Дело о жнеце (ЛП) - Сэйнткроу Лилит (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Дверь на краю сознания Эммы.
«Он хочет дать жизнь. Я — Черная, моя Дисциплина — Эндор… и я могу обмануть его».
Ее горло набухло, кровь скользила по белой коже. Оковы стали крепче. Вдруг давление стало невыносимым, слепая ярость была той же, что когда-то вызвала зеленый огонь на теле и одежде пьяницы. Та же воля, но обученная, стала монстром, могла выдержать временный плен, потому что она страдала от этого всю жизнь.
Дверь на дне ее души трещала. Хватит.
Волшебник хрипел, пел не свою Дисциплину. Он напрягся. Еще движение ножом, и существо — его дело, благодарный сын — будет пировать над этой жертвой. А она получит дар тьмы и избавление от боли.
Черные символы пробудились, побежали по коже Эммы Бэннон. Ее глаза широко открылись, в них сиял едкий зеленый огонь. Символы покрыли ее ноги, хлынули волной по торсу и рукам, все еще окутанным обрывками траурного платья, потекли под ее волосы, по ее лицу.
Они добрались до ножа в ее плоти, и каскад зеленых искр поднялся от контакта.
В ней расцвела Дисциплина.
Левеллин Гвинфуд все еще колдовал и вел нож по горлу бывшей любимой.
Глава сорок третья
Предательство бьет по одному
Голодающие были скелетами, но двигались от магии. Их было много. Они шли медленно и обречено, вытянув руки. Они могли сбить человека, выдавить жизнь и дыхание с жутким низким шипением. Они чуть не потеряли Пико, Клэр упал, пока бежал к двери церкви Безумного Критена.
Микал распахнул жалкую дверь. Она была в железных цепях, замок был новым, хоть и испачканным, чтобы скрыть блеск. Цепь порвалась, звенья посыпались, и их поглотила гниль. Аберлейн подвернул ногу, пока они бежали от голодающих, худой Пико опух после боя.
Клэр добрался до безопасности, и Микал закрыл дверь.
Держитесь, — выдавил Щит. Его тяжелое дыхание выдавало усилия. — Скорее.
«Он думает, что для нас это как прогулка?» — Клэр не тратил дыхания на ответ. Одежда Пико была изорвана, он уже толкал обломки дерева от шкафа к двери. Сапоги Микала скользили на грязных половицах, шея Щита напряглась, он пытался удержать дверь от давления снаружи.
Аберлейн потянул кресло по неровным доскам. Легкие Клэра протестовали, он глубоко вдохнул, зарядил пистолет. Закончив, он помог Пико притащить еще кусок шкафа к двери. Удачно, что тут были обломки.
Тихий шорох снаружи не становился слабее. Это пугало, но Клэр игнорировал страх. Он выпрямился и отряхнул руки.
— Куда теперь?
— Вниз, — Аберлейн прислонился к Пико. — Боже, эта Тонкая Мэг безумна?
— Она была когда-то другой? — смех Микала был чудом сдержанного гнева. — Моя Прима побывала у нее, она знала больше, чем можно было.
— Ах. И Бэннон верила Мэг? — Аберлейн словно не понимал.
— Думаю, нет. Она слишком умна, чтобы в такое верить, — Микал указал на дальний угол, между обломками дерева и мрамора. — Там.
Стены были разбиты, там были куски меди и прочих материалов, что могли продать. Но Клэр не думал, что те, кто приходил в это место, собирались что-то забрать из этого жуткого места. Все поверхности были прохладными, и тьма казалась слишком густой для тени.
— Я тут не был два года, — выдохнул Пико. — Не изменилось ничего.
— И не изменится, — сказал Аберлейн.
Они шумели, но Клэр не хотел их заглушать. Микал был призраком, и он следил за Микалом.
Подвал был за дырой в полу, где раньше могла быть гостиная. Лестница напоминала прочные рейки, прибитые к стене.
Аберлейн издал звук боли, приземляясь, и упал бы, если бы не Микал.
Но все было неправильно даже тут. Уголь стоил хороших денег, лежал в подвале, но проход, через который его доставляли, был закрыт.
«Довольно неплохо», — Клэр поежился от мысли, что в тишине услышит голодающих.
Аберлейн зажег спичку, Клэр увидел дыру в земле напротив горы угля. Она была слишком большой, место было нелогичным, и знакомая боль сдавила его виски.
Микал замер. Его темная голова поднялась, кровь и грязь виднелись на щеке.
Аберлейн замер, ужасно бледный под слоем грязи. Он скривился, переминаясь. Пико громко дышал в тишине, но держался. Его волосы были убраны назад, глаза были огромными, он выглядел молодо.
И хрупко.
— Микал? — прошептал Клэр.
— Думаю… — Щит покачал головой, словно отгоняя мысль. — Идемте.
Клэр готовился к тому, что увидит, у него возникла логичная мысль.
«Стоило взять лампу».
Словно в ответ, звук донесся из дыры. Долгий и громкий, он убрал волосы с их потных лбов и задел их одежду.
Клэр не мог думать, что это за звук. Гул, движение земли, рев огня, море в камнях? Нет, это не то. Может, ложь или предательство в сердце, но это глупо. Это было Чувство, и Клэр отогнал его.
Аберлейн охнул, пошатнулся, но реакция Микала была сильнее.
— Эмма! — закричал он и бросился во тьму, его шаги были тяжелыми, он не думал о скорости.
Эха у звука не было, но он оставлял след на месте вокруг троих, оставшихся за Микалом, и слышались шаги существа с хлыстом. Исцеленный порез на руке покалывало.
Клэр слышал, как в кошмаре, медленное и тихое шипение.
Глава сорок четвертая
Последний шаг
Больно не было. Нож резал плоть, да, и был горячий поток соленой крови.
А потом… капли повисли в воздухе, в ней расцвела сладкая боль. Ее Дисциплина ревела, ей не нужно было пение для облика. Когда Дисциплина говорила, весь волшебник был ее горлом.
Требовалась только сила подчиниться. Пока эта сила была, творились чудеса.
Что она сделала? Обратилась к себе, да, и нашла что?
«Не мои деньги, — шептала Марта Тебрем. — Нужны для ночлега».
Они окружали ее, печальные и веселые женщины, убитые от ножа, удушения, при родах, от лихорадки, от джина или ненависти, от отчаяния или случая. Она была из Эндора, но, что важнее, она была из их числа, и искра в ней была отрицанием и принятием.
Некоторые хотели свободы от страданий и бесконечной боли. Там было принятие.
Но громче звенело отрицание.
«Я не буду».
Не могу — было не верным. Отказ был твердой оболочкой, скрывающей хрупкую сущность, зовущуюся душой, в уязвимом теле.
Бейте, раньте, убивайте, но я не буду.
Или отказ был ее, даже ее Дисциплина склонялась воле, что стала сильной.
Они лились сквозь нее, женщины Уайтчепла, и их крики были как крики воинственной королевы Боудикки, сосуда Британнии, погибшей в бою, но о ней еще помнили.
Она жива, но в памяти правящего духа.
«Нет. Я жива».
Сердце трепыхалось, легкие сдавил шок. Ее убийца хохотал, достиг цели, его напев стал хищным, он почти проглотил звук магии, что лился сквозь кровавое ожерелье перерезанного горла.
«Я жива».
Они вырывались из ее не совсем трупа, ведь перерезанное горло не убивало мгновенно, пару мгновений волшебница с Дисциплиной были между жизнью и смертью. Порог…
…и Смерть была другой стороной монеты под названием Жизнь, ведь на миг стало слышно смертные голоса жителей.
Звук был сильным, она ощущала его между глазами, сердцем и горлом…
…и он ударил по мужчине, что хотел насмехаться над Жизнью, зеленым огнем.
Он запищал, бил по огню, что вырвался из его медленно отрастающей смертной плоти, но таким было жжение Смерти, оно поглощало метал, камень, сухой огонь и нежность зелени ударяли по всему.
Он упал на обсидиановый алтарь, и треск затерялся в крике души, которой почти дали жизнь, которую отпустила магия.
Прометеан убежал, крича, и на деревянной полке в каменной утробе под Лондинием корчилась смертность волшебницы.
На жуткий миг она дрожала между жизнью и смертью, лишенная голоса.
