Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

Он выпрямился по моему знаку, легко улыбнулся. Не так, как при Гариме. Теплей. И сам воин казался более открытым, чем прошедшим вечером. Это наблюдение смутило, я поспешно отвела глаза и обратилась к господину Мирсу.

— После вчерашнего разговора с вашим сыном и другими охранниками посольства у нас с госпожой Доверенной возник вопрос.

— Буду рад ответить, — господин Мирс заинтригованно гнул брови, но настороженным не выглядел. Я завидовала его спокойствию и, сцепив руки, чтобы скрыть дрожь, спросила:

— Кому вы проспорили тогда? Два года назад, когда ездили за мной в Сосновку?

— Господину Сфию. Главному посланнику Императора, — его голос не дрогнул, остался таким же ровным, но тема была воину явно неприятна.

— О чем был спор? — этот вопрос Ферас едва слышно задал одновременно со мной.

— Я не помню, — глухо ответил господин Мирс. — Я много раз пытался вспомнить, но без толку.

— А что вы помните? — настаивала я.

— Помню, как он пришел ко мне в этот кабинет. Как господин Сфий протянул мне красный деревянный футляр. Грубо сделанный, я об него порезался. Помню, что испачкал кровью свиток и признал поражение в споре.

Недолгую тишину нарушил сам господин Мирс. Он явно испытывал неловкость и старался ее скрыть за улыбкой и шуткой:

— Стыдно признавать, но я уже немолод. Память подводит.

Я отрицательно покачала головой, но заговорить не успела.

— Не подводит, отец, — тихо сказал Ферас. — Это сарехский ритуал подмены воспоминаний.

— Верно! — я была удивлена такими познаниями и не скрывала этого. — Но откуда вы это знаете?

— Я служил у принца Ахфара, когда он был наместником восточных земель. Вокруг было много сарехов, сарехских священников и сказаний, — по-деловому сухо ответил воин.

— «Был наместником»? — предчувствуя очередную смерть в императорской семье, уточнила я.

— Был, — мрачно подтвердил Ферас. — Он скончался больше года назад. Слабое сердце. Я думал, вы знаете.

Через минуту я поймала себя на том, что встала и подобно Гариме меряю шагами комнату, а мужчины безмолвно замерли в поклонах.

— Простите, задумалась, — покаялась я, чувствуя, как горят щеки. — Сомневаюсь, что у принца было слабое сердце. Не верится.

— После вашего недавнего предупреждения? — осторожно уточнил господин Мирс.

Я кивнула, заметила недоуменный взгляд Фераса, но пояснять ничего не стала. Не знала, как к этому отнесется Гарима.

— Мне нужно поговорить с господином Нагортом, а после с господином Сфием. Пожалуйста, господин Мирс, — попросила я, — устройте это как можно скорей.

— Разумеется, госпожа, — пообещал воин.

Я прогуливалась по гостевой части дворцового сада и ждала встречи с первым советником. Раздумывая о смерти принца Ахфара и о покушении на его брата, все больше склонялась к мысли, что и в том случае мужчину отравили. Ведь в итоге наместником стал угодный принцу Ясуфу, во всем послушный ему вельможа. На такого можно было списать совершенно все возможные огрехи. Смерть двоюродного брата принесла принцу Ясуфу власть, а ее он ценил. Это я отчетливо чувствовала в нем, как и способность к жестоким поступкам.

От размышлений отвлек странный шум, доносящийся с женской половины сада. Расслышав среди окриков звон клинков, я в ужасе припала к каменной решетке, разделяющей сад на части. Потребовалась пара мгновений, чтобы понять — бой был учебным. Значительно больше времени понадобилось, чтобы угомонить колотящееся сердце и успокоить дыхание. Из случайно смятого листа плюща на руку попал сок. Кожу щипало, и я прижала ладонь к холодному камню, наблюдая в небольшую ячейку за дерущимися.

Мужчина теснил женщину, чье лицо я разглядеть не могла. Ясно было лишь, что она еще молода. В их руках блестели клинки, оба действовали уверено, спокойно. Движения казались отточенными, хорошо отработанными. Я постепенно успокоилась и узнала принцессу Теллими. Ей, вопреки всем усилиям, не удалось победить. Но загнать себя в безвыходное положение она тоже не позволила — остановила бой. Мужчина тотчас склонился перед ней, а принцесса заговорила с удивительной для проигравшей благосклонностью.

Все еще сжимая в руке хищно блестящий сталью клинок, она поблагодарила учителя за проведенный урок. Я слушала ее хорошо поставленный голос, подмечала заученные интонации и поражалась несоответствию образа грозной воительницы ее имени, означавшему «нежная, ласковая». В тот момент мне казалось, что сильней ошибиться в дочери ее родители не могли. Гордая, временами заносчивая принцесса была проницательна и умна. Она умела настоять на своем, хорошо разбиралась в политике и была какой угодно, но только не нежной.

Абира уверяла, причина в том, что принцесса овдовела прежде, чем смогла зачать ребенка, а других мужчин к себе не подпускала. Гарима, пусть и считала высказывания сестры глупостью, так и не смогла внятно объяснить, почему Император не нашел дочери-вдове другого мужа. Учитывая ее возраст и положение, это было удивительно. Теперь, глядя на эту царственную молодую женщину, я считала, она ловко избегала брака.

В кабинете первого советника я уже бывала. Там знакомо пахло лавандой. В простенке между двумя окнами свисала курильница, тонкая струйка тяжелого дыма припадала к полу и будто очерчивала границу защиты вокруг господина Нагорта. Но он сам меня не опасался, был, как и подобает богобоязненному тарийцу, учтив и предупредителен.

То обстоятельство, что о разговоре попросила Забирающая, а не Доверенная, господин Нагорт считал странным, но тщательно это скрывал. Я пыталась взять себя в руки и не показывать волнения, но неизбывный вопрос «как бы поступила на моем месте Гарима?» мешал сосредоточиться. Впервые самостоятельно общаясь с сановником такого уровня, я чувствовала себя особенно неловко, будто хотела выдать себя за ту, кем не являлась, примеряла чужую роль. Наверное, поэтому память сохранила не выражение лица собеседника, а плотно облегающие предплечья светлые рукава, два золотых кольца с продолговатыми темными камнями. Советник носил их в знак траура по жене и дочери, матери наследника Императора.

Среди прочего мы говорили о принце Торонке, о принце Ахфаре и их отце. Хоть «слабое сердце» и считалось достоверной причиной гибели старшего из племянников Императора, господин Нагорт не мог вспомнить, чтобы принц Ахфар когда-либо жаловался на здоровье.

Мы обсудили сарехских священников и Сегериса Перейского, о котором первый советник был наслышан. Это меня обеспокоило, но, к счастью, тревога оказалась напрасной. Господин Нагорт знал сареха только как автора нескольких трактатов.

Мой интерес к принцу Ясуфу собеседнику не понравились. О возможной связи он не знал и удивлялся, не понимая течения моих мыслей. Поэтому осторожно задал пару вопросов, но ответов не получил. Гарима велела расспрашивать, а не рассказывать. Делиться сведениями, не посоветовавшись с Доверенной, я считала не просто глупым, но и опасным.

То, как господин Нагорт отзывался о принце Ясуфе, подводило к выводу, что между этими мужчинами была давняя неприязнь. Советник не любил жестоких людей, а принц все же оставался отражением своего отца. Более спокойным, сдержанным и уравновешенным, но все же продолжением покойного принца Фаида. Командующий установил в своей армии исключительно жесткие порядки, несколько раз лично бил плетьми своих слуг за мелкие провинности. Но не это господин Нагорт считал самым опасным.

Принц Ясуф всякий раз, когда бывал в Ратави, старался внести разлад между малолетним наследником и первым советником. Называл последнего слабым стариком, не способным к серьезным действиям. Это заметно злило господина Нагорта и не радовало Императора. Ему тоже не нравилась восприимчивость сына к словам племянника.

Надеясь сгладить возникшую неловкость и притупить настороженность, я завела разговор о принцессе Теллими и услышала неожиданное признание.

— Светлейший Император попросил дочь не обсуждать с принцем Будимом принца Ясуфа, — голос господина Нагорта звучал холодно и колко. — Принцесса не только во многом согласна с двоюродным братом, но и множество раз советовала принцу Будиму прислушиваться к словам дяди. Учитывая резкость суждений и спорность предлагаемых принцем Ясуфом решений, это может обернуться бедой.