Десять тысяч небес над тобой (ЛП) - Грэй Клаудия (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

Но теперь я в теле, которое стало тяжелее. Какая-то часть веса у меня в груди, должно быть, она выросла на размер. У меня обострённое обоняние и меня тошнит без причины.

Три месяца назад я спала с Лейтенантом Марковым.

О Боже. Я беременна.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 20

Я не могу быть беременной. Не могу.

Я сижу на кровати, взяв голову в руки, пытаясь убедить себя, что это не так. Может быть, у меня ПМС. Это объясняет выросшую грудь и округлившийся живот. Но моё тело никогда так не реагировало. По большей части я просто становлюсь более нервной и начинаю плакать по каждому поводу. Может быть, у меня желудочный грипп. Это бы объяснило, почему меня тошнит. Но люди обычно не набирают вес с гриппом?

Все мои отрицания безуспешны. Правда несомненная даже не на уровне логики и эмоций. Тело говорит мне что-то, что перевешивает всё, что может сказать мозг. Я беременна, по-настоящему.

Я медленно кладу руку поверх живота. Нет, у меня ещё нет животика, но вес, набранный в этой области, кажется… основательным. Твёрдость, которая не может быть просто жиром. Я не чувствую, как ребёнок двигается, но может быть, ещё слишком рано.

Кто-нибудь знает, что у мня будет ребёнок? Нет, они не могут. Доктор Нильссон спросила бы меня, что я об этом думаю. Царь? Я содрогаюсь при мысли. Он вероятно запер бы меня в монастыре, если не в тюрьме.

Я в ужасе, потому что это не моё тело. Я сделала это с Великой княжной Маргаритой. Я приняла решение, я спала с Полом, и теперь…

Как самоуверенна я была, говоря Тео, как сильно мы старались правильно вести себя внутри других своих воплощений. Я забрала больше, чем первую ночь этой Маргарет с мужчиной, которого она любила, я забрала у неё возможность выбора.

Как бы плохо для меня ни было забеременеть в восемнадцать лет, для Великой Княжны это было в десять тысяч раз хуже. Общество верит в девственность до брака, для женщин, по крайней мере, потому что у них вместе с технологиями девятнадцатого века всё ещё мораль девятнадцатого века. И Царь хотел, чтобы я вышла замуж за принца Уэльского!

«Вы уже в опасности из-за меня», прошептал мне лейтенант Марков в ту ночь, когда мы лежали вместе в постели. Он понимал это общество, он понимал риск. И у него был здравый смысл, чтобы волноваться о последствиях.

Нет, это я была беспечной. И это последствия.

Я падаю обратно на кровать, крепко зажмурившись, чтобы сдержать слёзы. Но моё раскаяние слишком глубоко для того, чтобы об этом плакать. Я ничего не могу сделать, чтобы ей помочь. Ничего. Мне придётся предполагать, что она не хочет прерывать беременность, потому что безусловно она бы уже это сделала, если бы могла.

Должно быть, поэтому Великая Княжна приехала в Париж. Она знала, что у неё неприятности, так что она убежала через Европу. Очевидно, ей нужно было выбраться из России прежде, чем беременность стала бы заметной, прежде чем Царь или двор мог бы догадаться, что произошло. Когда король Англии узнал, что Великая Княжна не совсем в здравом уме, помолвку отменят задолго до того, как правда выплывет на поверхность и это даст ей какое-то время.

Великая Княжна умнее меня.

Я кладу руку на живот, всё ещё пытаясь убедить себя, что там ребёнок. Ребёнок Пола. Мой и Пола, общий.

В тот вечер, когда мои родители подали мне плохой пример по поводу того, что мы с Полом должны быть вместе, мама сказала мне, что настоящая причина того, что нам пока не стоит заводить ребёнка по причинам, не связанным с образованием или карьерой, как бы важно это ни было. Когда у тебя с кем-то есть ребёнок, вы связаны навечно. Это может быть прекрасно и чудесно, но это ещё и тяжёлый груз, зная, что твоя жизнь переплетена с жизнью другого, навсегда. Это меняет отношения так, что я даже не могу это описать.

Прежде, чем сделать такой шаг с кем-то, ты должен быть готов заранее принять то, что ваша жизнь, какой она была до этого, разрушится, и верить в то, что вы сможете создать что-то ещё более прекрасное после этого.

Для Великой Княжны и Лейтенанта Маркова нет «после». Та ночь на даче — это всё, что у них было.

Я помню, как он обнимал меня, как шептал мне в висок, называл меня голубкой. Даже несмотря на то, что Пол умер, частичка его живёт. У него будет сын или дочь, у него могут быть его серые глаза и блестящий ум. Когда я представляю, что держу на руках его ребёнка, я знаю, без сомнения, что Великая Княжна хочет этого ребёнка.

Но я знаю то, чего не знает она: Пол Марков — не только застенчивый, преданный лейтенант, в которого я влюбилась в Санкт-Петербурге. Он может быть холодным, жестоким. Он может быть убийцей.

На поезде в Москву, когда началось восстание, лейтенант Марков застрелил гвардейца, который убил бы меня и Катю. С тех пор я помнила это как доказательство того, насколько он защищал меня, что он сделает что угодно, чтобы сохранить меня в безопасности. Теперь я помню, что он даже не посмотрел на истекающего кровью у его ног человека, которого он застрелил.

День проходит как в тумане. Кажется, проходит несколько часов прежде, чем я могу даже выйти из кровати, и я делаю это только потому что понимаю, что меня будет сильнее тошнить, если я не поем. Любое действие, которое я могу совершить, даже сидеть и смотреть на Вандомскую площадь, кажется, может иметь ужасающие последствия. Это, конечно, глупо, смотреть на Парижские сцены из жизни менее рискованно, чем заниматься незащищённым сексом. Но так сильно оплошав, я себе больше не доверяю. Меня парализует чувство вины.

Когда тусклый солнечный свет начинает угасать, приходит горничная, чтобы подготовить меня «к ужину». Я помню строчку в ежедневнике. Сегодня я ужинаю с кем-то по имени Максим. Я хотела бы сказать служанке уйти, зарыться под шёлковые покрывала и попытаться отрешиться от реальности, в которую я попала, которую я создала для Великой Княжны.

Но я слишком часто ей вредила для одной жизни. По меньшей мере я могу следовать её расписанию.

Я подчиняюсь служанке. Хотя она не такая, как мои горничные в Санкт-Петербурге, у неё есть те же способности использовать по максимуму мои немногочисленные преимущества. Мои кудрявые волосы оформлены в мягкое облако витиеватыми золотыми гребнями, украшенными кобальтово-синими эмалевыми черепахами, которые отдалённо похожи на египетские. Она подаёт мне платье тёмно-синего оттенка, расшитого чёрными бусинами, и, хотя оно садится в обтяг на моей новой линии груди, ниже оно спускается свободными складками. Даже самый внимательный наблюдатель не заметит небольшое увеличение моей талии.

Я внимательно наблюдаю за горничной, следя, задержатся ли её глаза на моей талии. Знает, ли она. Если это и так, она достаточно умна, чтобы не подавать знака.

Она не прислуживала мне в Санкт-Петербурге, напоминаю я себе. Я не знаю, сколько я была в Париже, но я почти наверняка уехала не раньше, чем была уверена в своей беременности, так что, не больше месяца или шести недель. Служанка не понимает, что моё тело выглядело так не всегда.

Это даёт мне время, но сколько? Месяц, максимум…

Из украшений горничная выбирает тяжёлые завинчивающиеся серьги с чёрным жемчугом и рубиновое кольцо, такое тяжёлое, что оно перевешивает мои худые пальцы. Жар-птица всё ещё вокруг моей шеи, но спрятана за тёмной вуалью в вырезе платья, служанка её не заметила. Потом на мои ноги надевают тёмные туфли, в руки вкладывают затейливо вышитую сумку, и тяжёлое манто из меха цвета бургунди набрасывают мне на плечи.

Оказывается, я живу в Императорских покоях, но остальной Ритц почти такой же роскошный, как мои комнаты. Красный ковёр, блестящие потолки, интерьер не совсем такой же, как в зимнем Дворце, но очень близок.

Дверь, которая отделяет мои покои от остальных открывается и за ней стоят двое крупных, строгого вида мужчины, одетые в чёрное. Я сразу же понимаю, что это моя личная охрана. Я вспоминаю Лейтенанта Маркова, всегда стоявшего у моей двери, его серые глаза, искавшие мои каждый раз, когда мы осмеливались взглянуть друг на друга.