О несчастном ректоре замолвите слово. Ректор обыкновенный, подвид бесправный - Байху Валентина (читаем книги TXT, FB2) 📗
Вот и в этот раз Марина только пожала плечами, не став комментировать реплики сестры.
– Я рада, что наконец-то покончу с работой уборщицы. Мне всегда нравилось преподавать и не хотелось бы перестать это делать.
– Ты только прекращай сочувствовать всем подряд. Конечно, понимаю, благородство и все такое, но из-за него ты себе жизнь портишь. Учись быть более равнодушной к чужим, тебе это полезно.
– Девочка могла умереть, – тихо, но с предупреждением в голосе, проговорила Марина – все-таки черту переступать сестре она не позволяла, – пройти мимо было нельзя.
– Ой, брось, ты ведь вызвала Скорую? Вызвала. И жизнь тоже ей спасла, – отмахнулась Полина, правда тон действительно чуть сбавила. – Остальное тебя совершенно не касалось, могла и помолчать.
Вот так и протекала у них беседа, пока не пришло время отчаливать. Свой отъезд Марина восприняла с облегчением.
Дома ее уже ждали мама и дед, вкусно пахло булочками и борщом. А все мама. После автокатастрофы она увлеклась кулинарией, особенно кондитерскими изделиями, и на заказ пекла торты и самые разные сладости. Остальное же предназначалось исключительно для семейных застолий.
– Наконец-то! – выглянул из ванной дедушка. – Мой руки и за стол!
Андрей Павлович напоминал медведя: мохнатая седая шапка волос, немного раздобревшая, но от этого не менее внушительная фигура, острый взгляд карих глаз. Марина его очень сильно любила, правда его властность и военные замашки, оставленные тем прошлым, доставляли некоторый дискомфорт.
– Так точно! – шутя, отдала она честь после того, как разулась и повесила куртку на вешалку.
Вечернее празднование получилось спокойным, уютным и немного смешным. Хоть их было только трое, все равно отметить рождение Танюшки получилось.
Гораздо позднее, когда дед ушел смотреть футбол, Марина с мамой устроили небольшой девичник на двоих.
– Я так рада за тебя, девочка моя, – ласково улыбнулась Раиса Андреевна.
Марина примостилась рядом с ней, сев на пол и положив голову той на колени.
– Я тоже рада, наконец-то этот кошмар закончился. Новая работа, новый коллектив и никуда не нужно уезжать. Я уж боялась, что придется перебираться куда-нибудь подальше, чтобы нормально жить.
– Но ты бы все повторила, если бы пришлось, не так ли? – погладили по волосам девушки.
– Да, – Марина потеребила бахрому с покрывала, которым были укрыты ноги мамы. – Как думаешь, я глупая? В конечном итоге могла бы поступить, как остальные. Всего то и требовалось, что закрыть глаза на шалости привилегированных детишек. Глядишь, сейчас бы спокойно преподавала, не мыкалась по Центру занятости и не надрывала спину, моя полы, а своим поступком я только и добилась, что больших неприятностей. Полина сказала, что мне не следовало вести себя столь опрометчиво, я слишком добрая.
– Уверена, что она выразилась иначе, – в голосе мамы прорезались скептические нотки. – Но ведь ты спасла человека, ту девочку. Если бы не задержалась в школе после занятий и не зашла в тот класс, то она бы истекла кровью. Теперь же с ней все хорошо. Об этом ты жалеешь?
– Нет, конечно!
– То-то же, поэтому хватит себя корить. Ты поступила правильно, несмотря ни на что.
– Я корю себя не за то, как поступила и не за то, что не смогла смолчать, – после некоторого молчания призналась Марина. – Все дело в том, что я подвергла вас опасности. Ведь мне ясно было сказано перед уходом, чтобы я не болтала лишнего, иначе платить придется еще и вам. После того мне еще долго снились кошмары, как я захожу в тот злополучный класс, но не вижу девочку с перерезанными венами, я вижу свою семью в лужах крови.
– Бедная моя малышка, – покачала головой Раиса Андреевна, – почему ты раньше об этом не говорила?
– Не хотела пугать вас еще больше. Проблем и без того хватало, а угрозы оставались только угрозами, пока я не переходила черту.
– Глупенькая, надо было все рассказать.
– Но теперь ведь рассказала. Не переживай сейчас, ма. Уже все хорошо и беспокоиться нет причин.
Но беспокоиться было прерогативой материнского сердца и даже слова дочери не могли этого изменить. Поэтому еще некоторое время мама занималась воспитательным процессом и одновременно успокаивала ее, всячески поддерживая.
В те мгновения было и тепло, и спокойно, и хорошо.
Самые лучшие в мире мгновения.
Понедельник наступил слишком быстро, но Марина была этому даже рада. Чем быстрее решится вопрос, тем лучше, ожидание всегда удручало. Для своего первого рабочего дня Марина выбрала классический брючный костюм темно синего цвета. Он хорошо сидела на ее фигуре и совсем не полнил, наоборот, даже скрадывал килограмм-другой. Она была далеко не худышкой, но и толстушкой ее назвать было нельзя. Просто имела приличные округлости, само лицо имело также форму круга и создавалось впечатление, что она полнее, чем есть на самом деле. Но за весом приходилось тщательно следить. В зеркале, когда она приблизилась к нему, отразилась симпатичная девушка с русыми волосами до лопаток и голубовато-зелеными глазами. Немного покрутившись на месте, убедившись, что ничего не портит внешний вид, она послала саму себя к черту и пожелала себе удачи.
Хромова приехала на работу на двадцать минут раньше. На этот раз достаточно было показать охраннику, полученный от Степана Игнатьевича пропуск, и ее легко пропустили наверх. Она немного нервничала, поднимаясь: все же первый рабочий день, знакомство с коллективом, учениками и еще множество вопросов, которые решались только на месте. Однако на подходе к кабинету у нее неожиданно закружилась голова, перед глазами замелькали темные мушки. Марина сначала замерла на месте, упершись рукой о стену, а потом осторожно подошла к первому попавшемуся диванчику и почти упала на него. Несколько секунд она так и сидела, справляясь с неожиданной дурнотой. Когда та прошла, нахмурилась, осознавая, что что-то в этом сценарии пошло не так. И начать нужно было с того, что она ничего, совершенно ничего не спросила у Селиванова, когда подписывала трудовой договор!
Как такое вообще возможно?! Настолько выпасть из реальности, что даже не задумываться о самых простых вещах? Не задавать вопросов и ничего не обсуждать с родными, кроме очевидного?
Как расшифровывается ВНАдТиН, и почему в документах не было ни намека на раскрытие этой аббревиатуры? Как такое вообще возможно, и как она могла подписать такую бумагу? Почему она вообще не задавала ни одного вопроса, включая самых банальных? Почему не удивилась тому, что до сих пор не знает ничего об академии, в которой ей предстояло работать? И не поинтересовалась, кто вообще такой Степан Игнатьевич Селиванов при первой встрече? Почему так беззаботно провела последние дни, считая случившееся в порядке вещей? Вопросов было слишком много, и, когда они все навалились на нее, она оказалась буквально погребенной под горой неизвестности.
В эти мгновения Марине стало настолько плохо, что она серьезно подумывала: а не вызвать ли Скорую?
Голова раскалывалась на множество маленьких мозаичных кусочков, истекающих кровью и рвущих сознание на части. Хромова тяжело дышала, чувствуя блуждающий по телу озноб и стараясь подавить его. Но когда она уже потянулась к сотовому, чтобы набрать нужные две цифры, все резко прекратилось. Она даже бодрость почувствовала, будто второе дыхание открылось.
– Как такое возможно? – прошептала она. – Что вообще происходит?
Вот только ответить Марине никто не удосужился, за ответами следовало войти внутрь кабинета странного нанимателя.
Подумав, она встала с места и направилась к двери. В конце концов, ведь это всего лишь простая учительская работа. Что могло быть в ней смертельного или страшного? Не так ли?
ГЛАВА 2
– Заходите, заходите, – отчетливо послышалось из-за двери, прежде чем она успела постучать, – мы вас ждем, Марина Даниловна.
