Пленники судьбы (СИ) - Корнилова Веда (мир книг txt) 📗
Кисс тем временем продолжал:
— Наверное, для того, чтоб в будущем иметь хоть какой-то предлог и возможность познакомиться с тобой… Именно оттого я и решился выполнить твою просьбу — накормить рабов, хотя подобное мне было строго-настрого запрещено делать. Сейчас я понимаю, что приказ держать людей впроголодь — это было чем-то вроде дополнительной меры воздействия на двоих пленных… И позже, когда я покинул ваш поселок, то и дело вспоминал строгую девушку в зеленом платье, и думал: надо же какие красавицы встречаются в этих далеких местах!.. А позже мне даже показалось, что ты вот-вот пойдешь вслед за мной…
А ведь я, и верно, пошла. Только не одна, а с Маридой, и не за твоими прекрасными глазами, а чтоб увести из каравана двоих пленных…
— Так вот, — чуть усмехнулся Кисс, — а на болоте… Я здорово струхнул, и только позже, сам не зная отчего, стал сравнивать тебя с тем страшилищем, что вылезло из болотного тумана. Вначале мне эти сравнения казались просто дикими, но позже я сумел привести мысли в порядок, и понял, что меня здорово провели, но отчего-то меня больше всего задело то, что этим человеком была именно ты, показавшаяся мне несколько иной, отличной от других женщин. А может, дело просто в том, что я тогда еще не понимал, что ты с первого раза вошла в мое сердце куда глубже, чем можно было предположить, и оттого меня так задел этот обман… Конечно, зол на тебя я был настолько сильно, что обычными словами это никак не высказать! Оттого и помчался искать девушку с синими глазами сразу же, как только сумел удрать из-под стражи! В поселке тебя не оказалось, но я сумел выяснить, куда ты направилась. И даже понял, с кем…
— Погоди! — остановила я Кисса. — Помнишь, ты мне как-то сказал, что побеседовав с зятьком, выбил ему пару зубов?
— Ну, было такое…
— И еще ты говорил, что Дая за подобное тебе чуть в глаза ногтями не вцепилась, и именно из-за попорченной красоты своего ненаглядного… Что же тебе зятек тогда сказал?
— Что хорошего может сказать проблеять этот козел со смазливой мордой? Совсем ничего…
— И все же?
— Тебе это будет неприятно слышать.
— Переживу. Итак?..
— Этот слизняк заявил: плати мне пару золотых, и потом, когда найдешь эту стерву, то бишь тебя, можешь пользоваться ею, сколько хочешь, только скажи ей, что это я тебя послал… Ну вот я ему и пояснил, где его место, кого и куда он может посылать, и заодно поучил, как нужно говорить о женщинах…
И отчего я нисколько не удивилась, услышав подобное? А Кисс молодец, только вот зятьку наука впрок никак не пошла…
— А дальше?
— Дальше… Дальше я безо всякой жалости гнал всю дорогу до Стольграда, и все больше и больше себя накручивал, и когда впереди показались стены Стольграда — к тому времени я тебя почти ненавидел. Кроме того, я уже устал, издергался, потерял осторожность… В общем, стража взяла меня без всякого труда. На допросе я ничего скрывать не стал, но взамен этого попросил, чтоб меня посадили неподалеку от тебя…
— Так это была не случайность? Ну, то, что ты оказался подле меня?
— Нет. Вояр пошел мне навстречу… Он уже тогда, кажется, понимал меня куда лучше, чем я себя… И вот, радость моя синеглазая, после недолгой разлуки я вновь увидел тебя. Помнится, тогда у меня в душе тогда все смешалось одной кучей: злость, ненависть, желание прибить тебя — и в то же самое время радость от встречи, пусть даже она произошла, когда нас с тобой разделяли железные прутья. Попадись ты мне в тот момент в руки — не знаю, что бы я с тобой сделал: или бы убил, или бы целовать стал… Главное — ты была рядом, пусть даже в тот момент мы ругались без остановки. Потом злость прошла, и появилось желание постоянно говорить с тобой, пусть даже и так, ругаясь без остановки. Видишь ли, мне просто-таки невероятно нравилось дразнить тебя, выводить из себя, тем более, что ты очень легко поддавалась на все мои подначки. Достаточно было тебя чуть-чуть подтолкнуть… И еще когда ты злишься, то становишься такой забавной, чуть ли не подскакиваешь на месте, пытаясь доказать свою правоту, и настолько по-детски сдуваешь со лба постоянно выпадающую прядь волос… А потом я узнал, что ты эрбат. Вояр, конечно, провел весьма жесткую проверку… Если откровенно, то я был просто в шоке от увиденного. Но еще больше был удивлен, когда к тебе заявилась та обкуренная парочка, и ты свернула шею младшему брату Правителя, хотя будь моя воля, я бы сам из него душу вытряхнул. Причем сделал бы это с огромным удовольствием.
— Да, если бы не твое вмешательство после того, как я вышибла дух из принца Паукейна… Я почти уверена: потом стражники убили бы меня…
— Наверное… А затем тебя попытались отравить…
— Между прочим, в один далеко не приятный момент ты меня едва не придушил! Может, хотя бы сейчас объяснишь, почему?
— Почему, почему… Неужели самой не понятно?
— Представь себе — нет!
— Наверное, в тот момент я тебя просто-напросто приревновал, да и разозлился всерьез… Суди сама: на меня ты постоянно шипела, как злая кошка, вернее, как целая стая тех самых злющих кошек, а тут пришел Дан, молодой парень — и ты ему только что на шею не бросаешься с объятьями… Ах, Дан, ах, Вен, ах, как я вас люблю, и как вы там живете без меня, мальчики мои дорогие!..
— Я такого не говорила!
— Но подразумевала!
— А душить-то зачем?
— Оправданий тут, конечно, нет, разве что… Видишь ли, в тех местах, где я жил до того времени, пока меня не подрядили сопровождать невольничий караван… Там именно таким образом принято выражать женщинам свое недовольство. А в той стране я обитал пару лет, вот и нахватался…
— Интересно, где это?
— В Дарибале. Южная страна, иные нравы… Как раз там считается невозможным поднимать руку на женщину, но свое недовольство ею обычно выражают таким вот, несколько… своеобразным способом.
— Можешь не сомневаться — этот, как ты его назвал, своеобразный способ выражения твоего недовольства я оценила должным образом… Рассказывай дальше.
— А чего там говорить? Дальше я понял, что заболеваю, и единственное, на что мне оставалось надеяться, так только на призрачные мечты о том, что к серой лихорадке эта болезнь не имеет никакого отношения. Держался до конца — не хотелось оказаться в бараке для заболевших… До сих пор не понимаю, как я тогда сумел дойти от тюрьмы до корабля и не свалиться по дороге, а уж про то, как мы с тобой там вдвоем путешествовали — об этом и вовсе вспоминать не хочется! Ну, а то, что мы умудрились оттуда выбраться… Произошедшее я и вовсе отношу к разряду чудес. Правда, кое-что помню, и то довольно смутно, только до того момента, как мы с тобой оказались в воде, а потом несколько обрывочных воспоминаний — и все, как отрубило… Когда пришел в себя, то увидел, что лежу на земле, вернее, на лесной подстилке — тут и мох, и хвоя, и ветки, и шишки, а где-то очень высоко надо мной кроны деревьев. А еще чуть покачиваются острые верхушки елей… И рука настолько сильно болит, что хоть кричи — и жгло ее, и дергало… Но, тем не менее, я был здоров! Вначале поверить не мог в собственное выздоровление, а потом от радости было желание запрыгать чуть ли не выше собственной головы!
— Понимаю тебя…
— Вижу — и ты неподалеку лежишь. Думал — уснула, отдыхаешь, ждешь, когда я проснусь, но все вышло совсем не так. Мы с тобой опять поцапались… Потом я ушел к речке за водой, возвращаюсь — тебя нет. Ушла… Ох, сколько же мне тебя искать пришлось! На счастье, ты шла, спотыкаясь и падая, и оттого за тобой оставались довольно заметные следы: примятый и вырванный мох, поломанные кусты, вдавленные шишки… Еще хорошо, что к тому времени было еще не очень темно, а не то и не знал бы, где тебя искать… А потом я уже от тебя не отходил. Даже силки на зайцев ставил неподалеку, причем так, чтоб при том тебя постоянно видеть. Не то удерешь снова — ищи тебя неизвестно где. Или опять приступ случится…
— Какой еще приступ? Ты мне о том ничего не говорил!
И тут я увидела, что парень растерялся, вон, даже взгляд в сторону метнулся. Не понимаю… Неужели я о чем-то не знаю?
