Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна (читать книги полные TXT) 📗
— Пойдёмте в дом, — позвала нас тётушка. — Не следует посторонним видеть вас заплаканными. Ваши чувства касаются семейных дел. Люди истолкуют неверно и будут осуждать.
Мы послушно поднялись в дом. Настроение у всех было траурное.
Дуэль
За чаем Вася поделился, как дело было. Мы ничего не знали, брат предусмотрительно скрыл от нас дату поединка.
— Ну вот, мы и это пережили, — подвела черту княгиня.
— Сами понимаете, после той выходки Вельского я не мог оставить его поступок безнаказанным. Между нами состоялся очень резкий и неприятный разговор на повышенных тонах. Вельский оказался хуже, чем я о нём думал. Он не считал себя виновным, обязанным принести извинения. Дерзил, говорил, что моя сестра останется старой девой, перед которой закроются все двери. Убеждал, что её никто замуж не возьмёт. Смеялся над Ниной, говоря, что у неё запоздалое развитие.
— Ах, наглец! — не выдержала княгиня.
— Представьте, набрался нахальства и утверждал, что Ниночка бесчувственная маменькина дочка. — Вася, рассказывая, не смотрел на меня. Он знал, что измышления Вельского заденут за живое, ибо они не соответствовали истине и их слушать противно. Но, как я поняла позднее, таким образом он хотел преподать мне суровый урок, чтобы я никогда и ни с кем без его сопровождения либо присутствия тётушки не выходила из дому. С другой стороны, ему было невыносимо горько и стыдно осознавать, что у него в друзья затесался глубоко непорядочный человек — прохвост и развратник.
— Василий, тебе и говорить с ним не следовало. Я его порядком отчитала. Видел, как у него щёки горели и дрожали? Лучше бы ты отправил донесение в штаб армии, чтобы там приняли меры. Разве так поступает офицер русской армии? Ему не место среди наших доблестных защитников, он порочит звание офицера.
— Софья Гавриловна, дорогая, в любом случае о его позорном поступке будет знать весь полк. Ему грозит отчисление.
— И правильно. Поделом.
— Он запятнал честь офицерского мундира. И этот факт стал очевидным всем, кто присутствовал на дуэли. В секунданты пришлось взять сослуживцев. Они всё видели. Сами понимаете, хранить в тайне не будут.
— Так ты не убил его?! — Тётушка в изумлении застыла с открытым ртом.
— Нет.
— Простил?!
— Как можно? Нет, конечно.
— Василий, ты, наконец, расскажешь нам всю правду? — У Софьи Гавриловны лопалось терпение.
— В тот самый момент, когда секунданты скомандовали: «Сходитесь», мы услышали душераздирающий крик. Пришлось опустить револьверы. К нам, утопая в сугробах, пробиралась мать Вельского. Её трудно было узнать. Волосы побелели, лицо покрылось серым налётом. Глаза передавали ужас.
— Маменька, зачем вы здесь? — сухо спросил Вельский.
До какой же степени нужно очерстветь, потерять лицо, зарыть в отстойнике душу, чтобы по отношению к матери проявлять чёрствость, холодность и полное безразличие к её страданиям?
Я слушала и не могла поверить.
— Он, конечно же, ввёл родителей в курс дела в надежде на то, что они в очередной раз его выручат. Мать металась в поисках выхода, ничего лучше не придумав, как приехать к месту дуэли. Бедная женщина с трудом добралась до меня, споткнулась и упала.
— Умоляю вас, не убивайте сына. Просите взамен всё, что хотите, но не убивайте. Оставьте его мне. Он — моё утешение. До рождения Борислава Господь не давал мне стать матерью, забирая у меня детей — ни один живым не появился на свет. Целых десять лет пытки и невыносимых страданий. Никогда вам не знать, что это такое. Я — мещанка, ездила в богадельни, ухаживала за больными и немощными. Знаете, я было отчаялась, девочку-сиротку, калеку взяла в дом. Ухаживаю за ней. Слуги, конечно, помогают. Но и мне достаётся. Марфуша не может связать слова, только мычит и совсем не ходит. Потом я сама долго болела, пока Господь не сжалился надо мной. Так я расплатилась за прегрешения отца. Вымолила, отработала прощение ему, и Всевышний простил. Воистину благословенным мартовским днём подарил мне сыночка.
Василий, вы молоды, вам трудно понять страдания матери. Чувствую сердцем, вы — истинный дворянин. Пощадите моего мальчика, оставьте мне в утешение, не лишайте последней и единственной радости! — Она так горько плакала, что я не выдержал, отдал секундантам револьвер и сказал:
— Дуэль окончена. Сударыня, я не в силах отказать страдающей матери. Знаю, как невыносимо тяжело терять родных. Я не буду наказывать вашего сына. Живите спокойно. Но и прощать его не намерен.
Помог просительнице подняться и покинул место дуэли. На душе было муторно, так гадко, тошно, тоскливо. — Мы видели, Вася близко к сердцу принял всю историю: поступок Вельского, разговор с бывшим другом, дуэль, откровения матери Борислава и развязку.
— За спиной прозвучало: «Храни вас Бог! Вы — милосердный человек. Хвала вашей матери, вырастила честного, добропорядочного, благородного сына. Мне не удалось. Сама виновата. Избаловала его своей любовью».
Я отдалялся, её слова становились плохо различимыми. Мне было всё равно. Рана на сердце кровоточила. Таких людей, как Вельский, без наказания отпускать нельзя, — твердило мне сознание.
— Васенька, ты у меня самый мужественный, самый добрый, самый великодушный и самый благородный брат. Ты самый лучший. Дороже у меня никого нет. Прошу тебя, никогда не рискуй собой! — Я прижалась к брату, он обнял меня.
— Сестрёнка, дорогая, ну что ты. Я ж с тобой. Нас никто не разлучит.
Тётушка тихо плакала, глотая слёзы, поглядывая на нас.
— Моё сердце болит и рыдает. Вы — золотые дети, точь-в-точь удались в своих благословенных родителей. Вы такие хорошие — истинные наследники князя Ларского.
Софья Гавриловна не зря предупреждала нас о том, что лучше держать свои чувства при себе, никому не показывая. Вечером того же дня в кулуарах разлетелась пренеприятнейшая новость — гудели, судачили по углам, мусоля поступок Вельского, и не забывали напомнить, что офицер Ларский в последний момент дуэли пощадил развратника.
— Вы слышали?
— О чём вы, душечка? А последняя сплетня? — Болтушка что-то скороговоркой нашептала собеседнице на ухо.
— Да?! Неспроста это, говорю вам, неспроста. Не удивлюсь, если узнаю, что между княжной и этим безбожником случился конфуз, — размахивая веером, противно хихикнула одна из заядлых сплетниц бала, делясь со своей закадычной подругой последними новостями.
— Вы правы, моя милая. Стала бы мать прохвоста на колени падать перед княжеским сынком, — вторила ей кумушка.
— Да-да. Не стала бы, уверяю вас. Так низко пасть…
Ваше желание выше моего понимания
Аспирант Валентин Ильинский не успокоился. Нарыв вскрылся и мы узнали, что, оказывается, в тихом омуте черти водятся. Тётушкин протеже приехал в Петербург, улучив удобный момент, когда Васю наконец отпустили на побывку. Возможно, княгиня в переписке с его маман проговорилась. Мы не спрашивали.
Валентин предпринял попытку на сей раз обойти меня и действовать через брата. Ильинский не соизволил заехать к княгине, остановился у родственников. Подкараулил брата у дома и без предисловия пустился в атаку:
— Приветствую, Василий Андреевич. Ждал встречи с вами.
— С кем имею честь? Разве мы знакомы?
— К сожалению, не пришлось свидеться.
— Что, собственно, случилось, почему ловите меня на улице у дома?
— Выслушайте меня внимательно и всё поймёте. Позвольте представиться. Валентин Денисович Ильинский — сын подруги Софьи Гавриловны.
— Очень приятно. Пройдёмте в дом.
— Прошу простить, хотелось бы побеседовать с вами с глазу на глаз, так сказать тет-а-тет. — Он подобострастно улыбнулся. У Васи пропало желание продолжать диалог.
— Вы меня озадачили.
— Василий Андреевич, я очень хорошо отношусь к вашей сестре и хочу на ней жениться.
— Об этом вам нужно поговорить с Ниной. — Вася направился ко входу в дом, но Ильинский задержал его, перебегая дорогу.
— Нуждаюсь в вашей помощи. Ниночка — юная, она не в силах оценить моих чувств. Требуется разъяснить ей. Повторюсь, я настроен серьёзно. Вы старший брат, она доверяет вам. Повлияйте на её решение. Я — человек надёжный, из хорошей семьи, учёный. Жалование мне положили неплохое для начала. После защиты диссертации мои акции возрастут. Получу должность, соответствующую учёному статусу. Чем я ей не пара? Намерения мои добрые и более чем серьёзные.
