Дело о железном змее (ЛП) - Сэйнткроу Лилит (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Когда она убедилась, что книга поняла, кто главнее, она осторожно перевернула тяжелую обложку. Толстые страницы зашуршали.
— Прима, — Микал звучал странно сдавленно. — Я…
«Хочешь извиниться? Это будет означать, что я приняла оскорбление, еще и от Щита».
— Я не хочу тебя слышать, — глаза в слезах смотрели на книгу. Чернила извивались, стало видно слова. Змеиные иллюстрации двигались, как вода, в пределах страницы. Она склонилась и выдохнула запрос страницам.
— Вортис-с-с, — имя перешло в шипение, страницы зашелестели быстрее. Поднялся жаркий ветер, коснулся ее волос, скользнул по всей библиотеке. Шторы затрепетали, бумага на большом столе у камина шуршала, ведьмины огни в бронзовых клетках шипели и стали красными. Тяжелая масляная картина отца Чилда над камином хмурилась, на черном плаще, в котором был мужчина, побежали золотые следы символов.
Страницы замедлились, книга запела, словно проснулась. Страницы замерли, и Эмма отклонилась, смаргивая горячую соленую воду. Ее горло сдавило.
Вспышка гнева и боли стала льдом. Холодный металлический палец скользил по ее спине. Она дважды сглотнула, кашлянула, но не от боли, а от другой эмоции.
Две страницы. На левой стороне была гравюра большого черного змея с тремя крыльями и множеством рогов, он обвивал холм с белой башней. Справа мелким почерком уместились слова, еще помнящие перо, что их написало. Они сливались, пока она не сосредоточилась, а потом стали четкими. На вершине страницы задрожал золотой лист, и появилось слово.
«Вортис» не было личным именем. Все тело Эммы дрожало, серьги покачивались, ударяя по щекам. Камея на горле потеплела, и она смутно слышала, как дверь открылась, Микал что-то сказал. Ее память пропала, книга говорила с ней на древнем языке, ее губы двигались, мир вокруг притих, золотая пыль висела, ведьмины огни замерли, перестав шипеть.
Она редко молилась, лишь в определенные моменты, и волшебниц гнали из каждой церкви, римской англиканской и прочих. Но она была набожной, и Эмме казалось, что пока молиться.
«Вортис круца эст», — прошипела Мехитабель.
Книга захлопнулась, замки закрылись. Эмма моргнула. Ее щеки были в соли, желудок урчал. Сколько времени она потеряла, глядя на страницы, пока Текст притуплял ее интуицию и разум, говоря с ней?
Ладонь Микала сжала ее плечо.
— Вы у Чилда на улице Титэ. Почти Прилив, — он звучал пристыжено?
Какое ей дело?
У двери стоял другой Щит. Темноволосый, немного ниже Микала, но шире в плечах, нож открыто висел на его бедре, его глаза закрылись. Его черты были ровными, и она поежилась, просыпаясь, его глаза открылись. Он склонился, сжав губы. Он выглядел как солдат, хотя Чилд, в своей раздражающей манере украшать, дал ему блестящую жилетку поверх хорошей белой рубашки с высоким воротником. Его одежда была хорошей, даже хотя сапоги выглядели ужасно непрактичными.
Она мгновение не помнила, чем или кем была. Это пришло к ней, и она поежилась снова. Пальцы Микала сжались. Ей не требовалась боль, чтобы прийти в себя, хотя герцогиня Кентская вдруг стала довольно мелкой проблемой.
«Вортис круца эст».
Или, если говорить не шипением змея:
«Вортиген вернется».
Глава двадцать пятая
Трокмортон, полагаю
Не удивительно, что знакомый Зига Беккер жил недалеко от пристани Трашнидл, в гадкой дыре, где воняло капустой и джином, но было чище, чем ожидалось. С бодрыми ругательствами на немецком Зигмунд хлопнул юношу по спине, и получились очки из пива.
Беккер был худым, в традиционных красных нарукавниках грузоманта и шерстяной шапке в елочку, тяжелых ботинках и с широкой улыбкой без левого клыка. Наверное, он тоже ненавидел заклинателей зубов или не мог себе такого позволить. Клэр подозревал, что почти все деньги юноши уходили на его больную мать в шали, которая шуршала между одной кроватью и древней печью, тыкала котелок с чем-то кипящим и смотрела на единственного выжившего сына мутными глазами. Женщина не говорила на английском, но Беккер родился в Лондинии, ему повезло больше. Если бы он родился в Германии, здесь им было бы сложнее, и они голодали бы.
— Линдорм, — сказал Беккер, он стоял, потому что предложил Клэру единственное кресло. Валентинелли стоял у двери, разглядывал ногти, комната была слишком маленькой для четырех мужчин и старых женских юбок — Ja. Чуть больше двух недель назад только открылся, делает доставки, — его акцент был смесью языка его матери и песней в нос, как делали на пристани. — Мы удивились. Но они хорошо платили пруссам, и товар разгребали. Никто не стал бы сидеть просто так, без выгоды.
— Что они платили? — Клэр осторожно устроился. Кресло было удивительно хрупким, а пол — кривым.
— Два шиллинга за один, больше за больше. Хепс на Мокгейле принес им ящики и получил целый фунт. Все оживились. Все пытались продать кусочек металла, который можно было назвать прусским, — лицо Беккера скривилось, он снял шапку и почесал голову. — И я пытался. Но законно.
«О, конечно. А я — жилетка обезьяны».
— Уверен, вы действовали по закону. И после двух недель и нескольких дней Линдорм закрылся?
— Ага. Прилив прошел, а потом — бац! Пропал, как рыба в море. То место странное. Мы ощущали что-то не то, да, и там был мант. Большой, не грузчик или корабельная ведьма. Там была магия лорда. Сильная.
— Любопытно. Кто теперь покупает прусские конденсаторы?
— Никто. Некоторые господа готовы волосы рвать в ожидании; некоторые говорят, что они во Франции, другие — что задержались по пути, еще один или два говорят, что их задерживают прусские фабрики. И потому французы стараются сейчас продавать свое, раз прусские не приходят.
Клэр прикрыл глаза, тонкие пальцы сцепились под длинным гордым носом. Зигмунд мечтательно смотрел на котелок в печи, фрау Беккер что-то пробормотала и угрожающе помахала деревянной ложкой, сделав шаги в его сторону.
Зигмунд тяжко вздохнул.
Клэр обдумывал историю юного Беккера.
— Вы случайно не знаете, куда Линдорм продавал конденсаторы?
— О, это просто, — худая грудь Беккера выпятилась, он сунул большие пальцы под нарукавники. — Он нанимал грузчиков, чтобы чарами разгрузить повозку и телеги. Два дня переноски грузов к Сэнт-Кэт были оплачены как четыре дня работы. Там большой склад, угольно-черный.
— Вы пользовались этой простой работой?
— Не было ничего простого, сэр. Лошади были беспокойными, груз ускользал, тяжелый, как кошелек священника. Каждый грузчик получил по два фунта, сэр.
— Ясно. Что можете рассказать о господах, что просили о ваших услугах?
Тут Беккер не был фонтаном знаний, работа просто была доступна, и он ее взял. Когда Клэр закончил расспросы, он заплатил юноше за беспокойство две гинеи, часть его кошелька заранее пополнила утром мисс Бэннон, хоть и не сказала об этом. Это его подозрительно обрадовало. Беккер отдал одну монетку матери, та подняла ее и проверила зубом, хоть зубов у нее не было, и юноша убедил их, что, если им потребуется грузомант, Беккер всегда готов помочь.
Улица снаружи была такой же активной, проезжали повозки, грузоманты скандировали резкую песню, произнося слова в нос. Желтые огни сияли у стены напротив, их перемежали только низкие двери публичных домов, соперничавших между собой уже в такой ранний час. Бородатый Джек, только с моря, судя по его пьяной походке, остановился, и его начало тошнить джином и чем-то еще, прохожие спешили пройти, а пара костлявых дворняжек обрадовалась и тут же принялась доедать рвоту.
Неаполитанец не смотрел туда. Он схватил Клэра за локоть.
— Э, синьор, вы не хотите посетить la Torre?
— Только по необходимости. В аду, мистер Валентинелли. Британии нужна помощь, а это не интересно.
— Стрига ничего не говорила о la Torre.
— Если вы не можете, синьор, идите, — Клэр плотнее прижал шляпу к голове. — Зиг! Старик, найди нам сносное место, чтобы покурить трубку. Мне нужно подумать.
