Дом горячих сердец (ЛП) - Вильденштейн Оливия (лучшие книги TXT, FB2) 📗

ГЛАВА 36

Я опускаю руку вдоль своего тела и пристально смотрю на Лора, желая, чтобы он распался на пять воронов и улетел из моей комнаты.

Он этого не делает.

Чёрт бы его побрал.

Я закрываю глаза и представляю лицо моряка, а затем просовываю средний и указательный пальцы в свои кружевные трусики и прохожусь ими между ног. Я, кажется, не удовлетворяла себя уже много месяцев. Наверное, так и есть.

Я всё-таки была занята в эти последние несколько недель.

И у меня не очень хорошо это получается.

«Сосредоточься, Фэллон», — отчитываю я сама себя.

Я цепляюсь за образ Антони и заставляю его заполнить моё сознание.

— И не стесняйся подглядывать в моей голове, Морргот.

Что-то хрустит. Может быть, подлокотники кресла, в котором сидит Лоркан? А может быть, его шея?

Раздаётся звук раскалывающегося дерева. Значит, всё-таки кресло.

Я представляю Антони, который сидит на пирсе перед «Кубышкой», как он сидел там в ту ночь, когда предложил мне проследовать за ним в каюту его лодки. Задним умом я понимаю, что мне следовало принять его предложение. Это, вероятно, могло что-то изменить, но полагаю, что к лучшему. Тогда я не переспала бы с эгоистичным и лицемерным фейри.

Лицо Данте уничтожает всё тепло, что успело собраться у меня между ног.

Я снова представляю Антони, его голубые глаза, каштановые волосы и загорелую кожу. Я думаю о том, как он меня добивался, и как я противостояла ему, потому что была ослеплена любовью к этому дурацкому принцу.

Снова раскалывается дерево. Скорее всего, Лоркан проник мне в голову и недоволен теми образами, что я ему показываю.

— Жалеешь, что не сбежал, когда у тебя была такая возможность?

Я продолжаю работать пальцами, но никакое тепло не собирается у меня между ног. С таким же успехом я могла бы протирать грязные столы в «Кубышке».

Мои челюсти сжимаются так же крепко, как и моё сердце. Я пытаюсь в последний раз, но у меня перед глазами встаёт другое лицо — лицо с небольшой татуировкой в виде пера и слишком яркими глазами. Всё моё нутро начинает покалывать, каждый уголок моего тела нагревается.

И пока Лор не успел заметить, что я думаю о нём, я резко достаю руку из трусиков и поворачиваюсь на бок — в ту сторону, где не сидит Лор — и зарываюсь пылающими щеками в подушку.

Моя попытка помучить Короля воронов эпично провалилась. Единственный, кто тут сейчас мучается, это я. Ну, почему, чёрт побери, это показалось мне здравой идеей?

Кресло снова скрипит, но не так, как будто кто-то его ломает, а так… как будто кто-то встает. Ковер поглощает шаги Короля воронов, но в тишине своей комнаты я всё равно слышу, как он подходит ближе. А затем я его чувствую, хотя он меня не касается — ни своими тенями, ни плотью.

— Уходи, Лор. Я не в настроении ругаться.

Воздух приходит в движение, и я решаю, что он наконец-то меня послушался, но когда я приоткрываю глаза, я обнаруживаю, что он присел на корточки рядом со мной, а его золотые глаза смотрят в мои.

— Я тоже не в настроении ругаться, птичка.

Он протягивает руку и осторожно убирает прядь волос с моего лица, высвободив её из моих слипшихся ресниц.

— Пожалуйста, не надо.

— Что не надо?

— Не надо этого делать. Не надо гладить моё лицо, словно я какой-то ребёнок.

— Поверь мне, я совсем не так к тебе отношусь.

И почему он так сильно сбивает с толку? Почему я так сильно сбиваюсь столку каждый раз, когда он оказывается рядом?

Его холодные пальцы останавливаются рядом со складочкой моего уха.

— Фэллон, я…

Серия быстрых ударов в моё окно заставляет его раздраженно вздохнуть и пробормотать.

— Focá…

Он встает и оборачивает простыни вокруг моей тонкой сорочки. Я могла бы поблагодарить его за то, что он прикрыл меня, но стыд так сильно сдавил мне горло, что я не могу воспроизвести ни слова.

— Никуда не уходи.

Я не знаю, куда, по его мнению, я должна уйти. В постель к Антони? Если моё неудавшееся онанистское представление что-то и доказало, так это то, что я не просто так отказала этому мужчине, и дело было не в моей одержимости Данте.

Зрачки Лора сужаются, губы сжимаются. Я решаю, что он сейчас зарычит, как вдруг стук металла о стекло раздается вновь. Он обходит изножье кровати и резко раздвигает шторы.

Один из его воронов висит в воздухе. Лор отходит в сторону и кивает. Птица немедленно превращается в дым и просачивается сквозь закрытое окно, после чего превращается в женщину.

— Что случилось, Имоген?

Его голос звучит низко и резко, но это не та резкость, с которой он обращается ко мне. Вместо бархатистой хрипотцы, в тембре его голоса чувствуется тяжесть.

Имоген быстро произносит целую вереницу слов на их языке, которые ускользают от меня. Но что от меня не ускользает, так это реакция Лоркана на её слова.

Все его черты заостряются.

— Ты уверена?

— Tà, Mórrgaht.

На что она ответила «да»? Что случилось?

— Focà, — снова бормочет он.

Я приподнимаюсь.

— Что случилось?

Имоген бросает долгий и мучительный взгляд на мою сорочку. А что она надевает перед сном? Доспехи?

Лоркан переводит на меня взгляд, и в уголках его глаз появляются лёгкие складочки.

— Твоё желание исполнилось, Фэллон. Мне надо немедленно улетать.

Моё сердцебиение учащается, затем останавливается, снова учащается и снова останавливается. Я списываю его нерегулярный ритм на те нехорошие новости, которые принесла Имоген.

Лоркан, должно быть, приказал Имоген покинуть спальню, потому что она выходит в гостиную и закрывает дверь, а он плотно задёргивает шторы.

— Что случилось?

Он возвращается к кровати и садится на угол матраса.

— Пропали два ворона.

— Пропали? Где?

— В Неббе.

— Что они делали в Неббе?

— А как ты думаешь, что они делали в Неббе?

Я решаю, что это связано с тем вредным веществом, которое Пьер сбрасывает в море.

— Ты думаешь, что Пьер… обездвижил их?

— Чтобы это понять, мне надо лететь в Неббу, Фэллон. Чтобы почувствовать их местоположение. Но я сомневаюсь, что Пьер стал бы их протыкать или сажать в тюрьму. Ведь это было бы актом объявления войны.

— А то, что вы делаете в Неббе — не акт объявления войны?

— Мы не причиняем вреда фейри.

Он накрывает мою руку, которой я мучаю простыни.

И хотя единственное, что имеет значение, это новость о его пропавших солдатах, всё, на что я обращаю сейчас внимание — это его кожа. Она такая гладкая. Полная противоположность моей коже, на которой всё ещё сохранились следы многолетнего ручного труда.

Готова поспорить, что руки Алёны на ощупь, как шёлк. Я представляю, как она запускает их в его волосы, прямо как в моём сне, и стискиваю зубы, а затем пытаюсь высвободить свою руку из-под его руки прежде, чем он успеет почувствовать огрубевшую кожу моей ладони, но он крепко сжимает мою руку.

А затем он подносит её к своему лицу.

Я задерживаю дыхание, потому что не понимаю, что он делает.

А затем задерживаю его ещё раз, но по другой причине. Он носом проходится вдоль моего среднего пальца, которым я… я…

Когда он доходит до кончика, его глаза закрываются, и он делает глубокий и медленный вдох. И хотя это физически невозможно, мне кажется, что он только что высосал весь воздух из моих лёгких.

Когда его глаза открываются, его зрачки так сильно расширяются, что вокруг них остается лишь тонкое золотое кольцо. Он осторожно кладёт мою руку обратно на кровать.

И на этот раз дрожит уже его рука, а моя остаётся неподвижной.

— Держись подальше от Антони.

Это всё, что он говорит. Ни «пожалуйста». Ни объяснений, почему он хочет, чтобы я держалась подальше от моряка.

Я решаю, что всё дело в пророчестве, согласно которому я могу отклониться от пути, начертанному для меня Бронвен.

— Почему?

— Потому что моряк принесёт мне больше пользы в Люсе, чем на Шаббе.