Тот, кого выбрал Туман (СИ) - Вонсович Надежда (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Потом к груди её прильнула, дышит. По щекам пару раз хлестанула. Она как схватится за меня и по сторонам, как ошалелая оглядывается. Про Олелю спросила. Успокоила её, что у меня она, спит поди уже.
А она одно твердит: «Уведи меня, Забава, куда хочешь, но схорони»
Я говорю от кого хорониться-то будем? А она: «Всё скажу, только уведи»
К себе хотела вести, а она уперлась: «В дом наш старый отведи. Там искать не будет».
Вот мы и пришли к Макару. В мыльню зашли. Я затопила. Думала помыть её и чтобы согрелась. И тут скрутило её, отец. Занеслась она. Месяцев шесть, говорит, по её расчетам.
И, в общем. Даже не знаю, как говорить вам такое, отец. Но не будет у неё теперь ребёночка этого. Ребёночек этот в тазу вот в этом.
Сейчас она там, в мыльне. Оправляется»
Забава опёрлась спиной о дверь. Видно не просто им эта ночь далась-то.
«Не уж-то, Мирослав её так?»
Забаву аж передернуло, от имени этого: «Мирослав. Он не раз на неё руку-то поднимает. Скрывала Беляна, молчала. А когда на Олелю замахнулся, тут уж не стерпела. Да только, что баба, супротив мужика сделает. Он, говорит, озверел. Сильно бил её. Как Олеля убежала, да как на улице оказалась не помнит. Вы, отец, за братьями сходили бы. Он искать Беляну будет»
Я, Макар, за всю свою жизнь не то что бабу, мужика не ударил. Это ж каким надо быть человеком, чтобы на ребёнка и жену свою руку поднять. Да с такой жестокостью, да со всей своей силой мужицкой. Говорю тебе и стынет от ужаса и не понимания всё внутри.
Я за Яроликом и Дарьяном сходил. И не зря сходил. Заявился Мирослав.
Что, рот его скверный, говорил там, сказывать не буду. Да только столько желчи и злобы мы вкусили, что век не отмоемся.
Что бы там не говорили и как не наговаривали на Беляну, а мое мнение такое. Верно девка сделала, что ушла. От неё и родители отвернулись и деревня вся. При живом муже, одной жить, сам знаешь, не было такого и быть не может. Грех великий это. Да только верно она сделала.
Сам понимаешь, взять я её в дом свой не могу, да и на улице оставить, как? И коли ты и впрямь к ней чувствуешь, то что сказывал мне, поступишь правильно. От того и звал тебя.
Макар слушал молча. Каждое слово тяжелым камнем падало в него. И тяжесть эта дурманила голову. Злоба и ненависть притупляла ум. Хотелось только одного, уничтожить, разрушить Мирослава.
— Макар. Посмотри на меня, — от куда-то из далека доносились слова отца.
Сила, одуряющая, помрачающая рассудок, наполняла Макара. Но он уже давно научился сдерживать её. Да и не нужна ему была сейчас Сила. Он сам хотел идти к Мирославу. Без помощи, без Силы. Один.
Макар встал, не обращая внимания на речи отца, на руки, удерживающие его, на скулёж собак, охотничьи собаки всякого зверя брали, а от Макара в будки забились. Все мимо него прошло.
В тишине с крыльца сошёл, все точно в тумане было, густом, вязком, кровавом, в таком звуки все пропадают. Тишина оглушала, давила на уши, точно выдавливала из Макара все мысли, все желания, всю жизнь.
— Тятя!
Крик раздался в звенящей, зловещей тишине, а может это и не крик был, а шёпот, не понял Макар. Только звук этот, хриплый, не знакомый, но такой родной будто по рукам и ногам его связал. Застыл Макар точно в болоте увяз.
— Тятя!
В спину врезалось тельце, детское, костлявое. Ручонки вокруг Макара обвились, держат крепко, точно жизнь от этого зависела. Отпустит и смерть.
Макар оцепенел, и волна по всему телу прошла, жаркая, колкая.
Обернулся он, на колени рухнул, точно из-под ног его землю выбили. Заглянул в глаза, цвета липового мёда, большие, испуганные глаза. По щекам белым, прозрачным, слезы текут, как горошины крупные, с ресниц свисают и вниз падают.
Макар крепко сжал Беловука, к себе прижал, точно жизнь от этого зависела. Отпустит и смерть.
Мальчик прижался и куда-то в шею, еле слышно выдохнул: «Тятька»
Сын, сыночек! Господи пути твои неисповедимы. Ведь уже и не мечтал слово это услышать: «Тятька». А тут мальчишка немтырь его мне нашептал.
Тихо подошёл отец, руку на плечо Макара положил, мягко сжал.
— Чем помочь тебе, Макар?
— Рядом просто посиди, тятя.
— Посижу, сын, посижу.
Так они и сидели, все трое, посреди двора, крепко друг друга обнимая.
— Умягчи злыя сердца наша, и напасти ненавидящих нас угаси и всякую тесноту души нашея разреши. Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от нас.
На ночь Беляна ушла к Забаве.
Макар стоял и смотрел ей вслед.
Она медленно шла по двору, отворила ворота и тихонько их закрыла.
Он вспомнил момент, когда она также когда-то аккуратно прикрыла за собой ворота, уходя от него навсегда.
Много времени прошло. Много всего изменилось. Большие перемены произошли с ним самим, но одно осталось неизменным. Никогда Макар не переставал её любить. Чтобы не случилось, всегда она у него в сердце была, всегда.
И сейчас Макар смотрел на закрытые ворота спокойно. Твёрдо веря, что все будет хорошо.
Рядом стоял Беловук. Его маленькая ладошка крепко сжимала руку Макара.
Он перевёл взгляд на мальчика и улыбнулся ему.
— Пойдём спать, Волчонок, а то ты уж носом окуней ловишь. «Ляг да усни; встань да будь здоров! Выспишься — помолодеешь» так Русай наш всегда говорил. Пойдём, Волчонок, пойдем.
Спали они сегодня крепко, точно маковой воды напившись.
39
Утром Макар первым делом в молельный дом пошёл. Не привык от дел прятаться. Всегда любил когда ясно всё и понятно.
Староста сидел за столом уставший, взъерошенный, точно ночь ему не сладка была.
— Не сдюжу я с тобой разговор, Макар, — устало, глядя на него исподлобья, сказал староста. — Только не далече Мирослав ушёл. Позже заходи.
— Мне о Беляне с вами разговоры не о чем вести. То уже только наше с ней дело. Будет добро — завтра же с ней и Олелей в лес уйду.
— А если одумается, да к мужу законному вернётся?
Макар посмотрел на старосту прямо и открыто, ни чем себя не выдал. Плечи расправил, а на них будто железо повисло. Ворот рубахи развязал, а внутри холодом все стянуло. Пошевельнуться невозможно, от каждого вздоха ещё холоднее становилось.
— Отпущу, — тихо и уверенно сказал Макар.
— Отпустишь, Макар, — также тихо и твёрдо сказал староста. — К вечеру их двоих на разговор позову. Нечего мне с ними по отдельности разговоры вести, пусть сами друг другу в лицо все скажут. Я, Макар, до последнего семью соединять буду. Самое главное в жизни любого человека-семья и дети. И долг мой перед всеми вами важное это сохранять.
Староста налил себе воды, долго и жадно пил.
Редко его Макар видел таким. Уставшим, задумчивым и даже растерянным.
— Зачем пришёл, Макар?
— Вы мужиков в Осиповку отправили насчёт Беловука узнать?
Староста внимательно посмотрел на Макара, прищурился даже, чтобы лучше его лицо видеть.
— Избавиться хочешь, али прикипел?
Макар опустил голову и тихо, как-то обреченно ответил.
— Прикипел.
— Рано пташечка запела, рано, — староста постучал по столу костяшками. — На днях вернуться должны. Пять дней назад я отправил Немира с двумя мужиками нашими в Осиповку. Вот и считай, к пятнице должны вернуться.
— Я дождусь их. Только мне сначала скажите какие вести принесли. С мальчиком я сам разговаривать буду.
— Не волнуйся, Макар. Твои ворота будут первыми у меня на пути.
Макар поклонился старосте и направился к двери.
— Иметь сердце, Макар, это великий дар. Доверься ему. Для него законы не писаны. Ему все подвластно. Только оно подскажет правильный шаг. И это я сейчас не про Беловука говорю. Иди, сынок, и не оглядывайся.
Макар замер в дверном проеме, спиной старосту слушал. Когда тот замолчал, не сказав ни слова, вышел из молельного дома.
Макар обошёл дом и встал лицом к лесу. С пригорка, на котором стоял молельный дом, открывался изумительный вид. Большая поляна, речка, точно лента атласная вьётся, и лес. Молодой, изумрудный лес.
