Ты пойдешь со мной? (СИ) - "KesSaly" (мир книг txt) 📗
- В каком смысле называло?
- В прямом. Дерева уже нет. Осталась лишь его тень.
- Как такое может быть?
- Говорю же, не знаю. Ничего толком ничего не знаю, ни о нем, ни о том месте, откуда оно растет. Это, в общем-то, и не важно, ведь суть его осталась прежней - оно все еще исполняет желания. Все что захочешь, каким бы невероятным ни были твои фантазии, все можно осуществить. Но! Я хочу, чтобы ты поняла - это создание, в отличие от Творца, из ничего создавать не умеет. Не может заполнять пустоту. Оно способно трансформировать и менять. А за основу оно берет того, кто приходит к нему с просьбой.
- Как это?
- Очень просто. Что бы дать тебе желаемое, чем бы оно ни было, оно возьмет часть тебя и, изменив до неузнаваемости, вернет тебе, как исполненное желание. Именно из-за этого довольно трудно простому человеку понять, радоваться ему от того, что желание его исполнилось, или горевать. Теперь понятно?
- Нет.
- Например. Приходит мужик и просит сытости ему и его семье. Что даст ему дерево?
- Еды.
- Нет. Оно даст ему семена. А уж от мужика будет зависеть, посадит он их или нет, взойдут ли они, соберет ли он урожай. Но самое страшное, что дары этого дерева выглядят, как самостоятельное, законченное произведение, как то, чего и хотел человек, и наверное, поэтому из уст в уста передается вера, что дерево это бескорыстно и от всей своей темной сущности желает людям добра, - тут Великая как-то хмуро хихикнула, - Но, чтобы семена эти сделать, - продолжила она - оно берет, да и отнимает мизинец на левой ноге. В общем-то, что за беда, правда? Подумаешь, мизинец. Его функция для человека вообще сводится к тому, чтобы колотиться о тумбочки. Беда в том, что люди не знают, что для дерева мизинец левой ноги и сердце имеют совершенно равное значение. Оно ведь из другого мира, а там мерило всех ценностей совершенно другое, а потому сложно предугадать, что оно посчитает нужным забрать у тебя. А если учесть, что оно умеет забирать не только части тела, но и души... Ты можешь прийти к нему за возможностью любить, но при этом напрочь лишиться умения сопереживать, сочувствовать, не понимая, что любовь без сочувствия - это рабство для того, кто будет объектом этой любви. Это - страшная, несправедливая лотерея.
Мы замолчали. Мне было совершенно непонятно, зачем же люди приходят туда. Я задала этот вопрос Великой. Прежде, чем ответить, она очень долго думала, а когда заговорила, мне показалось, что вопрос этот окончательно ее расстроил.
- Я так понимаю, вопрос не в том, зачем, это и так ясно. Отчего не делают все сами?
Я кивнула.
- Ты права, многие делают это из собственной лени.
- Я этого не говорила.
- Это подразумевает твой вопрос, - она тяжело вздохнула. - Из лени, но не только физической, но и моральной. Не оттого, что невыполнимо, а оттого, что страшно брать на себя ответственность, жутко делать что-то совершенно новое. Кажется, что это невероятно просто - пришел, попросил, получил. Просто и легко. А главное, что все, что они делают собственными руками, всегда вызывает у них сомненья. Всегда, глядя на творение рук своих, человек спрашивает, а все ли правильно я сделал? А когда все сделали за тебя, таких вопросов не возникает. Но иногда лень человеческой души приобретает совсем другой оттенок - отчаянье. О, это самая коварная разновидность человеческой лени, - голос ее стал громче, но, похоже, что сама она этого не заметила, - А главная большая беда ее кроется в том, что она безумна. Отчаявшийся ничего не видит, ничего не замечает и не способен рассуждать. Но самое главное, что в отличие от обычной лени, тихой и скромной, этой - нужно действовать. - Великая говорила все быстрее, голос ее звенел и местами срывался. Говорила она так отчаянно, что, казалось, еще немного - и заплачет. - Бежать, лететь, совершать глупости, лезть на рожон. Заставить себя успокоиться умеет не каждый, и в этом - то и заключается суть - любое нежелание приструнить себя, обуздать свое сознание я называю ленью, и неважно, чего требует твоя лень - сесть и ничего не делать или бежать, сломя голову, не разбирая дороги. Нежелание взять себя в руки - есть лень человеческой души. Никогда, НИКОГДА не позволяй себе отчаиваться, - почти кричала она, - иначе можно наворотить такого... - она замолчала.
- Господи, Великая, так ты...
- Я была там! - вскрикнула она. Затем чуть тише, но так горько, что у меня комок встал в горле, добавила. - Я приходила к этому чертову дереву, и это безумное порождение чужой вселенной лишило меня возможности умирать!
- Но это же... хорошо?
- Жить вечно? Хорошо только на словах, и отлично смотрится в детских сказках, но на деле...
- Вы же говорили, что не помните, как стали бессмертной?
- Я что, первая, кто тебе соврал?
- Нет, к сожалению.
- И не последняя. Я прекрасно помню все, до каждой мелочи. Шел дождь, а тучи были такие низкие, тяжелые. Мокрые ботинки и одежду, прилипшую к телу. Помню гробовое молчание. Знаешь, там, на поляне, тихо, как в вакууме, даже мух не слышно, и ни одна птица не селится рядом с ним. И голос дерева, звучащий в моей голове, и мое согласие.
- Но зачем? Что Вам было нужно?
- Мне было столько же, сколько и тебе сейчас. Красотой Бог меня не наделил, особыми талантами - тоже, да и с обаянием у меня было туго.
- Ну?
- Что ну? Чего может хотеть молодая и некрасивая девчонка в двадцать два года?
- Мне девятнадцать вообще-то.
- Поздравляю, а выглядишь на двадцать два.
- Зато Вы прекрасно сохранились. Ну, так что это?
- Ну ты и балда. Влюбилась я. - сказала она так тихо, словно разговор этот выжал из нее все силы, и говорить ей больше не хотелось. - Не спрашивай больше об этом. Не хочу...
Мы замолчали, и в тишине я вспоминала маленького мальчика, который просил друга, а получил мышь. У меня не осталось сомнений, что Дерево бессовестно обкрадывало каждого, кто приходил к нему. По коже пробежал мерзкий холодок.
- Великая, а сам человек не может выбрать, чем пожертвовать?
- Не знаю. Видишь ли... - молчание, потом задумчивый и неуверенный голос. - Думаю, никому не приходило в голову договариваться о плате. Знаешь, по-моему, ты первый человек, которого осенило что-то подобное.
- Наверное, для этого я здесь, - и посмотрела вниз. Подо мной расстилалась зеленая пропасть, подняла голову - безоблачная синева без начала и конца. Великая была права, тут самое безопасное место на свете.
- Думаешь, есть на свете человек, для которого нет ничего важнее мизинца на левой ноге? - спросила я у нее.
- Думаю, есть, - она хихикнула. - Обязательно должен быть, иначе что же это за жизнь такая, где нет таких странных людей.
- Мне пора, Великая. Впереди долгий путь, и мне нужно идти.
- Идти? Зачем идти? Подай ка мне сюда те ягодки...
***
Под нами пролетали зеленые поля, сменяющиеся горными хребтами, пересеченные реками. Тут, наверху, намного холоднее. Я всем телом пыталась зарыться в длинную шерсть, которая почти целиком скрывала меня собой, но, к сожалению, совсем не грела. Водяной - животное хладнокровное, и от его тела исходил еле уловимый, но все-таки холод. И зачем ему такая длинная шерсть? Но его запах... Водяной ведь пах сиренью, и мне это безумно нравилось. Я вдыхала его аромат и никак не могла надышаться. И это при том, что обычно я не люблю сирень.
Трех ягод не хватило, и Великая, без тени сомнения, велела Водяному съесть остальные семь. Уже через несколько минут огромные лапы оторвались от земли. Я еле успела заскочить к нему на спину. Урчащий от восторга зверь инстинктивно повёл хвостом, и оказалось, что воздух подвластен ему не меньше, чем вода. И вот, загребая лапами и руля хвостом, огромное чудовище поднялось в воздух огромным пушистым дирижаблем.
Я завизжала от восторга. До чего же страшно! До чего же здорово! Будет возможность полетать на Водяном - никогда не отказывайте себе в этом удовольствии. На мой визг зверь улыбнулся своей самой очаровательной на свете улыбкой. Ветер летел нам навстречу, помогая, держа нас на весу, поднимая нас все выше. Над нами пролетали облака, и мне пришла в голову мысль зачерпнуть и положить себе кусочек облака в карман. Но потом я решила, что если оно превратится в тучку и польет дождем, будет не до смеха.
