника, но мужественно гнал от себя мысли об её равнодушии, чаще списывая подобное её поведение на молодость лет. А потому он не удивился, когда та неожиданно сменила тему, но приятно удивился тому, что Готель заинтересовало его мнение.

- Вы были когда-нибудь в замке? - не отрывая взгляда от окна, спросила она

- В Лувре? - уточнил Эмерик и, увидев, как Готель кивнула в окно, продолжил, - нет, моя дорогая. Я предпочитаю не путать войну с политикой. Я воин, и для меня война - сражение, а не передел земель. Великие цели - удел королей, а вторгаться в их планы - дело неблагодарное.

"Сейчас он вспомнит о Жанне", - подумала Готель.

- Взять хотя бы Жанну, - незамедлительно выдал Эмерик.

Возможно, он был прав, рассудила Готель; и идти ко двору, не имея за спиной никакой защиты, было бы опасно. Что она могла предъявить? Фантастическую историю своего долголетия? И в лучшем случае её бы сочли сумасшедшей, а в худшем сожгли бы на костре, перед этим объявив её ведьмой и колдуньей, принимая во внимание, что столь дерзкое желание забрать у королевы ребенка, только подбросило бы туда дров; да и уж тем более, "святой девой" она никогда не была.

Готель решила, что настала пора Ордена оказать ей услугу, а потому, следующим утром отправилась в Нотр-Дам. Еще в Турине она почувствовала, как отличается её италийская душа от парижан, которые преклоняются перед величием Бога, в отличие от итальянцев, способных бросится на колени перед каждым невзрачным деревянным распятием на старой стене. И это самое величие во всей красе представлял Нотр-Дам.

Когда Готель покидала Париж, собор был большим, но теперь он был просто огромен. "Fluctuat nec mergitur"

[8]

, - проносилось в голове у Готель всякий раз, когда она смотрела на собор из своего окна. Он стоял на углу острова, как флагман, омываемый течением; с высокими башнями и яркими витражами; с вереницей царей, по одному на каждый день лунного месяца; с многочисленными горгульями, словно только что вышедшими из Сены на его защиту. Казалось, в нем стало бы места на целый город. Все стремились сюда, все стремились пройти через его порталы (Богородицы слева, Святой Анны справа, и портал Страшного суда посередине) и открыть для себя его великолепное внутреннее убранство. И хотя Готель никогда не считала себя суеверной, но в этот день она прошла через правый. Стрельчатые окна и своды отражали от себя звуки органа и многоголосье сочинений Абеляра. Готель слушала эти голоса и жалела, что сестра Элоиза не дожила до этой красоты, созданной еще при жизни её мужем.

Дойдя до середины собора, она поднялась витой лестницей на второй этаж, где вскоре нашла Дени Дю Мулeна.

- Доброго вам дня, ваше святейшество, - приклонила Готель голову.

- Доброго вам дня, милое дитя, - ответил епископ, - чем могу служить вам?

- Я пришла просить Орден оказать мне поддержку, но прежде я хотела бы осведомиться, могу ли я обратиться с подобной просьбой к аббату в Мон Сен-Мишель.

Дю Мулен сделал приглашающий жест, и, в ходе беседы, они прогулялись по верхним этажам собора, то скрываясь внутренними переходами, то наслаждаясь видами Парижа, открывающимися за парапетом балкона.

- Аббат Жан Гонo является прекрасным образцом нашего закрытого общества, и, я думаю, он со всем вниманием отнесется к даме Ордена, которому он также исправно служит, - согласно кивнул епископ и продолжил, - вот только, Нормандия всё еще стоит под натиском английской армии, а потому, простите за бестактность, мадмуазель, вы уверены, что ваше дело стоит такого риска?

- Я лишь могу сказать, что речь, в частности, идет и о здоровье королевы, монсеньор, - кратко ответила Готель.

- В таком случае, я истинно приклоняюсь перед вами, мадмуазель Сен-Клер, и пред вашим уважаемым родом, оказывающему Французскому королевству уже не первую услугу. И для меня было бы непростительным грехом не помочь вам в вашем высоком намерении. А потому, я подпишу вам прошение о встрече с аббатом, которое поможет вам избежать неприятностей со встречным караулом.