Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ) - Южная Влада (читаем книги TXT) 📗
— Так мы и погрустыли, — похлопала она ресницами и отряхнула испачканные в земле руки, — ты, правдачи, не очень, но это потому что чрезчур благородный и ничаво не понимаешь. Не беда, научишься. А сюда я прихожу крыжовник есть.
Она деловито шмыгнула вперед по заросшим тропинкам, уверенно лавируя среди низеньких побитых непогодой памятников, и Крису не оставалось ничего, как пойти за ней. По левую руку от него открывался вид на реку, оттуда приносил свежесть влажный ветерок. Трещали цикады, и в унисон им Ласка ломилась по сухим веткам, как медведь.
Крису подумалось, что после таких прогулок на ее лодыжках добавится еще больше царапин, и он усмехнулся.
В дальнем конце семетерия, у самой горы, они наткнулись на статую еще одного святого. Белый мрамор ее посерел от времени и отсутствия ухода, а бурелом окружал постамент. Мужчина с косматой короткой бородой был одет в рыбацкий плащ и держал в высоко поднятой руке каменный фонарь, напряженно вглядываясь вдаль поверх голов Криса и Ласки. Святой Игнатий считался покровителем мертвых душ, он встречал их на выходе из тела и провожал до могил, чтобы там они обрели покой. Поговаривали, что если ночью бродить по семетерию, то можно разглядеть свет его фонаря — и после этого навеки сойти с ума и ослепнуть.
— В него тоже грязью кинешь? — спросил у Ласки Крис.
— Нет. Ты что? — возмутилась она. — Это ж наш. Это свой. Святый Игнатый был разбойныком, ты не знал? Но разбойнык он был хорошый и добрый и до сих пор держит свой плащ над нами, чтобы служивые псы путались в наших коридорах и не могли угнаться за нами. Он нам помогает.
Ласка вдруг выудила из сумки кусок засахаренного яблока и пакет и благоговейно положила на постамент к ногам сердитого изваяния, будто бы на тарелочке.
— Разве разбойник может быть святым? — усомнился Крис. — Он был просто могильщиком всю свою жизнь и после смерти им же и остался.
— Чрезчур ты благородный, чтоб понимати, — Ласка даже ногой топнула. — Видишь, он стоит тут сам, а не со всеми? Его изгнали, как и нас. Зато теперича он свободен.
Крис хотел поинтересоваться, как она может верить даже в разбойника-святого, если свободный народ вообще не верит ни во что, но тут рыжая подхватила подол платья и стянула через голову, оставшись в нижнем белье. От этого зрелища у него дух захватило и все мысли вылетели из головы.
— Ну чего рот раззявил? — скептически покачала Ласка головой и накинула свое зеленое платье на фонарь Игнатия. — Раздевайси, если хошь. Там колючки.
Она спрятала сумку под большой камень, а волосы скрутила в узел и затем отважно полезла в еще более густой бурелом.
— Ты уверена… — начал он, а в ответ через хруст веток донесся ее голосок:
— Крыжовник вку-у-усный.
Лезть за ней голым Крис посчитал глупостью, но вскоре пожалел о своем решении, так как колючки оказались еще более приставучими, чем рыжая шмакодявка, и хватали его за одежду там и сям. Все же ему удалось пробраться через заросли. Ласка уже взбиралась на сыпучий холм с той же ловкостью, как лазала по стволам деревьев. Подъем казался непреодолимым, и Крис пару раз едва не срывался вниз, поэтому догнал ее гораздо позже, когда она уже сидела на земляном карнизе посреди горы, болтала ногами и обдирала с ближайших кустов крыжовник.
— Садися, — Ласка подвинулась и гостеприимно похлопала ладошкой по траве рядом с собой. Места тут как раз хватало для обоих.
Когда он сел, она без спроса запихнула ему в рот пригоршню терпких, немытых, лопающихся соком на языке ягод. С высоты открывался красивый вид на реку, город на другом берегу казался игрушечным. Ветер здесь дул сильнее, и жара практически не ощущалась, а по небу плыли белые пушистые облака.
— Ты знаешь, что этот крыжовник вырос из мертвых людей? — проворчал Крис, когда проглотил свое угощение. Теперь его одежда выглядела гораздо более потрепанной и грязной, чем у нее, а вид ее тела мешал ему трезво мыслить.
— Как? — испугалась Ласка.
— А вот так. Корни берут питание из земли, а в земле лежат те, кого кладут в семетерий. В школе учить надо.
— А-а-а, — протянула она и махнула рукой, — так мы высоко. Не достануть твои корни. Да ешь, ешь, не стесняйси. А я и без школы все, что надобно, знаю.
Оказалось, что крыжовник с его кисловатым соком неплохо утоляет жажду, и Крис поел. Потом они сидели рядом, плечом к плечу, болтали ногами и смотрели на реку.
— А ты знаешь стихи? — спросила вдруг Ласка.
Крис знал. Удивляясь сам себе, он прочитал ей по памяти "Когда твоей руки касаюсь нежно", "Прекрасная лаэрда", "Как по весне бегут все реки" и прочую ерунду, которой ему забивала голову в школе майстра Ирис на уроках изящной словесности. Тогда он ненавидел вредную преподавательницу и стихи учил из-под палки, а теперь вдруг даже порадовался, что делал это, потому что глаза у Ласки стали сиять, как два больших голубых солнца, и в них появилось восхищение.
— А я тоже стихи знаю, — призналась она, — но все они про хрен.
И она прочитала ему свои стихи про хрен и некоторые другие органы. Они были короче, чем те, которые знал Крис, и гораздо проще по смыслу.
— Твои стихи лучше, — вздохнул он, а она так засмеялась, что чуть не свалилась с карниза, и ее едва удалось подхватить.
Потом Ласка вдруг повернулась и погладила его по щеке своими пахнущими землей и крыжовником пальцами. Над их головами солнце уходило за гору, а река у ног потихоньку впитывала вечерние тени. Эти же тени легли и на ее лицо, подчеркивая чистые линии, и она снова из обычной девчонки превратилась в красавицу.
— А правдачи, что благородный лаэрд всегда остаетися невинным до свадьбы со своей лаэрдой? — тихо спросила она и больше не улыбалась.
У Криса пересохло в горле: ее пальцы оказались ласковыми. Такими ласковыми, что он раньше и представить не мог. И голос у нее стал другой, тоже ласковый. И имя ей удивительно шло сейчас: Ласка.
— Нет, — выдавил он.
— Хорошо, — сказала она и прижалась к его рту губами.
Поначалу их поцелуй вышел скомканным, но потом дело пошло на лад, и вскоре они сами не заметили, как на небо выкатились первые звезды.
— Ты чрезчур благородный, — хихикнула Ласка, отстраняясь и облизывая свои припухшие губы, — но быстро учишься. Ты можешь стать свободным.
Она взяла его за руку и положила ладонь себе на грудь.
— Здесь можно трогать.
Крис не только трогал, он целовал и тискал ее женское богатство, а она вздыхала и тихонько постанывала под его напором. Он старался доставить ей удовольствие, попутно представляя, что с нонной ему делать этого бы не пришлось. Нонны другие, они существуют, чтобы самим доставлять мужчинам удовольствие. Но эта рыжая девчонка мягкая и ласковая, она пахнет крыжовником и землей, яблоками и грязью, и делает с ним что-то такое, отчего рассудок отключается напрочь.
— Вот видишь, не отбила насовсем, — сообщила Ласка, когда потрогала, каким твердым он стал, — а ты боялси.
Она легла на спину, каким-то чудом уместившись на карнизе, окруженном колючими зарослями крыжовника, и посмотрела на Криса с затаенным предвкушением в глазах.
— А я рада, что ты меня выбрал. Я тоже тебя выбрала. Сама.
Крис на секунду застыл в растерянности над ней. Должен ли он и дальше действовать так, как надо вести себя с ноннами? Или с дикарками из свободного народа это происходит как-то иначе? Все его знания сводились к историям, услышанным от друзей.
— А ты протираешь себя розовой водой после каждого мужчины? — зачем-то уточнил он.
— После каждыго? — ее глаза распахнулись, и в их глубине вспыхнул прежний, презрительный огонек. — После каждыго?
Она оттолкнула его и стукнула кулаком в челюсть, а затем в живот. Крис охнул и согнулся, а рыжая скользнула через него прочь с карниза.
— Я — свободная женщина, — яростно прошипела она напоследок, — а не давалка.
Не успел он опомниться, как Ласка скатилась с горы вниз и исчезла. Челюсть у Криса ныла, и живот — тоже, но все-таки это было лучше, чем получать между ног. Он рассеянно поглядел на реку, подумал о своем доме, оставшемся далеко на том берегу, похлопал себя по карманам, проверяя содержимое: там оказалось совершенно пусто.
