Матушка Готель - Подгорный Константин (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
X
Капитан французской гвардии Эмерик Бедоир был храбрым воином, пока дело не доходило до объяснений с противоречивой мадмуазель Сен-Клер, двадцати одного года отроду, жившей в доме двух этажей на левом брегу Сены. Этот мужчина имел вид по всей форме устрашающий, а его тело поистине являлось картой военных действий и подвигов, о каждом из которых гласил тот или иной шрам. Одним из них - на правом плече, он дорожил более остальных, поскольку тот, якобы, был приобретен им "в битве при Пате с Жанной". И пока Готель занималась благотворительностью, излечивая шрамы Парижа благими делами, как, впрочем, и в любое другое отсутствие возлюбленной, Эмерик послушно сидел на её крыльце и точил клинок, чем со временем создавал у соседей и прохожих впечатление присутствия на набережной оружейной мастерской.
- Я вас решительно не понимаю, - говорил он по её возвращении, - то вы теплы, щедры, а то бежите от меня, едва наступит день. Но более всего меня тревожит мысль, что моё израненное тело для вас гораздо лучше, чем моя душа. Я ожидал вас из Труа два дня, не покидая вашего крыльца.
- Входите же, - впускала его Готель, - но через час, любезный Эмерик, я ожидаю мадмуазель Сорель.
- Я бы желал быть с вами и после ночи, и вас оставить навсегда себе, - убежденно твердил он, - но вы совсем другая днём и вовсе не такая ночью, а вас обеих мне, видимо, застать никак не суждено.
- Ну, бросьте ж наводить тоску, мой друг, и приходите вечером. Я обещаю, что найду немного сил на ваши чувства, - заверила она и кротко поцеловала Эмерика в губы, который потом еще долго прощался, пока не застал в дверях юную Агнес.
Исполнив легкий книксен, покидающему Готель, кавалеру, девушка скользнула внутрь и спешно сбросила с головы, словно горящую солому, золотой атур.
- Эта мода скоро сведет меня с ума, - качая головой, проговорила она и перелила из кувшина в стакан немного холодной воды.
Это была ангельской красоты девушка. Фрейлина герцогини Анжуйской, "оставленная во Франции, как национальное достояние Валуа", а после приехавшая в освобожденный Париж, желая, тем самым, обезопасить себя от, ещё незавершенной на западе королевства, войны.
- Похоже, Эмерик не очень счастлив оказанным ему вниманием, - проговорила девушка, рассматривая свое новое платье.
- Я каждый раз, его встречая, боюсь, что он осмелиться просить моей руки.
- Почему?
Готель какое-то время, молча, смотрела на девушку, словно искала подходящего ответа, но, так и не найдя, как это объяснить, проговорила сухим голосом:
- Я просто не могу этого сделать.
- У вас такая ровная строчка, что можно подумать вы шьёте уже лет сто, - заметила Агнес.
"Триста, если быть точной", - подумала Готель, но лишь улыбнулась в ответ:
- Так вы уже видели Карла?
- Недолго, - ответила девушка, - я поспешила удалиться, лишь только он обнаружил свои намерения. Его жена сейчас больна, и я бы стала только мимолетным упоением для его праздных смятений, без уважения к красоте и имени моей души.
Готель едва зашнуровала корсет, как девушка в негодовании выгнула спину и попыталась набрать чуть больше воздуха в грудь:
- Это невозможно, - выдохнула она, ослабляя шнуровку.
- Но вырез слишком большой, - запротестовала портниха, - в подобном случае ваш вид сочтут за непристойность!
Агнес уселась на скамейку, в отчаянии, пытаясь заправить грудь в декольте:
- Он просит свидания, - обессилив, выдохнула она.
- Кто? - уточнила Готель.
- Карл, - снова попыталась вздохнуть девушка, - и я уж совершенно растеряна, ибо будь королева в состоянии ответить мне в конкуренции, это вышло бы мне лишь грехом, но пока она мучается своим недугом, я не знаю, что станет непростительнее: оставить без внимания короля, или столь низко переступить через её величество.
Готель воздержалась от советов, а девушка продолжила:
- При дворе говорят, что ночью слышно, как кричит от боли королева, а под её дверями один за другим дежурят лекари, да и те надеются на чудо. Каждый день из аббатства Мон Сен-Мишель ей присылают новые лекарства, но каждый день ей становится только хуже.
- А что в Мон Сен-Мишель? - спросила Готель.
- Чудо.
- Я никогда там не был, - отвечал на утро Эмерик, - но я достаточно слышал от Артура - коннетабля Франции, с которым мы вошли в Париж и который ныне сдерживает аббатство от окружения англичан.
В доказательство своих слов он показал шрам на левой руке, куда также настойчиво указывал пальцем, только как Готель туда не всматривалась, так ничего и не разглядела.
- Ученые монахи, - продолжал он, - собирают и растят в аббатстве лечебные травы, готовят настойки, целебные порошки и смеси, и, лишь опасаясь немилости короля, спаивают весь этот губительный сброд королеве, - затем он опустил обратно рукав и добавил, - вот только кричит она не от боли, а оттого, что теряет детей.
Это была правда. За последние несколько лет Мария Анжуйская потеряла Филиппа при рождении, затем пятилетнего Жака, год спустя годовалую Маргариту, следом Марию, а в этом году не рожденную Жанну.
- Кто он вам? - вмешался в мысли Готель Эмерик, на что та непонимающе повела взглядом, - полно, вы ходите к нему чуть ли не каждый день.
- Вы следите за мной?
- В том нет необходимости, моя прекрасная Готель. Я часто вижу вас в городе, и каждый раз у вас один и тот же маршрут.
"Один и тот же маршрут" начинался с крыльца и вёл через новый мост, выстроенный в аккурат напротив её дома. Париж изменился. Если раньше, чтобы попасть на центральный остров, следовало бы пройти до собора по набережной, то сейчас достаточно было ступить за порог и пересечь реку. И если раньше город можно было обойти за час, то теперь он требовал гораздо больше внимания к своей величественной архитектуре. Как, например, к базилике Сен-Шапель на территории бывшего королевского дворца, у которого Готель теперь поворачивала направо, к собору и, если не торопилась на службу, минуя очередной мост, оказывалась на рыночной площади, ныне Гревской, которую, в свою очередь, с исправным уважением мерила шагами неторопливо и наискось, и устремлялась вслед длинными улицами, уводящими её от Сены прочь.
Что влекло её? Готель сама искала на то ответ. Возможно, сестра Элоиза исполнила слова, подаренные на бракосочетание, некой, только ей ведомой магией, но каждый раз Готель не терпелось перечитать их снова, буква за буквой, удостовериться в их существовании, хоть даже призрачном, но не потерянном в орешнике, а вечном. "Во мне верность". Теперь это можно было прочитать только здесь, на могиле Клемана. Несколько дней назад она также стояла над Пьером и Элоизой. "Один и тот же маршрут". От могилы к могиле. Но стоя здесь, ей мечталось, что каждым своим визитом она отдавала пусть небольшую часть долга своей запоздалой верности; и думая о том, она неизменно приходила к мысли, что жизнь её, сколько бы еще долго не длилась, разменяна. Как и её душа, мечущаяся в поисках точек соприкосновения с прошлым, и которая уже никогда не получит того настоящего и живого, что в родные годы формировало её сущность с намерением к миру иному.
Был ли виноват в том Эмерик или её внутреннее состояние, только обратно она не пошла "тем же самым маршрутом"; не свернула на мост к собору, а медленно побрела по правому берегу Сены, всматриваясь в мощеную дорогу. Теперь он был везде. Булыжник. Париж менялся, и лишь Готель по привычке перебирала мостовую взглядом, будто пытаясь отыскать между камнями своё потерянное кольцо.
Наконец, она свернула на Мост менял, который тоже менялся, ибо, как говорили горожане, рушился прежде, перегруженный лавочками и торговцами, восстанавливался в новом обличии и снова обрастал желающими меняться людьми. Здесь всегда было шумно, и кипела жизнь. Каждый что-то предлагал и что-то брал взамен, и, видимо, был тем счастлив; это действо всегда напоминало Готель далекий праздник в Касселе.
