Безликий (СИ) - Соболева Ульяна (читать книги без регистрации .txt) 📗
— Это был ТВОЙ выбор, Одейя дес Вийяр. Вместо моей жены ты станешь моей рабыней.
Он поднял взгляд на орущих гостей. Кое-где опять слышались вопли «сжечь шеану!».
— Лассарка сделала свой выбор. С нее будет срезана метка ниады, она будет заклеймена, как велеарская рабыня и отныне станет моей собственностью и собственностью Валласа. Если её отец захочет, он сможет ее у нас купить после того, как она познает все прелести рабства и надоест мне, как наложница.
Он больше не смотрел на меня. Повернулся к жрецам. И я, несмотря на клокочущую во мне ненависть, осознала всю мощь его власти над ними. Над этими жалкими людишками, сразу закрывшими свои рты, не смеющими ему возразить и поднять на него глаза. Восхищение и страх. Дикое восхищение и дикий страх. Вот что он внушал им…И мой поступок ничего не изменил…
— Всем оставаться в зале. Сейчас здесь пройдет церемония отречения заново по законам Валласа. Вы! Жрецы! Вы срежете с нее метку и поставите на спине клеймо Даалов. Клеймо моей скайи. Всех оставшихся в живых лассаров согнать на площадь и заклеймить. Этого унести и сжечь.
Кивнул на мертвого астреля и снова повернулся ко мне.
— Для меня от твоего выбора ничего не изменилось. Для тебя перевернулась вселенная.
— Ты уже сжег ее дотла. Лучше сдохнуть под пытками, чем носить твое имя.
— Сдохнешь. Когда я решу, что ты мне надоела, или когда твой отец не даст за тебя надлежащий выкуп, сдохнешь.
— А, может быть, сдохнешь ты, когда он придет сюда, чтобы…
Он не дал мне договорить… замахнулся, и от удара по лицу я пошатнулась, из разбитой губы закапала кровь, потекла по подбородку.
— Твои крики, ниада, станут музыкой для этой залы, где их ждали намного сильнее, чем венчальные мелодии арф. Ты угодила моему народу больше, чем можешь себе представить.
— Но я не угодила ТЕБЕ! Я вижу ярость в твоих зрачках. Глухую ярость и ненависть. Это дорогого стоит! И нет! Я не закричу. Даже не надейся, проклятый валласар. Такого удовольствия я тебе не доставлю.
Рейн склонился ко мне, приподнимая за волосы.
— Доставишь. Намного быстрее, чем думаешь. Ты доставишь мне столько удовольствия, сколько я захочу. И как я захочу! Раздеть наголо! Распять на алтаре и закончить ритуал!
Меня схватили с двух сторон. Ломая сопротивления, выкручивая руки, а я смотрела плывущим взглядом в толпу и видела, как в ней полыхает жажда крови и триумф. Проклятый валласар прав! Я им угодила! Они все скандируют мое имя и слово «Заклеймить! Заклеймить! Заклеймить!»
Только одни единственные глаза плакали…темные глаза Моран, которая стояла в числе первых и отрицательно качала головой. Она смотрела на меня, заламывая руки, пока жрецы сдирали моё платье под вопли толпы, под грязные шуточки и улюлюканье, и тащили за волосы к алтарю, залитому кровью астреля, привязывали к лучам звезды, распиная на ней, как животное для жертвоприношений. Теперь она понимала, почему я хотела её прогнать. Она понимала каждое мое слово.
— Жаль, на ниаде нет ни волоска, дйдззж так бы мы узнали, на самом ли деле она красноволосая или ее покрасили.
— Раздвиньте ей ноги пошире.
Щеки запылали, и сердце забилось в горле. Нет… я этого не ожидала. Монстр опять победил. В очередной раз. Он смаковал каждую секунду моего унижения. Я видела, как подрагивают его губы и ноздри. Только глаза прожигали меня насквозь ненавистью. Его задел мой поступок, я это чувствовала кожей. Сильно задел.
— Эй! Мы хотим посмотреть!
Голос Саяра перекрыл вопли толпы:
— На наложниц велеара позволено смотреть лишь хранителям двора скай. Довольствуйтесь тем, что присутствуете на самой церемонии, и распивайте вино, дасы Валласа. Восхваляйте вашего велеара! Всем раздать ещё вина!
Жрецы в красных сутанах обступили меня со всех сторон, закрывая от толпы, раскачиваясь и монотонно вторя гортанными голосами молитвы своему гайларскому идолу. А Рейн стоял рядом с ними, возвышаясь на целую голову, сложив руки на груди, глядя прямо на меня и продолжая усмехаться. Саанан. Самый настоящий. Безжалостный и жуткий, как само порождение зла.
Пятилистник срезали медленно. По одному листу, и я кусала губы, глядя в потолок на звезду Севера. Вот она боль…она приближала меня к моему народу, к тем, кто так же кусал губы под ножами мясников, свежевавших их на живую под моими окнами, пока я не знала, какое решение принять. Вот теперь я его приняла, а верное оно или нет, покажет время. Совесть моя чиста. Она больше не обливается кровью от презрения к самой себе.
Я даже не застонала. Перед глазами проносились лица моих мертвых воинов. Я не знала сейчас, поступила ли правильно. Сделала ли все так, как должна была сделать, или совершила безумие, но наслаждение от смерти астреля я никогда не забуду. А еще наслаждение от понимания, что не вышло так, как хотел ОН. И никогда не будет. Не по моей доброй воле. Лассары не станут сами на колени. Пусть запомнит это.
После того как пятилистник срезали и смазали мне кожу жирным слоем вонючей мази, меня отвязали и швырнули на колени к ногам Рейна, голую, дрожащую от боли и унижения. Я видела, как жрецы вручили ему длинный штырь с железным витым клеймом в образе волка на конце, раскаленным докрасна, и когда меид приложил его к моей спине, я все же закричала, падая вперед, на живот, к носкам его сапог, от боли по щекам покатились слезы, они капали на черную кожу и оставляли на ней блестящие хрусталем разводы. Слезы дочери Ода Первого на сапогах валлаского велеара.
— Оно стоило того? Твое мимолётное наслаждение от убийства астреля стоило боли от этого унижения? Ты могла попросить, и я бы дал тебе убить его лично после…И как тебе стоять передо мной на коленях, Одейя? Думала, я убью тебя? На это рассчитывала, маленькая велеария?
Да! Я на это рассчитывала! Что он убьет меня! Что он разозлится и отрубит мне голову своим мечом прямо здесь, у алтаря, и я последую к Анису, а отец освободится от этих пут, которыми хотел его связать проклятый Безликий.
— Унижение — это носить твое имя добровольно, валласар, а попасть в рабство — это участь и воля рока, — прохрипела я, чувствуя, как все плывет перед глазами, как ускользает сознание, и триумф превращается в ржавое послевкусие поражения.
— Неет, девочка. Это тоже был твой добровольный выбор. Вместо того, чтобы с гордостью носить корону и не опозориться, ты предпочла ублажать меня в постели и влачить существование рабыни, рожать не наследников престола, а бастардов. Ты — идиотка, Одейя. Ты не дочь своего отца! Ты просто упрямая глупая женщина! Унесите ее в мои покои. Продолжать праздник. Раздавать золото людям. Мы отмечаем нашу победу и новый поход. Мы выйдем на Лассар через три ночи. В остальном наши планы не изменились.
ГЛАВА 14. РЕЙН
— И что теперь, Рейн? Думаешь, никто не понял твоего блефа?
Я не смотрел на Саяра, я смотрел на почти полный диск луны и понимал, что через несколько дней она позовет меня к себе…
Ложь! Я не думал о Луне. Впервые смотрел на нее, чувствовал приближение священного зова и не думал о ней… я не думал ни о чем, кроме этой дряни, которая опозорила меня при всем моем народе и заслужила то, что я с ней сделал и еще сделаю. Да, не ожидал. Увидел её во всем красном и потерял бдительность, потому что опять лихорадка, опять безумие от красоты этой проклятой, нереальной, ослепительной, ненавистной. Я видел, как все рты раскрыли, чувствовал эту волну похоти и восхищения в переполненной зале. Волк ее уловил волнами, дрожью воздуха и насыщенным запахом возжелавших самцов, у которых спины покрылись испариной при взгляде на девушку. Когда-то мне говорили, что ниады — это проклятие для каждого, кто их увидит или прикоснется к ним. Из мужчин рабов покорных делает. Вот почему постриг и Храм. Чтоб ни одна живая душа не видела и не возжелала ниаду.
Я и сам остолбенел, стиснул челюсти так, что скулы заболели, заскрежетал зубами. Совершенна. Волосы пахнут искушением на всю залу, будоражат в ней каждого. Что-то было в ее волосах шеанское, колдовское. С самого первого взгляда как увидел, их разум потерял. И спина обнаженная, плечи идеальные. Этот молочный цвет кожи под красным бархатом. Ступает, как богиня. А у меня от желания набросить на нее плащ и увести от глаз, спрятать, закрыть где-то, чтоб не смотрел никто, чтоб моя только…челюсти ещё сильнее сжимаются до хруста, и в тот же момент триумф от того, что мне досталась. Не сразу понял, что задумала, а потом уже поздно было. Астрель у ног её хрипел, а я понимал, что накажу потом. Позже. Накажу так, что пожалеет о каждой секунде своего существования, а сейчас только реакция. Правильная и четкая. Да так, чтоб толпа на дыбы не встала и не линчевала прямо здесь в этой зале, а я буду бессилен против этой стихии, и вместе с этим осознание, что все равно не отпущу. Привяжу к себе навечно. Шлюхой моей будет, подстилкой, вещью, но моей. Да так, чтоб все знали, чья. Чтоб в жизни не отмылась.
