Не принц, но сойдёшь (СИ) - Каминская Лана (полная версия книги .txt) 📗
Вспомнив о Тайернаке, Арлина опять забеспокоилась. Надо бы подготовиться, чтобы не блеять и не мямлить, когда тот войдёт, а сразу с чувством, но спокойно обьяснить ему, что рвать на девушке нижнее бельё без её спроса не дозволено никому, даже почтенному старцу.
«А ничего, что он тебе жизнь спасти хотел?» – ураганом пронеслись в голове мысли. Аргумент хороший, тогда, пожалуй, вначале следует заикнуться о новом платье и поблагодарить за него. Но оно такое... невзрачное. «Радуйся, что голой бегать не надо. Платье сидит отлично. Старые штаны, из которых ты давно выросла, сильно давили в талии».
Тогда с чего начать? Может, с нейтрального? С погоды, например? Или с извинений за неудобства с коровяком? Или с восхищения способностями милорда? Последнее – беспроигрышный вариант! Спросить его, откуда он столько знает и умеет. Возможно, его научила всему его мать. Или бабка. Или ещё кто-то. Портретов на стене вон сколько – смотришь, и, кажется, все на одно лицо. Кроме одного. Вон того юноши с белыми волосами и увлечённым светлым взглядом серых глаз. «Не вздумай спрашивать, кто это, – предостерёг внутренний голос. – Вспомни, что случилось на чаепитии в салоне маркизы Штолль».
Арлина поморщилась. Ситуация в салоне год назад и правда была неудобной. По доброте душевной приглашённая на салон впервые Арлина решила сделать комплимент хозяйке и отметила её красивый цвет лица. Вот только сравнение сделала неудачное: ткнула пальцем на портрет юной девушки, висевший в гостиной. Портрет и правда был написан из ряда вон плохо: волосы и кожа девушки отдавали болотной зеленью, нос был кривоват, один глаз больше другого. Каково же было удивление Арлины, когда, недовольно поджав губы, мадам Штолль еле слышно процедила сквозь зубы, что девушка на портрете – это она в девичестве, и в те времена её признавали писаной красавицей.
Вот и со стариком про портреты лучше не заикаться – мало ли, что за всей этой кучей народа стоит.
О чём тогда говорить? Не сразу же за утиную ножку хвататься. Может, всё же набраться смелости и задать вопрос, который, словно коровяк, так и жжёт изнутри? И Арлина бросила ещё один взгляд на светловолосого юношу, смотревшего на неё с высоты около восьми футов.
– Что так засмотрелась? Хорош? – Арлина услышала за спиной сварливый голос и обернулась.
Лорд Тайернак стоял в дверях. Он был всё в тех же неброских одеждах, всё с той же изящной белой тростью, на конце которой сверкал бледно-голубой алмаз. Только лицо старика как будто постарело ещё лет на сто, хотя и самому хозяину замка было явно не меньше. Осунувшееся, мрачное, недовольное, оно разгладилось лишь тогда, когда взгляд впалых глаз упал на тоненький девичий силуэт в новом сером платье, неловко переминающийся с ноги на ногу и не решающийся сделать шаг на встречу.
– Он... – Арлина запнулась, подбирая нужное слово, – непохож на остальных здесь.
Девушка провела рукой, указывая на прочие портреты на стене.
– Его имя Эйгон. Белая ворона в нашем роду, – прокаркал старик, пройдя к накрытому у камина столу. – Меньше всего на свете мне сейчас хотелось бы говорить о нём – сразу аппетит пропадёт, а над уткой и брусничным соусом мадам Потаж сегодня колдовала дольше, чем я над молодильным лосьоном из жабьей икры. Чего стоишь в углу? – старик удивлённо вскинул брови и покосился в сторону девушки. – На тебя это совсем не похоже. Когда я возвращался, то думал, что половина ужина уже съедена и меня ждут лишь кости, и...
Договорить Тайернаку не удалось. Арлина бросилась к нему, упала на колени и припала губами к рубину на его морщинистой руке.
– Простите, – прошептала она еле слышно.
Слёзы раскаяния сдавливали горло, не давали говорить, а поленья в камине, как назло, затрещали столь сильно, что хоть кричи: всё равно – мало, кто услышит.
Тайернак отнял руку, провёл по волосам девушки, коснулся пальцами её подбородка и приподнял. Они встретились взглядами.
Никогда ещё Арлина не чувствовала себя более неловко. Возможно, вчерашней ночью и чувствовала бы, но лежала без сознания и теперь ничего не помнила. Сейчас же она ощущала холод и пламя одновременно: пальцы старика, словно снежные вершины, леденили кровь, а в его взгляде бушевал огонь и кипела лава.
– Если бы я только знала, как могу отблагодарить вас за... – Арлина перевела дыхание, – всё, что вы сделали.
– Благодарности мне не нужно, – отрезал Тайернак, и огонь во взгляде засыпало снегом. – Мне хватило искреннего раскаяния, которое я увидел в твоих глазах. А теперь садись и ешь, иначе еда остынет и сварливая кухарка опять начнёт меня корить, что я тебя скоро в могилу сведу.
Долго упрашивать присоединиться к ужину голодную девушку не пришлось – руки так и загребали еду с блюд на тарелку, а Тайернак разлил по бокалам вино.
– Не-не, – замотала головой Арлина, жуя сочный кусок утки, – я не буду. А то снова чего-нибудь вытворю.
– Пей, – надавил старик, и Арлина мигом схватила полный бокал. – Тебе надо набраться сил, и ничто так не поможет, как свежая, хорошо приготовленная птица и вино. Одолеем этот кувшин – я велю принести новый. В погребах бочки стоят полнёхоньки.
От этих слов вино пошло в обратную сторону. Арлина зажала рукой рот, но несколько капель просочились сквозь пальцы, прыгнули на платье и расползлись по ткани фиолетовыми кляксами.
– Что же я за растяпа, – с досадой в голосе вздохнула девушка и поникла.
– Если бы ты всегда ограничивалась только винными пятнами...
Тайернак взял в руку трость: алмаз вспыхнул и брызнул голубыми искрами. Пятна тут же исчезли, и платье стало как новое.
– Пей, – повторил колдун, кивая на полный бокал в руке девушки и отпивая из своего.
– Скажите правду, мне никогда не сварить это треклятое зелье? – в лоб спросила Арлина и посмотрела лорду в глаза.
– Почему же? Если следовать рецепту...
– Следовать рецепту может каждый смертный, но тогда зелье продавалось бы в любой аптекарской лавке.
– Тонко подмечено.
– Значит, и готовить его дано не каждому. Вы – сильный маг. Светлый или тёмный – я в этом не разбираюсь... А кстати в чём разница?
Теперь настала очередь Тайернака захлёбываться вином от вопроса, которого он совсем не ожидал.
– Видишь ли, по уставу магов, под которым обязан подписаться каждый чародей, кто научился одним взмахом руки отделять яичный желток от белка, нам разрешено применять наши умения только в пределах одной стороны, и имя ей – Жизнь. Я могу исцелить больного, могу убрать пятна с твоего платья, могу даже этот замок стереть с лица земли, но не должен вмешиваться в то, во что уже вмешались. Я не могу переступить черту и пойти наперекор Смерти.
– Вы об эликсире?
– О любом способе воскрешения из мёртвых.
– А что будет, если перешагнуть через черту?
– Считается, что маги, нарушая главное правило устава, отдают Смерти часть своей души и силы. Поэтому их называют тёмными, исключают из ордена и запрещают заниматься магией всю оставшуюся жизнь. И не только им, но и их потомкам. Печать ляжет на весь род.
– Почему же вы согласились помочь с зельем?
– Готовишь эликсир ты, а не я, а ты не маг и нигде подпись не ставила, – просто ответил старик и потянулся за кувшином. – А наследников у меня и так нет.
– Совсем? – искренне изумилась девушка и промочила губы вином из своего бокала.
– Совсем.
– Стойте, – Арлина замотала головой, – что-то не сходится. У цыганки вы говорили, что уже готовили эликсир жизни. Оживляли то ли кузнечика, то ли лягушку. И колдовских способностей при этом не лишились.
– Если будешь болтать, о чём я говорил, направо и налево, то надолго мне тех способностей не хватит. Даже, как читать книгу рецептов, забуду. Пей лучше, а то, гляжу, в бокале совсем на дне осталось. Пей и молчи.
Кувшин опустел, и юркая служанка быстро принесла второй.
– Тогда говорите вы, – сказала Арлина, наблюдая, как ловко старческая, иссохшая рука поднимает тяжёлый кувшин, как держит его крепко и уверенно. – Не в тишине же сидеть.
