Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария (книга регистрации .txt) 📗
— Уж если ты надумаешь нас удавить ночью, то какая разница, будем ли мы дрыхнуть вповалку или же в разных углах? — преувеличенно сварливо прошептала я, подвигаясь так, чтобы ему хватило места лечь рядом со мной.
Догорали последние плохонькие огарки на столах, жар в очаге бросал красноватые отблески на стены, а странные звуки пустошей, смутно слышимые в ночной тьме, невольно заставляли прятаться поглубже под толстое шерстяное одеяло. Согревшись, я окончательно обессилела, и уснула, уткнувшись носом в спину Хорвека.
Сон мой был настолько крепок, что громкие голоса и хохот сначала показались мне продолжением какого-то тревожного сновидения. Я приподнялась, сонно моргая и не понимая, отчего вдруг комната так ярко осветилась среди ночи, и кто все те люди, чьи тяжелые сапоги оглушительно топают по дощатому полу.
Хорвек, в отличие от меня, спросонья соображал куда быстрее, и потому сразу вполголоса выругался, завидев меховые плащи, грубые сапоги и многочисленное оружие ночных гостей.
«Разбойничье гнездо! Самое место для того, чтобы похваляться своим кошельком, Йель!» — мысленно взвыла я, толкая Харля, которого не сумели разбудить гам и топот.
— Ну, что за богатеи решили сегодня заглянуть к нам на огонек? — насмешливо пробасил кто-то, вызвав дружный хохот у остальных разбойников, и я признала в говорившем того самого постояльца в зеленом бархате. Теперь я ясно видела в его лице признаки злодейской натуры — черные глаза так и сверкали из-под низких бровей, подкрученные усы воинственно топорщились, а ухмылялся он точь-в-точь будто злой пес скалит зубы. Однако вовсе дурным человеком он не был — мне пришлось в этом убедиться почти сразу.
— Деньги у девчонки, мастер Глаас! — услышала я знакомый голос старика-хозяина: старый мошенник угодливо согнулся перед предводителем разбойников, торопясь услужить.
— Девка! — немедленно загалдели остальные злодеи, тыча в мою сторону пальцами, и от их перемигиваний щеки у меня тут же запылали, а лоб, напротив, покрылся холодной испариной. Но господин Глаас, важно усевшийся на лавку посреди комнаты, тут же резким окриком заставил притихнуть своих ребят.
— Угомонитесь! Девчонку без моего разрешения чтоб пальцем никто не трогал! А ну-ка, иди сюда, — поманил он меня, широко улыбаясь, словно при виде диковинной зверушки из бродячего балагана.
Я, затравленно оглянулась на Хорвека, но тот со вздохом промолвил:
— Говорил я, что на первую же потраченную из этого кошелька монету ты купишь отменную неприятность. Отдай ему деньги, ничего не поделаешь.
Неловко поднявшись, я подошла к главарю поближе. Хоть он обращался ко мне безо всякого уважения, однако злобы в его голосе я не расслышала, и оттого таращилась на господина Глааса с робкой надеждой. «Что, если он отпустит нас? — думала я, мысленно уже попрощавшись с кошельком. — Зачем мы разбойникам? Быть может, они не убьют нас… И мы пойдем своим путем, а они — своим».
Покорно протянув старому разбойнику кошелек, я вжала голову в плечи, не зная, чего ожидать. Тот знаком указал мне вернуться на прежнее место, а затем заглянул внутрь кошелька, присвистнул, подбрасывая монеты на ладони, и объявил:
— Что ж, нам свезло напоследок, братцы! Тут полно золотых полновесных крон! Клянусь кровью и пеплом, в наши лапы попались королевские родственнички, не иначе!
Последнее предположение изрядно повеселило разбойников: мы были оборваны как худшие из нищих, а исцарапанные лица и подавно не добавляли нам сходства с благородными людьми. Но не успела я подумать, что разбойники смилостивятся над теми, кто ушел по дороге жизненного везения недалеко от них самих, как господин Глаас, позволив своим людям насмеяться вволю, снова заговорил.
— Никак судьба подает нам знак и желает счастливого пути. Только вчера я говорил, что нужно податься на зимовье как можно раньше… Кругом недобрые знамения, кругом черные дела. Отправимся в дорогу завтра же утром!
Эти слова заметно обрадовали злодеев, а вот старик-хозяин, напротив, в беспокойстве забормотал:
— До настоящей зимы еще луна успеет смениться! Куда вам торопиться, братцы? Никогда вы еще не уходили на зимовье раньше Волчьего дня!
— Эй, Торок, какие мы тебе братцы?! — посуровел мастер Глаас. — Говори-говори, да не заговаривайся! Мы — вольный люд из славного края, и к пустоши этой треклятой гвоздями не прибиты. Это тебе судьба истлеть под здешним камнем, под безбожные завывания ночных духов, а наши кости будут лежать в доброй освященной землице. Получаешь пару серебряных монет за то, что посылаешь нам вести о новых гостях — и радуйся им, да скажи спасибо, что до сих пор твой дом не превратился в головешки.
Из презрительной речи этой я поняла, что хозяин постоялого двора не раз отдавал своих постояльцев на поживу пришлым грабителям, за то получая скромную награду. Однако ровней его себе лихие люди не считали, и по гримасе, которая исказила сморщенное лицо Торока, было видно, что на душе у него давно копится обида на зазнавшихся подельников.
— Ладно-ладно, — забормотал он, улыбаясь одновременно заискивающе и недобро. — В братья я вам не гожусь, однако если по ваши души сюда придут люди короля, то я буду болтаться в петле рядом с вами, мастер Глаас, нравится вам это или нет.
— Люди короля! — воскликнул Глаас, хлопнув ладонью себя по колену. — И в былые времена никто из людей вашего короля не совался на Сольгерово поле, а следующей весной, помяни мое слово, Торок, я со своими людьми пойду в земли герцога Таммельнского и соберу там столько оброка, сколько выдержат наши повозки! Если переживешь эту зиму, то непременно узнаешь, как славно я пощипал перышки Его Светлости. В эти земли пришел упадок, а там, где вода замутилась — ловить рыбу проще всего.
— Так отчего же вы уходите так скоро, мастер Глаас? — не удержался старый Торок. — Сами говорите, что пустоши наши надежно прячут вас от королевских слуг и от воли герцога Таммельнского. Отчего бы вам не относиться с почтением к здешним камням, столько раз укрывавшим вас в плохие времена? Право слово, лежать под одним из них — ничуть не хуже, чем гнить где-то на тесном городском кладбище, а вой духов для покойника ничем не отличается от звона храмового колокола…
Нахальство старика заставило заворчать разбойников, вольготно расположившихся по лавкам, и в Торока полетело сразу несколько кружек. Я от страха зажмурилась и прижалась к Хорвеку, который словно окаменел — за все это время он не издал ни звука, с мрачным достоинством приняв происходящее как данность. С другой стороны к нему приник Харль, от страха сопящий с громким присвистом.
— Проклятый старик, научился от здешней нечисти предвещать смерть! — раздавались грубые выкрики. — Укоротить ему язык! А до того — пусть скажет, где припрятал горшок с монетами! Наверняка делился с нами не всем, что находил при своих постояльцах!
Старый Торок, поняв, что рассердил грабителей всерьез, согнулся в три погибели и приник к ногам главаря, визгливо прося прощения. Господин Глаас, выждав пару минут, приказал своим ребятам утихнуть.
— Если я до сих пор жив, Торок, — произнес он веско, — то только потому, что жадность никогда не застит мне глаза, в отличие от тебя. Ты так желаешь получить от меня до зимы хотя бы еще пару-тройку монет, что не чуешь беды, стоящей у порога.
— О какой беде вы толкуете, мастер Глаас? — заискивающе спросил Торок. — Духи нынче беснуются, и ночные плакальщицы воют громче обычного, но мало ли что взбредет в ум нечистой силе?..
— Нечистая сила не тревожится попусту, — ответил на это Глаас, помрачнев из-за какого-то воспоминания. — Ты видел, какая туча стояла сегодня днем над Урраским холмом, где Троепалая сосна? Это было колдовство — уж мне ли не догадаться… В наших местах еще свежа память о проделках королевы-ведьмы. Дед рассказывал мне, как она насылала страшные грозы на врага, и, провалиться мне на этом самом месте, сегодня кто-то вновь наколдовал такую грозу!
— Мало ли какая непогода случается, мастер Глаас… — опасливо, но упрямо возразил старик. — В наших краях иной раз дождь сменяется солнцем по три раза на день…
