Магистр ее сердца (СИ) - Штерн Оливия (читать книги TXT) 📗
ГЛАВА 7. Королевский Бал
В зеркале Алька могла видеть Мариуса. В великолепном темно-синем сюртуке и черных бриджах, в кипенно-белой рубашке, тщательно выбритый, идеально причесанный, он казался воплощением снов любой юной девушки. И даже старые шрамы его совсем не портили, а для Альки так и вообще добавляли привлекательности. Она их все перецеловала уже, эти шрамы, и каждый из них был всего лишь маленьким кусочком личной истории Мариуса. Без них он уже не был бы тем отобранным из семьи мальчиком, потом Стражем, потом приором… И, наконец, Магистром Надзора.
Мариус тоже поглядывал на нее, их взгляды встречались в зеркале, и тогда он улыбался — а у Альки немедленно возникало чувство, как будто самой душе делается тепло, и раскрывается где-то под ребрами горячий золотой цветок, приятно щекоча и возвращая ощущение распахнутых невесомых крыльев за спиной.
…Но обернуться, а уж тем более, встать с пуфика и подойти к Мариусу она не могла.
Телора трудилась над прической. Трудно было соорудить что-то приличное из коротких еще волос, но Телора расстаралась: сперва густо спрыснула Алькины темные локоны каким-то мудреным составом, который принесла из лавки Аманда, затем тщательно завила их щипцами, укладывая гладкими волнами от лба и висков к затылку. А теперь вот, затаив дыхание, прикалывала к волосам маленькие синие цветочки, которые были сделаны из атласа, пропитанного желатином, и украшены крошечными хрустальными стразами, как будто каплями росы. Получалось… просто божественно.
Да и платье тоже было непередаваемо прекрасным и таким же, как подозревала Алька, дорогим. У них совсем не оставалось времени на то, чтобы шить его, поэтому и платье, и сюртук Мариус приобрел в магазине готовой одежды, и там же платье подогнали по фигуре Альки. Роскошное, из атласа глубокого синего цвета, с открытыми плечами и довольно глубоким вырезом. Юбка же была оформлена в виде раскрывающегося бутона розы и точно так же расшита хрустальными каплями.
Алька невольно улыбнулась, вспомнив, как Мариус буркнул, мол, такой вырез надо чем-то прикрыть, а она принялась выбирать шали. Тогда Мариус, усмехаясь, потащил ее в другой магазин — и уж там глаза совсем разбежались от обилия золота и драгоценных камней. То краснеющей, то бледнеющей от волнения Альке только и оставалось, что покориться — и в результате неприлично-глубокий вырез платья оказался слегка прикрыт совершенно неприличным по стоимости колье из белого золота с сапфирами. Уши у Альки были не проколоты, так что в комплект к колье пошел тонкий браслет-змейка, искрящийся драгоценными камнями. А потом Мариус все равно купил еще и серьги, проворчав, мол, уши потом проколем.
— Мне немного страшно, я никогда не была на балах, — сказала тогда Алька, — и там же будет король, верно? А вдруг я ему не понравлюсь?
Мариус тогда почему-то нахмурился. А потом сухо заметил, что лично он предпочел бы, чтоб Алька и в самом деле королю не понравилась. Главное, что она нравится ему, а на всех остальных наплевать.
…Телора заканчивала прическу. Алька смотрела в зеркало — то на собственное, совершенно невероятное отражение, то на Мариуса. По выражению его лица было видно, что все происходящее ему нравится. И так было хорошо сидеть вот так, глядя друг другу в глаза, обсуждая последние новости, что уже и не хотелось ехать на бал.
Новости, кстати, были так себе.
Авельрон перестал худеть, и вроде бы даже немного поправился, но при этом то и дело проваливался в свое это странное состояние, когда глаза стекленеют, и странное ощущение, что сквозь них смотрит на тебя что-то чужое и страшное.
От Кьера… вообще не было ни слуху, ни духу. Алька уж начала сомневаться в том, что посланец отца вообще что-то будет предпринимать. Ей отчаянно хотелось обсудить это с Мариусом, но — понимала, что одно-единственное слово — и все рухнет. Вообще все. Мариус не простит интриг за своей спиной. И потому Алька изо всех сил заставляла себя забыть о Кьере… и о той зеленой луковке, кальхейме, как ее назвал Авельрон. Куда как проще сделать вид, что ничего и не было, и не происходит… Только вот не получается, память упорно цепляется за это маленькое предательство, и тогда Альке становится стыдно, и щеки пылают, и все внутри замирает, леденея, и хочется думать о чем-то другом.
Из дворца новости были тоже не ахти.
Последние как раз рассказывал Мариус, пока Телора занималась прической.
Его Величество, Орвил Дей Флодрет, издал указ об аресте ниаты Дампи. Никто толком не знал, что там меж ними случилось, но по итогам место представителя гильдии артефакторов занял некто Арвиил Флетч, а сама ниата Дампи бесследно пропала. Говорили, что когда в ее дом ворвались королевские гвардейцы, она привела в действие один из своих артефактов и — п-ф-ф-ф — вместо нее осталась струйка сиреневого дыма. Больше ее никто не видел. По этом случаю, говорят, его величество был в ярости — настолько, что расколотил какую-то весьма ценную вазу…
— Почему он приказал ее арестовать? — спросила Алька, глядя в зеркало на Мариуса.
Тот пожал плечами и беззаботно ответил:
— Понятия не имею, птичка. Возможно, чем-то она провинилась перед его величеством?
Алька вздохнула. Она вспоминала о том, как помогала этой Дампи собирать свитки. Казалось, что у Энолы умные и добрые глаза. Как такой человек мог чем-то навредить королю?
То же Алька повторила вслух.
Мариус передернул плечами.
— Чужая душа — потемки, милая. Знаешь, ходят слухи, что Дампи все это время была фавориткой его величества. Возможно, ей надоело играть вторые роли?
Телора наконец закончила укреплять цветочки и отошла в сторону.
— Готово, ваше выс… — осеклась, быстро глянула на Мариуса, и поправилась, — готово, ниата.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Алька, — ты — чудо.
Мариус поднялся со стула, подошел к Альке, протянул руку.
— Ну что, идем, птичка? Готова?
Она вложила пальцы в его большую теплую руку. Загадочно сверкнули сапфиры в браслете.
— Готова, — Алька улыбнулась и осеклась.
Чувство нежелания ехать на бал вдруг сделалось таким сильным, что она с большим трудом заставила себя шагнуть к выходу из комнаты.
Но нужно было ехать. Когда король приглашает лично, отказаться невозможно.
Пока экипаж трясся по булыжной мостовой, Алька изводила себя мыслями.
Мысли… они были о всяком.
И о Кьере, и об Авельроне, и об отце… И о том, что вот сейчас она, возможно, предстанет перед королем, о котором только слышала, но никогда не видела вблизи. Разве что на картинках, изредка, и тогда своим видом Дей Флодрет напоминал ей сказочного, потустороннего Ледяного Короля, который одним своим взглядом замораживал непослушных детей, а еще крал невинных дев, чтоб увезти в свой замок на севере и сделать одной из своих несчастных жен.
Страх легонько щекотал под грудиной. Алька раз за разом представляла себе, как будет идти под руку с Мариусом сквозь анфиладу величественных залов, и как будут за спиной раздаваться шепотки — мол, кто это рядом с Магистром? Невеста? Жена? Любовница? Ее ведь будут обсуждать, обязательно. И то, что волосы коротко острижены, это ведь так странно для ниаты, и то, что раньше никто ее не видел при дворе — а это значило, что она не из аристократической прослойки земель Порядка.
По-хорошему, не нужно было об этом беспокоиться — но она почему-то беспокоилась, судорожно сжимая теплые пальцы Мариуса, так, что под конец он осторожно обнял ее за талию, привлекая к себе, и шепнул на ухо:
— Не бойся. Все будет хорошо, вот увидишь.
"Все будет хорошо", — повторила она про себя, но в то же мгновение с легкой грустью подумала о том, что все же она обманула его. А когда обман — вряд ли все будет так, как хочется…
Потом… экипаж замедлил ход, и Алька поняла, что они едут по склону, забираясь все выше и выше. За окном мелькнули зеленоватые стены, цвет уже разбавили сумерки, в поле зрения величественно проплыла белая колонна, и экипаж остановился. Откуда-то доносилась музыка, играли скрипки и виолончели. Приглушенно звучали голоса, сливаясь в нестройный гул. Дверца экипажа открылась, щелкнула раскладывающаяся лесенка. Алька увидела склонившегося в поклоне лакея в роскошной бархатной ливрее, темно-зеленой, с шитьем. Совершенно растерялась, замерла, ежась — и пришла в себя лишь увидев, что Мариус поспешно выбрался наружу и теперь протягивает ей руку.
