Тени прошлого (ЛП) - "Snapes_Goddess" (читать книги без сокращений TXT, FB2) 📗
— Я понимаю, чем эти книги раздражают тебя… Но дети легко воспринимают их: смешные стихи с понятными рифмами и забавным сюжетом. И, конечно же, я не против, чтобы ты купил все то, что перечислил. Тем более, что уже скоро нам придется решать вопрос о начальном образовании Элиаса. Потому что отдать его в магловскую начальную школу мы точно не сможем — стихийная магия у Элиаса порой просто зашкаливает. Еще не хватало, чтобы он превратил в жабу того, кто посмеет его обидеть, — Гермиона усмехнулась, представив разозленного сына, стоящего со скрещенными руками и упрямо хмурящего бровки.
«Нет, мой ребенок слишком уж мой, и слишком… Малфой…»
— Мы можем отправить его в одну из волшебных подготовительных школ, — предложил Люциус, забирая у Гермионы коробку с игрой и помещая ее на верхнюю полку шкафа.
— Нет, я не готова к тому, чтобы Элиас жил так далеко от меня, — от мысли, что ее мальчик, еще такой маленький, уедет в какую-то закрытую школу, она почувствовала, как внутри все болезненно сжалось.
— Успокойся. Я предложил это лишь, как один из вариантов. Ему еще нет и пяти, а значит: у нас есть почти год, чтобы окончательно определиться. Если хочешь, будущим летом я найму частных преподавателей, и с ним займутся именно подготовкой к Хогвартсу… Ты же туда хочешь его отправить? — закрыв дверь шкафчика, Малфой повернулся к Гермионе.
— Безусловно, в Хогвартс… но, Люциус, расходы на частных преподавателей…
— Даже не начинай, — заметив, как Гермиона уже открыла рот, чтобы возмутиться, Малфой, останавливая ее, поднял руку. — Ничего не хочу слушать. И не пытайся опять начать тот разговор. Речь идет не о роскоши или капризах, а об образовании мальчика, и именно я как раз в состоянии обеспечить ему лучшее, что может получить ребенок-волшебник до поступления в Хогвартс. Так что… смирись, Гермиона. Этот раунд ты заведомо проиграешь.
— Лушиус, я тебя жду! — из детской донесся голос Элиаса, и Гермионе ничего не осталось, как кивнуть в знак согласия.
«Он прав: я не позволю, чтобы мое желание остаться независимой помешало Элиасу получить блестящую подготовку, которую обеспечат деньги Малфоев».
— Ладно, пойду почитаю нашему сыну очередной бред доктора Сьюза… А ты отдохни: выглядишь сегодня усталой, — Люциус поднял руку, будто собираясь коснуться ее, но потом вдруг резко опустил и вышел из кухни.
Слегка разочарованная тем, что Малфой передумал и не дотронулся до нее, Гермиона выключила в кухне свет и прошла в гостиную. Там она опустилась на диван и, положив ноги на журнальный столик, откинулась на подушки. Мысли снова вернулись к поцелую.
«Целую неделю мы делаем вид, что тогда, на крыльце, ничего не произошло… Неужели он жалеет об этом и хочет забыть? Да и как я могу сравниться с теми женщинами, что были в его жизни? Молодая, глупая, неопытная… Как могу конкурировать с красотками, почти наверняка вешавшимися ему на шею? И с памятью о Нарциссе?»
Прикрыв глаза, Гермиона попыталась отвлечься от невеселых размышлений и не заметила, как задремала. Она проснулась лишь тогда, когда даже не услышала, а скорее почувствовала, что в комнате кто-то есть. Так оно и было: Малфой стоял неподалеку, глядя то на нее, то на корзину чистого белья в кресле.
Гермиона похлопала по дивану, безмолвно приглашая его присесть, и Люциус опустился на другой конец, сознательно стараясь держаться от нее, как можно дальше. Он сидел — прямой и напряженный, отгоняя от себя мысли о том, что впервые за последнюю неделю они остались наедине.
— Уснул Элиас? — зевнув, спросила Гермиона.
— Да, уснул… Послушай, разреши мне отправить сюда домового эльфа, ты же постоянно занимаешься хозяйством — то стиркой, то уборкой, то глажкой… И это при том, что еще и работаешь, а после работы возишься Элиасом. Так нельзя! — желание дотронуться до темных кругов, чернеющих под глазами у Гермионы, было столь велико, что он даже сжал ладонь в кулак.
— Спасибо, Люциус, но не надо. Материнские обязанности, конечно, утомительны, но я никогда не променяю их на что-то другое. И не хочу никакого домового эльфа, я и сама могу разобраться как со стиркой, так и с уборкой в собственном доме, как любая женщина, — тихо отозвалась та.
— Да, но не обязательно доводить себя при этом до полного изнеможения. Почему ты так упорно сопротивляешься? Я же хочу лишь облегчить тебе жизнь… Упростить ее, в конце концов.
— А тебе не привыкать упрощать ее, используя для этого деньги и возможности, да? — Гермиона усмехнулась, но не с осуждением, а лишь констатируя факт. — Не переживай, все в порядке. Я просто устала, а домашние дела, сам понимаешь, ждать не любят и никогда не заканчиваются… — она тихонько рассмеялась, искренне сомневаясь, что Люциусу знакомо само понятие домашних дел.
— Однако сегодня ты кажешься уставшей больше, чем обычно. Я подумал, что от всей этой суеты у тебя уже началось реальное переутомление, — Малфой четко осознавал, что за ничего не значащей болтовней оба они скрывают страх перед другими вопросами, нуждающимися в обсуждении гораздо более остро, нежели домашние обязанности молодой и одинокой мамочки.
— Нет, не совсем… Сегодня у меня скорей психическое истощение, а не физическая усталость. Почти весь день мы провели в Норе. Уизли праздновали предстоящий отъезд Рона на стажировку в «Румынскую Академию мракоборцев», — пояснила Гермиона и невольно прикрыла глаза. Мучительная боль снова сдавила голову, будто обручем.
— Хм, мне всегда казалось, что праздники должны дарить радость и веселье, — с легкой иронией хмыкнул Люциус. — Ты же не то, чтобы не выглядишь отдохнувшей, а наоборот — кажешься измученной.
— Не буду спорить… Так оно и есть, — она вздохнула, немного помолчала и продолжила. — Знаешь, мои отношения с Уизли стали сейчас намного сложней. И напряженность уже не связана с Роном, точней, не только с ним. Когда-то он сам принял решение окончательно расстаться со мной и честно признался, что не может смириться с мыслью о том, кто отец моего ребенка. И я никогда не винила его за это решение. Что случилось, то случилось. Просто… Молли, как мать, до сих пор не может простить мне это — измену ее сыну, его боль, его разочарование. И я понимаю ее, Люциус.
— Странно… Элиас называет ее бабушкой, она часто сидит с ним и, насколько я понял, искренне любит мальчика, — нахмурившись, заметил Люциус, не до конца понимающий сложности в отношениях Гермионы с Молли Уизли.
— О, да! И это прекрасно. Отношение Молли к Элиасу — оно особое, и говорит о ее огромном великодушии. Она может быть суровой и категоричной, может годами таить обиду, но если что-то касается ребенка, который нуждается в любви и заботе — тут Молли Уизли поистине великолепна и благородна. Она просто безоговорочно принимает дитя и любит его. Как родного. Молли — не плохой человек, просто… всегда стоит на защите детей, — Гермиона понимала, что объяснения звучат сумбурно, но то, что Люциус сидит сейчас так близко, сбивало ее с мысли. — А вообще, все не так уж плохо. Ничего страшного с нами не произошло. Не беспокойся.
— Не верю. Более того, я почти убежден, что сегодня ты услышала там что-то очень неприятное. И это расстроило и обидело тебя, — по тому, как беззащитно дрогнули вдруг и опустились ее плечи, Люциус понял, что не ошибся. — Расскажи мне. Пожалуйста.
— Никто из них, кроме Гарри и Джинни, так и не принял моего решения, касающегося того, что теперь ты появился в нашей жизни и принимаешь участие в судьбе Элиаса. И они осуждают то, что я позволила тебе это. Формально со мной согласились лишь Гарри и Джинни, но даже они неискренни в своем согласии. Принять — приняли, но понять так и не смогли. Они пытаются вести себя терпимо, но по каким-то мелочам я все равно чувствую их непонимание… — Гермиона почему-то не могла встретиться с ним взглядом.
— И что же это за мелочи? — уточнил Люциус, осторожно и почти незаметно вдыхая сладкий запах чего-то цитрусового, тянущийся от нее легким шлейфом.
— Ну, например, меня могут спросить, как поживает наш «спермодонор», и хорошо, если это произойдет не при ребенке. Или же пренебрежительно усмехнуться и закатить глаза, когда Элиас что-то рассказывает о тебе. Я понимаю, что это делается не нарочно, и меня никто не хочет оскорбить, но… легче от этого, к сожалению, не становится, — тихо призналась Гермиона. — Настойчиво, хотя и молча, но они сопротивляются произошедшему.
