Теряя себя (СИ) - "Eve Aurton" (прочитать книгу TXT) 📗

— Прошу вас, хватит, хватит. Хватит! — последнее слово я почти кричу, отчаянно пытаясь до него достучаться, и у меня получается, потому что Рэми резко замирает и уже более осмысленно смотрит на меня, словно осознавая наконец, где он. Он отстраняется, так и не достигнув оргазма, а я сжимаюсь в калачик и поворачиваюсь на бок, не желая видеть его и мечтая, чтобы он ушел, оставил меня одну, лежащую здесь, на осколках разочарования.

Ненавижу этот день и себя тоже, потому что допустила мысль, что могу быть равной ему, хотя бы в постели.

Я слышу, как щелкает пряжка ремня, как успокаивается его дыхание, и чувствую, чувствую, что он смотрит на меня, прожигая колючим взглядом.

Уходи, умоляю.

— Даже не думай уйти от меня, лишь я могу решать, когда ты это сделаешь.

Застываю, задерживая дыхание и напрягаясь. Боль внутри меня угасает, а я не могу понять, зачем он говорит мне это, ведь я не уйду, контракт подписан, мне просто не хватит наглости нарушить его. Моя совесть не позволит этого, даже если он будет вытирать об меня ноги. Он подарил шанс Айрин, и я должна дойти до конца, а он у меня один, без вариантов.

— Мне некуда идти, контракт подписан, и я не нарушу условия. Я говорила об этом раньше и повторяю вновь, — комкаю простынь на груди, цепляясь за нее как за спасательный круг и надеясь, что он наконец-то поверит мне.

— Ma stupide petite, ce n’est pas que j’ai voulu dire .*****

Громкий хлопок двери заставляет меня вздрогнуть, и я даю себе обещание, что в первую очередь займусь французским, чтобы понимать хоть что-то из бросаемых им фраз.

Комментарий к Глава 14

ma pauvre malheureuse fille* (фр. моя бедная несчастная девочка?)

la petite** (фр. малышка)

Votre force dans votre faiblesse, la petite*** (фр. Твоя сила в твоей слабости, малышка)

Qu’est-ce que tu fais avec moi?**** (фр. Что ты делаешь со мной?)

Ma stupide petite, ce n’est pas que j’ai voulu dire ***** (фр. Глупая маленькая девочка, я не это имел в виду)

========== Глава 15 ==========

Не знаю, для чего я это делаю — так старательно растушевываю тональный крем, пытаясь скрыть уже пожелтевший синяк; наношу румяна, придавая лицу свежесть; крашу ресницы, желая выделить глаза; и, наконец, губы, обычно бледно-розовые, сейчас они приобретают оттенок спелой малины, а весь мой образ пышет здоровьем и скромной ухоженностью, не перешедшей за грань вульгарности. Все же Элисон смогла меня кое-чему научить, а помощь Хелен в покупке косметики оказалась как раз кстати. Желание ли это вернуть былую красоту или же стремление привлечь внимание Господина, не появлявшегося в моей комнате с того самого раза? Могу ответить совершенно точно, что это никак не связано с ним, потому что теперь я вряд ли захочу какого-либо внимания с его стороны, и дело не в боли, что он доставил мне умышленно, а в том, что секс между нами был единственной территорией, где я могла быть по-настоящему откровенной с ним, где я могла ощутить свою нужность и насладиться его нежностью.

Сейчас же он все испортил, убив во мне всякое желание быть открытой.

Последний раз окидываю себя довольным взглядом и забираю волосы в высокий хвост, одним движением превращая себя в девчонку-подростка с задорной улыбкой. И пусть эта улыбка несколько фальшива, быть может, чуточку натянута, но все же это улыбка — какая-никакая. Пожимаю плечами, игриво подмигивая своему отражению, и поправляю трикотажное хлопковое платье яркого бирюзового оттенка — самого яркого в моем гардеробе. Сегодня особенный день, сегодня я хочу быть красивой и обязательно, обязательно счастливой, даже если на самом деле это не так. И никто не испортит моего настроения.

Оказывается, людям свойственно ошибаться, потому что как только я выхожу из ванной, то сразу же сникаю, наталкиваясь на Рэми. Спрятав руки в карманы брюк и устремив взгляд в даль, он стоит у окна, на подоконнике которого я сидела всего лишь пятнадцать минут назад и рисовала дом напротив, пытаясь запечатлеть его на бумаге. Сейчас тетрадка с моими рисунками лежит прямо на подоконнике, и стоит Хозяину опустить голову, как он наткнется на нее, а, если честно, мне не хочется показывать ему свои воспоминания. Только не после того, что он сделал со мной.

— Добрый день, Господин, — наконец, нахожу в себе смелость поприветствовать его и вытираю вспотевшие от волнения ладони о платье. Его неожиданный визит кажется странным, пугающе подозрительным, словно он пришел сказать мне что-то важное. И выглядит он официально подтянутым: белая рубашка и серая жилетка, подчеркивающая статность фигуры, в тон ей брюки, начищенные до блеска черные туфли, уложенные волосы, касающиеся плеч, гладко-выбритый подбородок.

— Здравствуй, Джиллиан, — при этих словах он поворачивает голову в мою сторону и окидывает меня медленно тягучим взглядом, от которого становится до ужаса неловко, и я начинаю сожалеть о том, что навела такой марафет. Впрочем, мои стенания длятся недолго, потому что Рэми спокойно отворачивается к окну, позволяя мне облегченно выдохнуть… но тут же напрячься. — Что это? — кивая головой в сторону тетради, говорит он, а я прикусываю губу, нервно потирая бровь и не зная, что сказать. Я могу соврать, ну-у-у, например, сказать, что это рецепты блюд, которым я хочу научиться, или список книг, что намереваюсь прочесть, или перечень дел, которые мне нужно успеть сделать за оставшееся до смерти время. Но все это кажется таким очевидно неискренним, что я не нахожу ничего лучше, чем сказать правду:

— Мои рисунки, то есть… скорее наброски. Знаете, я не сильна в рисовании, — смущенно мотаю головой, подкрадываясь ближе и желая убрать тетрадь с его поля зрения, но Хозяин предугадывает мои действия, склоняясь и беря ее в руки.

— Позволишь? — спрашивает он, изгибая одну бровь и смотря на меня терпеливо выжидающе. Какое благородство — спрашивать разрешения на то, что по праву принадлежит ему, ведь там мои мысли, воспоминания и мечты. Моя душа — как на ладони.

— Конечно, — пожимаю плечами и опасливо встаю рядом, вдыхая приятный аромат парфюма, смешанного с ароматом лосьона для бритья. Вытягиваю шею, чтобы заглянуть в открытую им тетрадь, и тыкаю пальцем в рисунок, желая разбавить наступившую тишину своими комментариями: — Это моя комната, в Изоляции, на самом деле она вся лимонно-желтая, яркая и живая, но я предпочитаю рисовать простым карандашом. Благодаря ему я могу достигнуть четкости линий и выгодно обыграть тень, — Господи, я словно оправдываюсь перед ним, задыхаясь от неловкости и мысленно умоляя его не заходить дальше. — А это моя мама, на самом деле она очень красивая, но у меня нет опыта, чтобы передать ее красоту в полной мере. Когда она улыбается, на ее щеках появляются ямочки, но отчего-то я запомнила ее именно такой, задумчиво грустной, — шелест страницы и его понимающий кивок. Тайком бросаю на него настороженный взгляд, наблюдая за его эмоциями и настроением. Рэми сосредоточенно серьезен, он внимательно разглядывает мои рисунки, по-настоящему интересуясь их историей и удивляя меня все больше — какое ему дело до прошлой жизни обыкновенной рабыни? — А это Элисон, — я вновь тыкаю пальцем, случайно касаясь его руки, прохладной и утонченно аристократической, с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Прослеживаю за венами, бугрящимися на тыльной стороне его ладони, и облизываю губы, думая о том, что его руки созданы для того, чтобы дарить нежность — не боль, но, будто назло, чаще они одаривают последним. — Раньше у нее были длинные волосы, а потом она решила их постричь, да еще и покрасила в черный. Это был своего рода вызов своей природе, судьбе, что предрекла ей быть неприметной блондинкой с длинными волосами. Я ассоциирую это с борьбой, она всегда считала, что мы можем взять контроль над своей жизнью в свои руки.

— Право выбора, мы уже говорили об этом, — Рэми перебивает меня, словно избавляясь от нежеланного разговора, а я послушно замолкаю, закрывая эту тему. — А это? Айрин?

— Да, — киваю головой, поджимая губы и переминаясь с носка на пятку. Моя маленькая сестренка еще не обрела глаз, по той простой причине, что я не могу в полной степени выразить их глубину. То, что скрыто за простыми штрихами карандаша. То, что я не смогла вдохнуть в рисунок. Наконец, он переводит на меня вопросительный взгляд, молча указывая на этот недостаток, и я позволяю себе в открытую заглянуть в его лицо, чтобы рассмотреть каждую черту.