Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (список книг TXT) 📗
— Кто это? — удивленно глянул на всадников Иван.
— Дед Сурай и дядьки Кочемас и Анямас с родичами и однополчанами, — как и в прошлый раз, опуская многочисленные «пра», пересохшими губами улыбнулся Левушка.
Я хотела было поинтересоваться, почему его родичи, жившие в начале двадцатого века, выглядят как былинные витязи и откуда они взяли лошадей, если до сего дня мы не встретили даже букашки, но решила перенести этот разговор на потом. Если это потом, конечно, предвиделось. Пока существовали проблемы более насущные.
При первых строках песни стремительно настигавшая нас свинья злобно и обиженно захрюкала, а ее стальной скок немного замедлился. Вот только и наши кони, которые вместе с уходящим солнцем слабели и хирели буквально на глазах, сбавили скорость почти до шага. Бока их ввалились, холки опали, с взмыленных морд на пожухлую траву падала кровавая пена. И в тот миг, когда погас последний луч, дары ярого солнца просто растворились в воздухе, отправившись, видимо, прямиком на ирийские поля и луга — пастись под сводами Мирового Древа среди звездных колокольчиков и пить лунный свет.
Мы с ребятами непостижимым образом плавно приземлились и даже сразу припустили вперед, тщась не растерять незакрепленные и кое-как навьюченные пожитки. Тем более что до реки и спешащей нам навстречу подмоги оставалось не более пары сотен метров. Но сколько мы ни прилагали усилий, надсаживая мышцы и надрывая легкие, мы, словно оказавшись на полотне беговой дорожки, не двигались с места.
К тому же бег прервал наше пение, а строфы, продолжавшие доноситься с того берега, звучали хоть и решительно, но слишком тихо. Потому свинья, издавая какое-то подобие торжествующего хрюканья, прибавила ходу, буквально на глазах увеличиваясь в размерах. Сейчас она уже походила на гигантскую грозовую тучу или даже черную дыру, готовую поглотить все и вся.
Иван нащупал на поясе нож, Лева взялся за свирель, хотя выдуть в нынешнем состоянии даже пару звуков вряд ли смог бы. А я вспомнила, что в моем рюкзаке лежало последнее средство — янтарный гребень, который в случае крайней нужды следовало кинуть через левое плечо. Возможно, в Нави или даже на пути к ней нам предстояли еще более суровые испытания, но я понимала, что, если свинья нас догонит, мы попадем в Навь прямо сейчас и совсем не тем путем и не в том качестве, в котором нам бы хотелось.
И все же, достав гребень из рюкзака, я глянула на Леву. Тот одобрительно кивнул. Совершив неловкий бросок, я тут же зажмурилась от вспыхнувшего за спиной нестерпимого зарева. Еще более яркого, чем то, которое расплавило мертвую лису. Словно каждая пластина древней ископаемой смолы, миллионы лет назад вобрав сотни жарких полудней, пышных закатов и нарядных рассветов, теперь в один миг выдала заряд, сравнимый с мощью сотен турбин электростанций. Или там просто полыхал осколок солнца.
Между нами и гигантской свиньей поднялась стена огня. Пламя, освещая все кругом до самого горизонта, грело, но не обжигало. Правда, пока рассмотреть что-либо не удалось. Мы как ошпаренные добежали до реки, перелетели ее вброд, разбрызгивая воду, и без сил упали, в ужасе глядя на тот берег.
Свинья все-таки сунулась в огонь, пытаясь его перескочить. Но не рассчитала силы и рухнула прямо в пламя, оглушая истошным визгом и распространяя отвратную вонь паленой щетины и протухшего прогорклого сала. Еще раньше, чем она обратилась в прах, а пламя, не тронув даже прибрежного ивняка, только очистив долину реки от скверны, вспыхнув и словно отсалютовав нам на прощание, погасло, к нам подъехали Левины родные.
Теперь я смогла их рассмотреть. Вопрос насчет былинных витязей отпал сам собой. Островерхие шлемы оказались буденовками. А я ведь помнила, что первую форму для Красной Армии разрабатывал Васнецов, придумав головной убор, похожий на шлем древнерусского богатыря. Сурай имел на форме знаки командирского отличия. Его брат Кочемас носил кожанку комиссара и держал наизготовку наган, а Атямас вообще красовался в бескозырке, клеше и бушлате, перехваченном крест-накрест пулеметными лентами. И что там Лева говорил по поводу оружия нашего мира, которое может нарушить какое-то там равновесие?
— Все целы? — участливо спрашивали родичи Левы, поднимая нас на ноги и поднося каждому фляжку с водой, которую мы судорожно глотали вместе с воздухом, так как никак не могли отдышаться.
В отличие от деда Овтая, который дряхлостью мог потягаться с библейским Мафусаилом, Сурай и его братья выглядели подтянуто и моложаво, будто навсегда застыв в поре силы и зрелости. Хотя, по словам Левы, дожили до преклонных лет. А некоторые из их спутников и вовсе казались нашими ровесниками. Но смотрели как-то иначе и немного отстраненно, словно сошли со старых довоенных снимков.
— Мы вас не ждали так рано, — усаживая нас на свободных лошадей, пояснил Сурай, которого язык не поворачивался назвать дедом. — Да по поселку слух прошел, дескать, в лесу за рекой количество всякой погани подозрительно увеличилось. Вот мы и забеспокоились.
Поскольку Лева после нашего безумного марш-броска пока не мог говорить, благодарность он выразил только неопределенным жестом. Сурай одобрительно похлопал его по плечу, исподволь разглядывая нас с Иваном.
— Как там отец? — имея в виду деда Овтая, спросил Кочемас. — Все сердится?
Лева виновато пожал плечами, трогаясь с места и ведя в поводу моего коня, хотя я держалась в седле уже достаточно уверенно и могла бы, наверное, справиться сама.
— Ну ничего! — примирительно сказал Атямас, в отличие от старших белоголовых братьев уродившийся огненно-рыжим, с выбивавшимися из-под бескозырки кудрявыми вихрами. — Если все у вас получится, авось, помиримся. Мы ему уже и угол отдельный в избе приготовили. А не захочет с нами, уже застолбили место для нового сруба, хотя с землею, сам знаешь, у нас непросто. Все заграбастали себе эти эксплуататорши-царицы. Называется, за что боролись, зачем указы подписывали?
— Да ты ребят не особо обнадеживай, — строго глянул на брата красный комиссар Кочемас.
— А что такое? — кое-как отдышавшись, спросил Лева.
— Да то, что уже половина Серебряного царства вместе с заставой у Калинова моста под Хрустальную гору ушла, — помрачнев, пояснил Сурай. — И даже премудрые царицы не ведают, как с этой напастью справиться. Гора-то все разрастается. У нас тут и без того теснота, но не прогонять же беженцев из Серебряного царства за реку в чисто поле.
— А там именно хрусталь, а не ледник? — решил уточнить Иван, все еще пытавшийся увязать происходящее здесь с привычными естественнонаучными представлениями.
— По виду похоже на ледник, — пояснил Лева. — Только лед там магический. Обычными средствами не растопишь.
— А тут еще этот Змей повадился поля разорять, скот воровать, — добавил, пряча глаза, Кочемас. — Никакого спасу от него нет!
— Какой Змей? — услышав упоминание близкого к его профессии предмета, встрепенулся Иван.
— Известно какой — шестиглавый огнедышащий, — как о чем-то само собой разумеющемся пояснил рыжий Атямас, оставив Ивана столбенеть от изумления, благо его послушный конь шел без дополнительных понуканий.
— Уж что только с ним не делали, — добавил Кочемас. — И ловушки ставили, и из пушек расстреливать пытались, и даже авиацию из Золотого царства привлекали, а все без толку.
Хотя нарисованная моим воображением картина самолетов и пушек, пытающихся уничтожить хтоническое чудовище, слишком напоминала блокбастеры о Годзилле, Кинг-Конге и прочий ширпотреб, я уяснила, что наш путь в Навь усложняется еще одним непредвиденным препятствием. И Лева, судя по всему, пока не знал, как его преодолеть.
Мы проехали еще около километра, когда на нашем пути начали попадаться первые признаки человеческого жилья. В отличие от тихого и пустого, почти стерильного леса, здесь жизнь, если это слово было применимо к славянскому аналогу Элизиума, бурлила, точно в московском метро в часы пик. Застройка Красной слободы, как называлась эта часть Медного царства, напоминала застывший в прошлом-позапрошлом веке, освещаемый газовыми фонарями и керосиновыми лампами старинный провинциальный город вроде Суздаля или Вологды. Каменные особняки, доходные дома и деревенские пятистенки с резными наличниками чередовались с бревенчатыми теремами в три-четыре этажа, в которых, как пояснил дед Сурай, зачастую обитали несколько поколений одной семьи.
