Шиповник и Ворон (СИ) - Саверен Рэйв (серия книг txt) 📗
Глоток. Запах сладости и горечи только усиливается, отчего ворон внутри все беспокойнее, неуправляемее — я едва могу держать его в узде.
Фэд прав. Пока на девчонке нет моей метки, она — ничейная. Значит, я все еще не выполнил волю своего зверя и могу вступить с ним в конфликт в любой момент.
Я не могу ее принудить. Это просто неправильно. Безумно.
Бесчеловечно.
Будь моя воля — я бы дал Ши столько времени, сколько она захочет. Позволил разобраться в себе, взял бы эту крепость лаской.
Ворон кричит, а у меня закладывает уши, каждый нерв натянут до предела, вибрирует, звенит, как струна. Дергаю плечом и на мгновение прикрываю глаза, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. В крови уже достаточно губительного дурмана, но я сопротивляюсь из последних сил.
А Ши поднимает стакан и салютует куда-то в потолок.
— Подари Северу новый свет, Справедливая Саджа.
Просьба о перерождении души. Древняя, как небо над головой. Девчонка улыбается широко и свободно, стряхивая с себя шелуху прошлого, а меня пронзает укол бессмысленной ревности.
Просила бы она за меня? Вспомнила бы обо мне, не вернись я с поля боя?
Мрачные мысли быстро выветриваются, когда я слышу ее смех, а из Ши, как из сундучка с сокровищами, сыплются истории о доме: о прислуге, о дозорах, о праздниках изобилия, о храме Саджи, садах Севера, о весеннем цветении, зимних метелях, лютых морозах, бесконечных лесах.
О том времени, когда она только училась держать клинок в руках, как иногда плакала от бессилия, как снова и снова доказывала свои способности и как Север устроил ей праздник в день рождения. Настоящий, самый лучший. Первый за столько прожитых лет.
— Пусть ты родишься сегодня заново, — говорит она, заливаясь румянцем от выпитого вина.
Прекрасная. До одури безупречная.
Я не произношу ни слова. Впитываю, втягиваю всю ее, пропитываюсь ее запахом, сохраняю в памяти крупицы воспоминаний.
Она открывает мне и страхи. И ужасы бесконечной войны, противостояния людей со всеми, кто был на них не похож. Говорит о набегах камкери, о матери, не выдержавшей гнета.
— Она предпочла уйти. Добровольно, — Ши ведет плечом и делает новый глоток. — Мне было десять. И если с ней было тяжело, то без нее — совсем невыносимо.
Украдкой смахивает слезы, закусывает губу. Плачет тихо, без единого всхлипа, а я стираю пальцами слезы с ее щек и не обращаю внимания на взгляды окружающих.
Иногда выплакаться — лучшее из лекарств.
Когда мы выходим из «Голубятни» — уже глубокая ночь. Ши хоть и пытается держаться уверенно, но все равно опирается на протянутую руку, потому что собственное тело подводит.
Она напевает какую-то детскую песенку всю дорогу до гостиницы, даже в вагоне монорельса. А возле стойки регистрации останавливается и смотрит на меня как-то странно, будто впервые видит. В расширенных зрачках — огонь и мрак, просто сумасшедшая смесь.
— Мне с Эльзой нужно поговорить, — отводит взгляд и нервно теребит рукав рубашки. — Не жди, я до комнаты сама дойду.
— Уверена?
Она подходит вплотную, становится на цыпочки и касается губами моей щеки.
Меня натурально потряхивает от жажды сжать ее в объятьях и утащить к себе, запереться, отключить связь и не выпускать из койки несколько дней. Желание настолько сильное, что приходится сжать руки в кулаки и не дышать, пока она так близко.
— Уверена. Все будет хорошо.
Будто себя пытается убедить.
Отступаю назад, отворачиваюсь, позволяю ей ускользнуть, испариться, и уношу с собой только аромат шалфея.
***
Упираюсь лбом в стенку душевой кабинки — не замечаю ни холодной воды, ни настырных капель, то и дело попадающих в глаза. Хочу успокоиться, вытряхнуть из себя дикий огонь, пустивший глубокие корни в тело.
Возбужден настолько, что хоть гвозди заколачивай. Стоит только прикрыть глаза — как перед глазами ее лицо, улыбка, каждый изгиб. У меня прекрасная фантазия, я знаю, какая она под всеми этими тряпками.
Каждое прикосновение — мука. Нестерпимая, убийственная, яростная. Сорваться бы с места, пойти в комнату Ши и смять все барьеры.
Ты должен быть терпелив. Нежен! Разве не об этом тебе Бардо говорил?
Сигнал вызова прорезает загустевший воздух, вышибает меня из размышлений. Тянусь к полотенцу и оборачиваю вокруг бедер, кляну всех на свете за то, что шляются по коридорам ночами, и уже готов навалять незваному гостю, когда рука касается панели замка.
Первое, что вижу — распущенные медные кудри и грозовые глаза.
Ши делает всего один шаг вперед — плавный, тягучий, как в танце, название которого я давно забыл. И, пока я не успеваю сказать ни слова, обвивает меня руками.
Умоляет взглядом, приоткрывает влажные губы и тянется…тянется ко мне…
Остатки здравого смысла гаснут с первым же жарким касанием, а мир тонет, захлебывается в мутно-алой пелене. Она осыпает мое лицо невесомыми поцелуями, шепчет так тихо, что приходится прислушаться.
— Не отталкивай… — простая просьба, но она выкручивает мне мускулы, рвет самоконтроль и разбрасывает его ошметки по углам.
Крыша уже не просто едет — она несется с грохотом навстречу пропасти — а я сминаю тонкое тело, впечатываю в грудь и ловлю тихий сладкий стон. Набрасываюсь на приоткрытый рот и прикусываю нижнюю губу до солоноватой горечи.
Дурею от ее невозможного запаха, подхватываю под бедра и позволяю обвить себя ногами.
Тонкие пальчики скользят по шее, по изгибу плеч и дальше, по спине, ногти впиваются в кожу разгоняя по венам густую раскаленную кровь.
Ши отчаянно раздаривает ласку, прижимается теснее и даже не вскрикивает, когда я рву ее рубашку и остервенело стаскиваю ткань, обнажая грудь. Залипаю, не могу отвести взгляд от аккуратных полукружий, упрятанных в плен ажурного белья.
Смотрю в серые глаза и с наслаждением провожу языком по напрягшемуся соску. Прямо так, через преграду. Прихватываю вершинку зубами, сдавливаю до слабого всхлипа и тихо рычу, когда дрожащие пальцы вплетаются в волосы и тянут ближе, предлагают взять больше.
Я возьму все, Колючка. Все, что захочешь.
Бросаю ее на постель, тону в помутневшем взгляде.
Меня уже не спасти, я безудержно пьян, разбит и уничтожен.
Нас не вытащить из этой раскаленной бездны.
Стаскиваю с Ши штаны в два рывка, а через секунду к тряпкам присоединяется и белье.
Девчонка тянет руки, но я не позволяю себя обнять. Рывком переворачиваю ее на живот и покрываю дрожащую спину рваными голодными поцелуями. Не оставляю без внимания ни единого кусочка смуглой кожи, касаюсь языком шрамов, а Ши будто током прошибает, и крупная дрожь катится по телу восхитительной волной. Прикусываю плечи, почти впиваюсь зубами в загривок, не могу устоять, втягиваю носом сладость ее тела, хочу все. Немедленно!
Рывок. Мы лицом к лицу.
С искусанных губ срываются судорожные вздохи, на лбу поблескивают капли испарины.
Она совершенна сейчас. Идеальна.
— Герант…я…
Запечатываю слова новым поцелуем, выпиваю тихие стоны и скольжу руками по разведенным бедрам, к горячей сердцевине — влажной, готовой принять меня.
Первое движение — настоящий полет в бушующую бездну с высокой скалы. Не могу сдержать стон, зажмуриваюсь, потому что в ней невыносимо хорошо. Тесно, обжигающе-горячо! До боли, до разноцветных кругов перед глазами.
Жар обволакивает меня, срывает тормоза, крошит все запреты, а я слышу тихий смех Ши.
Умопомрачительно сладкий, как и вся она.
И она подается навстречу. Резко, даже слишком.
Впивается ногтями в грудь, оставляет кровавый след, а из моего горла вырывает рык. Я не отказываю себе в удовольствии — врываюсь в ее тело на полном ходу, безжалостно. Наклоняюсь вперед и поддеваю языком сосок, чувствую, как стройные ноги сжимают меня в стальном капкане.
Подминаю девчонку под себя, вырываю стон за стоном, а когда с губ срывается мое имя — дурею, несусь вперед, будто тысячу лет сексом не занимался, и зову ворона.
