Паучий случай (СИ) - Юраш Кристина (читаем книги .txt) 📗
Его даже хвалили. И делали ему комплименты.
Но детскую ручку мой нос не устраивал. Сначала юный пластический хирург решил, что мне будет лучше без носа. И плоскомордая, как мопс няня смотрелась бы куда симпатичней.
Через минуту юное светило пластической хирургии передумало. Рука, приплюснувшая мой нос, сменила гнев на милость. Хотя, я подозреваю, что сменилась мода.
Два маленьких пальчика наши заветные дырочки и проникли в них.
Детям очень нравятся дырочки. Им кажется, что каждой дырочке очень одиноко без детского пальчика. Вот поэтому я однажды поклялась себе делать розетки под потолком.
Мой нос тянули на себя как могли. Но он, зараза, не тянулся. И превращаться в клюв тукана не собирался.
Разочарованная ладошка решила, что к носу мы еще вернемся. Но позже! А сейчас самое время заняться увеличением няниных губ.
А то, что это за непорядок! Все, значит, увеличили! А мы тут со своими ходим!
Оттянув мою верхнюю губу и пролезая пальцем в мой рот, юный стоматолог сильно расстроился. Поэтому решил заняться нижней.
Сначала он ее оттягивал. А потом закатывал обратно. Очень полезный навык для юного принца. Придет к нему наглая и жадная девушка. Потребует бриллианты и корону. А он ей… шлеп! И обратно закатает.
Через минут пять я выяснила причину своего женского одиночества. Я точно знала, почему принц ко мне не прискакал. Оказывается, принцам не нравятся зубы! А точнее, их наличие!
Зубы скрывали что-то важное. И ужасно интересное. И не хотели показывать. Сволочи!
Поэтому их решили пока оставить. Мало ли. Вдруг сами выпадут? От старости, например? Вот тогда и принц прискачет. А раньше ну никак!
Мой правый глаз нравился. Левый нет. Категорически. Поэтому левый глаз нужно выковырять. Срочно!
Чем не угодил мой левый глаз, я не знаю. Может, он смотрел косо. Может, потому что он — левый. Но впал он в немилость окончательно, когда посмел моргнуть в момент казни.
Пальчик расстроился. Няня-циклоп смотрелась бы куда интересней, чем няня с двумя глазами. И как глупая няня этого не понимает?
Левый глаз спасло только мое ухо. И волшебная, манящая дырочка в нем. Оно никогда не думало о том, что однажды совершит подвиг. Поэтому тут же покраснело под детскими пальчиками.
Бурный восторг отразился на задумчивом личике наследника. Я уже знала две вещи. Первая. Сережки придется снять. Вторая. Глухой композитор Бетховен не отчаивался. Поэтому и мне не стоит, если что.
Сострадание было чуждо юному парикмахеру. Он был уверен, что лысые няни, или няни с проплешинами, выглядят куда более презентабельно. И намного больше нравятся детям, чем стандартные. Волосатые.
Я пыталась деликатно объяснить, что лысые няни не нравятся родителям. Но меня не послушали. В детских ручонках был здоровенный клок уже ненужных мне волос.
Я поймала ручку, прижала ее к губам и поцеловала.
— Баю-баюшки баю… — мурлыкала я, кошкой. — Не ложися на краю. Придет тихо паучок. И укусит за бочок…
Не знаю, как у наследника, но мои веки начинали слипаться. Было предчувствие, что второй куплет принцу придется угадывать самостоятельно.
— Му-му-му, — мычала я сонно, прижимая к себе малыша. — Му-му-му-му…
Я не выдержала и душераздирающе зевнула. Это было моей ошибкой. Противные зубы открыли святая святых. А маленькая рука решила проверить нянины гланды.
— Кхеу! — выдохнула я, пытаясь не откусить детские пальчики. Малыш расстроился. Он видел там что-то интересное! А злые зубы снова это спрятали! Как же так? Разве можно?
Я высунула язык, видя, как просыхают детские слезы. Ой, а что это? Упс! И нет! Спрятался! И вот он опять высовывается. А еще умеет в трубочку сворачиваться! И снов прятаться.
Как мало ребенку нужно для счастья! Мне по лицу попадали маленькие ладошки. Они ловили ловкий язычок. Но так и не поймали. А потом устали.
Поэтому вцепились в мои волосы и все. Няню взяли в плен.
Потрепав щечку, я погладила тоненькие волосинки, улыбнулась и уснула.
Проснулась я от страшного грохота. И от того, что дернулась кровать. Мы куда-то уезжали, но еще не поняли куда! Грохотали падающий стул и колыбель. Куда-то вместе с кроватью поехал стол.
Я вскочила, прижав к себе сонного ребенка. Малыш тут же открыл глаза и …
— Папа… Лось! — звонко и как-то радостно произнес он. — Папа Лось!
В чем-то я была согласна. В нашей паутине намертво запуталось его величество.
Я ржала, как целая конюшня. Видя, как арахнид не может выбраться из паутины.
Он пытался разорвать нить. Но я-то знаю, что она прочнее лески.
— Это что еще за… — прокряхтел он, пытаясь сорвать с себя нитку. Стул прогрохотал по комнате. И зацепился за стол.
— Папа Лось! — прыгал на подушке счастливый паучонок.
Говорят, что новичкам везет. Я даже представить себе не могла такого! Как начинающая охотница, я мало на что рассчитывала.
— Это мы паутинку учились плести, — скромно заметила я.
— Папа Лось! Ипусий слусяй! — восторгался нашим умением паучок. Он и сам не ожидал, что добыча будет воистину королевской.
«Паучок! Неси ружье!», — мысленно простонала я, когда проснулась окончательно. — «Мне проще застрелиться сразу!».
Я бросилась на выручку, пытаясь распутать. Но запуталась сама.
— Вы что здесь делаете? — прошептала я, пытаясь порвать нить. Но она не рвалась!
— Пришел проведать вас, — процедил голос. Делая примерно тоже самое.
«Он ходит по ночам к ребенку. Какой бессовестный папа!» — догадалась я.
— Я злой и страшный паук, — прошипела я, подползая ближе. — Кто тут попался в мою паутину?
— Это ж надо было додуматься! — послышался вздох. — Сплести паутину! Из нитей!
— Нет, а что только вам паутиной пугать? Кто еще ребенка учить будет плести паутину. Отец отказался, поэтому пришлось взять обучение в свои руки, клубок в трусы и вперед! — удивилась я.
— Ты — сумасшедшая, — прошептал голос.
А мне на щеку легла рука. Погодите, недавно был последний раз, если я не ошибаюсь!
— Нет, а что за дискриминация по паутинному признаку! — возмутилась я, чувствуя, что мы больше запутываемся, чем распутываемся.
— Путанка! — обрадовался паучок. — Запута и распута!
Все хорошо, только ударение на другую букву, если можно.
Обожаю детские словечки. Мне кажется, что внутри каждого ребенка живет чудовище, которое любит троллить пошлых взрослых. С меня однажды хватило «менуэта» в детском исполнении. Я долго пыталась объяснить встревоженным родителям, что не занимаюсь ранним половым воспитанием детишек.
— Там в тумбочке были ножницы, — вспомнила я, прорываясь к тумбочке. Стол грохотал по полу. Я чувствовала себя чемпионом, разрывающим сразу десяток финишных лент.
И локомотивом по совместительству. За мной вагончиками тащились стол, стул, колыбель, кровать с ребенком и мужик. Все, как и полагается тащить на себе женщине.
Мне удалось дотянуться до ящика тумбочки. И дернуть его. Он вылетел и рассыпался.
— Ищем ножницы! — выдохнула я, пытаясь нашарить в темноте хоть что-то отдаленное.
— Это как нужно было додуматься… — поражались моей смекалке.
— Нет, ну а что? В вашей паутине я сегодня путалась. Теперь ваша очередь путаться в моей, — ответила я, понимая, что ножниц поблизости нет.
— Ой-ой-ой! — дернулась я назад, слыша грохот мебели. Упала я очень удачно. На мужика.
Я вообще искренне считаю, что если падать, то на мужика. Сводка последних дней свидетельствует о том, что я очень падкая на мужской пол. То с люстры. То так, запутавшись в паутине.
Меня обнимали. Я лежала сверху и по привычке отводила глаза. Сердце предательски замирало.
Мою голову положили себе на грудь.
— Заметьте, — прошептала я, пытаясь обнять его. — Это не я нарываюсь на приятности. А вы.
Вот такое вот я пирожное!
— Ненавижу, — прошептали мне, погладив по голове. — Я ведь зарекался, что это было в последний раз…
И тут я нащупала ножницы.
