Элемента.L (СИ) - Лабрус Елена (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗

Обычно Феликс никогда не приглашал к себе одну и ту же девушку дважды, но то, что у них было в душе, за «раз» не считается.

Глава 2. Ева

Странно, наверно, любить кладбище, но это старое деревенское кладбище нравилось Еве с детства. Даже в детстве оно не казалось ей страшным, а подростком она любила приходить сюда просто так и каждый раз чувствовала, что на этих квадратных метрах земли не существует времени — прошлое, настоящее и будущее здесь присутствуют одновременно. Прошлое — молчаливые памятники, кресты и холодные плиты, под каждой из которых прожитая жизнь, своя судьба и своя история. Настоящее — она и все те люди, что приходят сюда со своими воспоминаниями, мыслями, заботами и мечтами. И будущее, которое ещё не свершилось, но уже было предопределено. Ещё тогда она знала, что будет связана с этим кладбищем навсегда, потому что здесь похоронят бабушку и дедушку, и она будет приезжать навещать их могилы. И вот она здесь.

В ноябре здесь уныло. В этой части кладбища уже давно никого не хоронят, и старые деревья плотно сомкнулись кронами. Мягкой подушкой лежит толстый слой облетевшей листвы. На пожухлой листве местами лежит снег. Никто не нарушает эту грустно-торжественную тишину, размахивая граблями: сгребать прошлогодние листья принято весной. В ноябре здесь можно просто побыть одной. Не красить оградку, не мыть таблички, не втыкать нарядные искусственные цветы. Можно просто стоять и вспоминать, каким радостным, каким цельным было её детство благодаря этим простым людям.

 И если бы они не лежали сейчас здесь, то она побродила бы среди чужих могил, читая надписи и вычитая даты на памятниках, а потом побежала бы домой, к теплу натопленной печки, к аромату жареной картошки в большой чугунной сковороде и радости бытия, которую давала ей их любовь… Но увы… Ева смахнула невольно скатившуюся слезинку, сказала «Спасибо! Спите спокойно!» двум припорошённым снегом бетонным плитам и побрела к выходу. Сегодня ей надо ещё зайти в местную больницу и в семь часов вечера сесть на поезд и уехать обратно в город.

На втором этаже поселковой больницы, расположенной в небольшом белом здании из силикатного кирпича, несколько лет назад организовали Дом Престарелых и Инвалидов для тех людей, кто не мог больше сам о себе позаботиться. Там сейчас жила тётя Зина, двоюродная мамина тётка. Бабушка ещё была жива, когда тётка упала и сломала шейку бедра. Не позволив себе обременять детей, тётя Зина стала первой из его постоялиц, и сейчас Ева шла её навестить.

После прогулки по свежему морозному воздуху встретивший Еву в дверях аромат варёной капусты хоть и не вызвал аппетита, но напомнил о том, что время обеденное.

 Исхудавшая и постаревшая с прошлого посещения ещё сильнее тётя Зина была в своей комнате не одна. На стоявший у кровати основательный деревянный стол только что поставил поднос с обедом парень в обычной для персонала больничной униформе. Ева увидела их обоих, заглянув в палату и уже почти сняв на ходу куртку.

— Здравствуйте, я навестить.

— Здравствуйте, у нас обед, но вы проходите, — сказал медбрат, подставил поближе к кровати единственный стул и протянул руку, чтобы взять у неё одежду. Но снять до конца куртку мешал зажатый в руке пакет с гостинцами. И Ева, пытаясь снять оставшийся рукав, и он, пытаясь перехватить падающий пакет, неловко столкнулись, потом одновременно стали извиняться и в результате, наконец, разошлись — он к дверям, а она к стулу. «Боже, какой красавчик!» — подумала девушка, когда он, наконец, исчез за дверью, и ещё больше покраснела от этого. Впрочем, особо об этом некогда было думать: подслеповатые тёти Зинины глаза, внимательно наблюдавшие за всей этой сценой, теперь смотрели на посетительницу.

— Тёть Зин, привет! Это я, Ева, бабы Шуры внучка.

Хотя смысла говорить, как её зовут, не было никакого — ни разу ещё эта тётка не назвала Еву правильно. Может, правда, не могла запомнить непривычное имя, а может, просто не считала нужным утруждать себя запоминанием. Еву она чаще всего звала Веркой, иногда Светкой.

— А, узнала тебя, милая! Своих приехала проведать? На кладбище? А меня вот боженька все никак не забирает, — и она стала вытирать внезапно потёкшие слезы концом повязанного на голову платка и хотела ещё что-то сказать, но не смогла и только плакала.

Обнять старушку мешал огромный стол, и, пытаясь как-то ободрить её, Ева присела на кровать и гладила то сухонькую ногу под казённым одеялом, то наклонялась вперёд и дотягивалась погладить худенькое плечо.

 Не будь на столе обеда, возможно, слёзы лились бы дольше. Но дурно пахнущее капустой варево остывало, и Ева позволила себе напомнить тётке о еде. Удивительно, но та нашла в себе силы успокоиться и принялась за еду.

— Что там на улице-то? Холодно? — спрашивала она периодически и сама же себе отвечала. — А в городе как? Да, в городе-то оно завсегда холоднее… а цены как выросли! Это же уму непостижимо! А пенсию-то не добавили! Да, говорили, вроде, добавят со следующего года. Но в следующем году кто жив будет.

Старушка справилась со щами. Ловко орудуя ложкой, расправилась с котлеткой, судя по удушающему запаху, с большой примесью все той же капустки. Запила всё компотом в неизменном с советских времён гранёном стакане и, деловито вытерев рот всё тем же уголком платка, невинно спросила:

— Ты-то как? Замуж не вышла?

Глупо раздражаться на старую прикованную к постели женщину, но этот вопрос, как удар под дых, всегда заставал Еву врасплох. Нет, она помнила про этот коварный вопрос, она готовила ответы на него, как домашнее задание, тщательно продумывая слова и интонации для разных людей и разных случаев. Но когда вопрос звучал, она всегда была к нему не готова. И мямлила что-то после слова «нет», словно заранее оправдываясь за свою непутёвость, что как-то не сложилось пока и бла-бла-бла… Но жестокая старуха, не подозревая о своей жестокости, продолжала добивать:

— А парень-то есть?

И Ева снова сказала «нет» и, опустив глаза, опять собралась оправдываться, но взгляд упал на спасительный пакет:

— Тёть Зин, я же вам гостинцы принесла! Чуть не забыла!

И она хотела их доставать из пакета, но подумала, что одинокой бабке будет большей радостью самой разобрать подарки, когда Ева уйдёт. И положила пакет на стол. «Может, она даже специально будет оттягивать этот момент. Надеюсь не очень надолго, а то яблоки сгниют», — подумала Ева и подвинула его поближе. «О, этот чёртов пакет!» — вспомнила она неловкую ситуацию. «О, этот чёртов медбрат!» — она бессильно опустилась на стул, услышав за спиной звук открывшейся двери и его голос:

— Зинаида Ивановна, вы пообедали? Я могу забрать посуду?

— Да, Серёжа, спасибо! И скажи там, на кухне, Лидке, что котлета сегодня лучше, но соли маловато, — обратилась она к парню.

— Я скажу, но Лидка сегодня не вышла, вроде внук у неё заболел. Елизавета Петровна её подменяет.

— А, тогда понятно! Эта старая хрычовка даже на соли экономит! — старушка недовольно поёрзала на кровати.

Все это время смиренно молчавшая на стуле Ева разглядывала аккуратно составляющие посуду руки медбрата. А там было на что смотреть! Рукава у униформы были короткие, хоть и зима почти — то ли топили у них хорошо, то ли парень горячий. А руки были смуглые, и обтянутые гладкой кожей упругие мышцы двигались вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…

— Вы не подержите? — словно зачарованная этим движением, она не сразу поняла вопрос. — Я стол отодвину, подержите, пожалуйста!

Парень протягивал ей поднос с грязной посудой.

— А, да, конечно! — до неё, наконец, дошло, о чём он говорит, и Ева вцепилась в пластмассовые ручки. И снова получилось не очень элегантно. Особенно если сравнить с тем, с какой лёгкостью парень отодвинул от кровати и переставил к окну огромный деревянный стол, да ещё с пакетом сверху.

— Спасибо! — он аккуратно принял на открытую ладонь поднос и с грацией жонглирующего акробата так и вынес его на одной руке за дверь. Не оглядываясь. Хотя, может, он и оглянулся, Ева не видела, потому что не в силах была посмотреть ему в след.