Тлен и пепел (СИ) - Шелинс Елена (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

   — Как это кто, его дядя, Арнейм Батрис, глава совета Инквизиции и верховный магистр, — с удивлением ответила Элина, наконец, найдя удовлетворяющий ее бутон. — А ты разве никогда не слышала об этом?

   Я потрясенно мотнула головой, едва найдя в себе силы проговорить:

   — Ничего себе…

   Элина восприняла мою реакцию исключительно как некий невысказанный комплимент в сторону семьи ее жениха и слегка зарделась .

   — Мортен тоже хотел пойти в Инквизицию, но дядюшка настоял на том, чтобы он нес государственную службу, и был рядом с братом и, следовательно, с государем. Говорят, даже, что Арнейм сейчас является одним из ближайших советников при его величестве, как это было при покойном отце государя, — девушка окончательно раскраснелась.

   Будущая госпожа Батрис слишком крепко сжала бутон и, заметив помятые лепестки, с досадой отбросила его в сторону:

   — Так что прошу меня простить, мне нужно идти…

   Я некоторое время наблюдала за ее торопливым шагом, за тем, как Элина нервно поправляет каштановые волосы в высокой прическе, украшенной россыпью розовых заколок, прижимает к груди полупустую корзинку. Когда же будущая невеста затерялась среди толпы, я, быстро посмотрев на отвлекшихся на что-то девушек, стоявших рядом со мной, сделала несколько небольших шагов назад, и, уйдя за высокий кустарник, пошла прочь.

   Едва я оказалась в одиночестве, насколько его можно назвать таковым, когда всего в метре от тебя, отделенные слоем ветвей и мелких листьев, смеются и разговаривают люди, я чуть слышно расхохоталась, смахивая выступившие злые слезы.

   Боги всегда славились любовью шутить над людьми, но я, видимо, чем-то им настолько не угодила, что Брианна разожгла мои первые чувства к одному из наиболее опасных для меня мужчин, который, к моему одновременно счастью и горю, был слишком занят другой, чтобы я окончательно себя погубила. Дядя Отиса — глава Инквизиции… Безумие, да и только….

   Если все что с нами происходит должно послужить нам уроком, то что, скажите мне на милость, я должна вынести из всего этого? Что кому-то, подобному мне, никогда не стоит давать волю сердцу? Что необходимо закрыть его на все замки, жить без любви и привязанностей? Что любой их тех, кто окажется рядом, может оказаться твоим злейшим врагом?

   Или богам вообще нет никакого дела до нравоучений и человеческой морали, которая никогда не затрагивала своими законами этих высших сущностей. И они лишь пытаются развлечься, спутывая нити человеческих жизней в безобразный клубок? А когда нити запутываются настолько сильно, что с этим уже ничего нельзя поделать, божества, не испытывая никаких угрызений совести, их перерезают.

   Я не дам затянуть себя в этот узел. Я оборву это глупое чувство, не позволю себе закончить так глупо. Все, кто так близок к Инквизиции, не должны находить место в моем сердце.

   Мои эмоции, накопившиеся за весь последний промежуток времени, богатый на потрясшие меня события, слились комком, в котором страх, ярость, страсть и ненависть трансформировались в одно тихое серое чувство.

   B желание покоя.

   Возвращаться прямо сейчас к Анель и другим девушкам не хотелось, а в прогулке в одиночестве по саду Темпечей я не видела ничего предосудительного. Мало ли какие могут быть для этого причины у миледи, от музыки и гомона у которой, к примеру, легко могла разболеться голова.

   Я спокойным шагом прошла вглубь сада, изредка останавливаясь, чтобы рассмотреть клумбу или лицо очередной статуи. Но стоило мне отойти от предмета, привлекшего мое внимание, я тут же забывала, что только что видела. Безразличие охватило меня, в голове не было ни одной мысли, реальность вокруг казалась картинной, ненастоящей.

   Когда я оказалась у входа в лабиринт из зеленого кустарника, я не могла даже точно сказать, какой именно дорогой сюда дошла.

   Здесь я уже остановилась, размышляя, — заблудиться среди многочисленных закоулков в кустарнике во время праздника неразумно. Затем, вспомнив, нашла глазами тонкую белую полоску, нанесенную прямо на край дорожки, идя вдоль которой можно пройти длинным путем сквозь весь лабиринт и выйти недалеко от входа.

   Следуя этой тонкой линии, я продолжила свою бесцельную прогулку.

   B лабиринте людей попадалось меньше, чем в основной части сада. Как правило, здесь скрывались молодые замужние пары, находившие особое очарование в этом уединении, которое, впрочем, не подразумевало под собой нечто совсем интимное.

   Каждый поворот лабиринта был братом-близнецом предыдущего, и если бы не белая полоска, я бы давно заблудилась. Ровные стены зеленого кустарника отчего-то действовали успокаивающе, и я постепенно оживала, чувствуя силы все-таки остаться до самого конца вечера, а не придумывать причину, чтобы уехать домой.

   Почему я вообще должна из-за кого-то пропускать часть торжеств в честь своей подруги? Да и когда я в ближайшее время увижу фейерверк?..

   Я уже прошла примерно больше трети лабиринта, когда услышала доносящийся через кустарник голос, показался мне до боли знакомым.

   Я остановилась, вдруг с неоднозначным чувством понимая, что слышу Отиса.

   Да что же за божье наказание, нигде от этого мага спрятаться невозможно! Он то вьется рядом, то о нем говорят, то говорит он…. Невыносимо.

   Конечно, если бы я так упорно не выделяла Отиса среди прочих, я бы прошла мимо, даже не пытаясь вслушиваться, но сейчас уйти просто так не смогла.

   Разобрать конкретные слова не вышло, а интонация говорила о том, что Отис крайне раздражен. Я хотела сделать несколько шагов, чтобы оказаться ближе к зеленой изгороди, но тут воздух взорвал высокий женский голос.

   Я с легкой оторопью услышала такие чудные непечатные выражения, среди которых, вероятно, и моя Вайна с ее не самым приятным прошлым смогла бы почерпнуть что-то свежее и новое.

   А Отисовой прелестнице палец в рот не клади. С локтем откусит.

   Слушать ссоры влюбленных голубков и дальше оказалось выше моих сил. Я решительно развернулась и быстрым шагом пошла обратно, не желая здесь больше оставаться.

   Если темноглазая красавица позволяет себе так общаться с магом, закатывать истерики и поливать его грязной бранью, то, вероятно, они уже достаточно близки. Как же, все-таки, гадко и неприятно…

   Я не заметила, как вылетела из лабиринта и едва не сбила с ног чуть запыхавшуюся Элину.

   — Кларисса, — с облегчением сказала она. — Наконец-то! Где же ты ходишь?.. Скоро мой отец произнесет речь, а ты куда-то пропала. И твоя маменька тебя искала...

   Я растерянно захлопала глазами, вдруг понимая, что заставила беспокоиться того, кто и так имеет ряд причин для беспокойств о сегодняшнем дне, хотя, по идее должен был им наслаждаться.

   — Прости, — я взяла Элину под руку. — Захотелось прогуляться.

   — Тебя что-то беспокоит? Я видела, с каким грустным видом ты простояла весь конец фуршета. Что-то случилось?

   — Сейчас уже все хорошо, — с мрачной уверенностью заверила ее я. — Теперь точно нет никаких причин хандрить.

   Пока я отсутствовала, опустевшие столы успели убрать, а на их месте расчистить просторную площадку. На траве для уставших дам и пожилых господ расставили резные стулья из красного дерева, бокалы шампанского на подносах сменило красное и розовое вино, для любителей чего-то покрепче официанты носили виски и коньяк. Солнце почти зашло, бросая последние блеклые лучи на небосвод, и теперь главными источниками света в саду были плывущие по воздуху ажурные светильники.

   Маменька, замерев изящной статуэткой, мило беседовала с какой-то важной пожилой парой. Дама преклонных лет, на плечах которой лежала горжетка из соболиного меха, пила коньяк, с аппетитом закусывая его шоколадными конфетами. Приземистый тучный мужчина, крутивший в руках толстую золотую цепочку от карманных часов, словно через силу цедил вино, и его полное широкое лицо выражало глубочайшую скуку, будто он устал не только от праздника и всех присутствующих, но и от жизни вообще.