Невеста берсерка (СИ) - Федорова Екатерина (книги бесплатно без .TXT) 📗
И поскольку она, Забава, еще не знает языка, за столом ей лучше молчать. Держать спину прямо. Улыбаться, если все остальные начнут смеяться. Есть не спеша, красиво.
Забава кивала, запоминая. А в голове крутились слова бабки Малени — уж не жениться ли ярл собрался? На тебе?
Хоть бы Харальд, придя вечером, оставил бабку Маленю, чтобы поговорить, жарко молилась она. Ох, матушка-Мокошь, хоть бы…
Потом Рагнхильд с рабынями ушла за ужином, и Забава подумала — а не узнать ли у бабки Малени несколько слов? Чтобы потом спросить у Харальда самой? Даже начала подбирать, какие. Жениться, жена…
Но тут же опомнилась. Если он и впрямь решил ей такую честь оказать, пусть скажет об этом сам. А то нехорошо выйдет. Вроде как сама в жены напрашивается, осмелев до бесстыдства.
Может, он ничего такого и не хочет. А Рагнхильд те слова просто так сказала.
Забава вздохнула. Где она, и где он. Какая-то рабыня из чужих краев, и ярл. Для здешних мест — князь.
Точно, оговорилась беловолосая.
Шелка, думала Рагнхильд. Роскошные, красивые, из кладовой ее отца. И эта девка отказалась от пурпура, ткани истинно царственной, стоившей дороже всех — из-за ее редкого цвета.
Конечно, если бы рабыня явилась на пир в такой ткани, многие начали бы посмеиваться. Но девка выбрала темный шелк. Словно сообразила…
Хуже всего было то, что ткань рабыне оказалась к лицу. Подчеркивала тонкое — гибким деревцем — тело. Высвечивала белизну кожи, чуть что заливавшейся румянцем.
И пряди волос, обычно слабо золотившиеся, на темно-синем шелке наверняка заиграют чистым золотом. Особенно если их осветят десятки факелов, которые зажгут в главном зале для пира.
А шелк еще и льнул к ее телу. Темной водой тек по талии, по девичьим бедрам.
Ничего, молча сказала себе Рагнхильд. Пусть все идет, как идет, ей это пока на руку. Пока что нужно ждать, присматриваться и учить эту девку языку…
То, что в Йорингард кто-то прибыл, она поняла, когда вышла за ужином для Добавы. Крепость наполнилась голосами, по дорожкам там и тут ходили мужчины. Крепкие, плечистые — ветераны не одной битвы. Их было слишком много.
И от запыхавшихся кухонных рабынь Рагнхильд узнала, что в Йорингард прибыли родичи Харальда.
Вот и хорошо, подумала она. Посмотрим, как гордые — настолько гордые, что когда-то не пожелали знаться с самим Харальдом, считая его нагулянным ублюдком — родичи примут весть о его женитьбе на рабыне.
В свою опочивальню Харальд вернулся поздно вечером. Выгнал Рагнхильд, кивнул старухе, чтобы та осталась — и вывалил на постель золотые побрякушки.
Две броши, нашейную гривну, браслеты и пояс из золотых блях, усаженных жемчугом.
Бросил, глядя на Добаву:
— Завтра пир. Оденешь это. Это приказ.
Девчонка, выслушав старуху, тоже что-то сбивчиво сказала.
И Харальд ощутил, как внутри начинает просыпаться раздражение.
Все, что накопилось за этот день, пока он общался с родичами, разговаривал с ними на берегу и в главном зале, ходили, осматривая вместе драккары — все вдруг собралось и всплыло у него в душе, окрашивая опочивальню в едва заметные красноватые тона. Губы сами собой раздвинулись в оскале.
Старуха покосилась на него испуганно. И слова Добавы переводила с дрожью в голосе.
— Она говорит, что на пир придет еще рабыней. Потом… потом она наденет это золото, если ты этого хочешь. Но сейчас просит отменить приказ. Ни к чему, чтобы на нее смотрели. Взамен она сделает все, что ты хочешь.
Добава глянула умоляюще, шагнула к нему.
И вдруг обняла, спрятав лицо у него на груди.
Дуреха, подумал Харальд, чувствуя, как утихает раздражение — и исчезают красноватые тени перед глазами. Разве можно соваться к берсерку, когда он начинает скалить зубы?
Девчонка прижималась к нему щекой, макушка золотилась чуть ниже его плеч.
— Ладно, — согласился Харальд.
И махнул рукой, прогоняя старуху.
Потом одной рукой обнял Добаву, чтобы стояла так, как стоит. Другой рукой расстегнул на себе плащ, отшвырнул на сундук.
Она шевельнулась, запрокидывая лицо. Харальд тут же надавил ей на затылок, заставив снова прижаться к нему щекой. Постоял, поглаживая тонкую линию пробора — там, где она начиналась, в неглубокой впадине у шеи…
Подумал — завтра Добава наверняка сделает что-нибудь не так. Однако он это переживет. Те, кто брал с ним Йорингард, уже начали соображать, что ярл ценит девчонку не за гордо вскинутую голову и умело подобранные слова.
А остальным она покажется странной причудой странного ярла. Всего-навсего.
Лишь бы не сказала свое "приказываю". Губы Харальда дрогнули в усмешке.
Потом его взгляд наткнулся на золото, рассыпанное по кровати. Он хмыкнул. Добава упорно не желала надевать побрякушки. Откуда такая нелюбовь к желтым блестяшкам?
Или это следствие того, что она не ценит собственную жизнь? Зачем украшения той, кто не умеет им радоваться. А может, и никогда не умела…
Харальд разжал руки, отступил. Подцепил пальцем ворот рубахи сверху, выдохнул, глядя Добаве в глаза:
— Снимай.
Но на всякий случай еще и жестом показал — скидывай.
Сказанное Забава поняла.
Выхода не было. Обещала сделать все, что он захочет — вот и давай, расплачивайся.
Она набрала в грудь воздуха. Быстро, чтобы не передумать, скинула платье. Рубаху стянула с себя уже медленней.
Замерла под его взглядом, заливаясь румянцем.
Сам Харальд раздеваться не стал. Развернулся, подошел к кровати. Что-то приказал, глянув на нее. Забава узнала слово "иди".
И подошла, уговаривая себя — чего робеть-то? Ясно, что сейчас будет…
Харальд, не глядя, нагнулся, отловил на кровати пояс. Защелкнул его на талии Добавы.
Он оказался великоват. И тут же соскользнул ниже, на бедра. Тяжелая пряжка из двух блях свесилась вниз. Две драконьи морды, украшенные жемчугами, с шеями, свитыми в кольцо, придавили рыжевато-золотистые завитки под животом.
Харальд пальцами пригладил одну из морд. Оттуда ладонь сама соскользнула к поросли, над которой скалились драконы.
Он провел рукой по холмику, покрытому завитушками. Потянулся ниже, за границу, где начиналась мягкая, женская впадина.
Добава втянула воздух, задохнулась. Руки ее, до этого висевшие вдоль бедер, покорно, послушно, как и следовало сейчас, вскинулись. Уцепились за его запястье.
Харальд нетерпеливо мотнул головой, приказал, глянув в лицо девчонки:
— Нет.
И пальцами отловил маленький бугорок в ее впадине.
Она сглотнула, но руки опустила.
Бугорок играл под пальцами жемчужиной, таящейся в женской плоти. Харальд гладил его, касаясь едва-едва, время от времени заходя дальше и глубже, накрывая всю ее потаенку своей ладонью. Двумя пальцами оглаживал край входа. Смотрел, как Добава стоит перед ним — и задыхается. Смотрит умоляюще, а припухлые губы вздрагивают, хватают воздух…
Но как только она подалась к нему, убрал руку. Еще не время.
Потом наклонился. Подобрал браслеты, свитые из золотых стержней. Подхватил одну руку Добавы, натянул браслеты — и сдавил их, закрепляя на локте и запястье. Сделал то же самое с другой рукой.
Под конец Харальд одел ей на шею тяжелую, в два его пальца толщиной, гривну. Золото блеснуло, опускаясь на белую кожу, теперь красную от смущения.
И желания. В этом Харальд был уверен.
Броши цеплять было некуда, так что он просто отшвырнул их на один из сундуков. Шагнул назад, не отрывая от нее взгляда, торопливо содрал с себя одежду.
Его тело требовало ее. Мужское копье уже торчало вперед и вверх, налившись…
Но Харальд, сцепив зубы, все повторил. Снова шагнул к Добаве, погладил пряжку пояса — теперь уже с нажимом, вдавливая золотые бляхи в кожу трепыхнувшегося живота. Прошелся растопыренной пятерней по завиткам, забрался под них — и поймал кончиками пальцев бугорок. Гладил, перекатывая, заставляя вспухнуть жемчужиной. Тревожил вход, готовя для себя путь.
