Шиповник и Ворон (СИ) - Саверен Рэйв (серия книг txt) 📗
Осторожно тянусь к стакану, принюхиваюсь и от одной только сладости голову ведет, а в теле разливается приятная истома. Когда я пила в последний раз? Лет пять назад, не меньше. Север ввел сухой закон: никакого алкоголя, особенно среди дозорных. Каждому следовало быть готовым к бою, в любой момент.
И я совсем не знаю, что могу натворить, если выпью…
А меня это вообще волнует?
Шальная мысль пронеслась в сознании раскаленной кометой, разметав огненным хвостом все мысли и сомнения.
От первого глотка во рту становится нестерпимо сладко, даже приторно, а потом приходит кисловатое послевкусие, сдавливает корень языка и скатывается по пищеводу обжигающей волной.
Жар растекается крохотными пузырьками от макушки до самых пальцев ног, а по ладоням рассыпаются приятные холодные колючки, точно зачерпнул пригоршню рыхлого снега.
Мир будто расцвечивается яркими красками. Невидимый художник брызгает на холст густые пятна охры и зелени.
— Что ты знаешь о «выборе зверя», Ши?
Его голос ласкает кожу, и я прикрываю глаза от удовольствия, аккуратно ставлю стакан на стол и ловлю взгляд Геранта — уже совсем не такой страшный, как минуту назад.
— Двоедушники с нами не откровенничали, — не знаю, почему меня тянет оправдаться. — Мы обсуждали что-то нейтральное, чтобы очистить головы от проблем. А выбор, как я понимаю — тема личная. Интимная.
— Так и есть, — Герант кивает и отпивает немного вина. Всего полглотка. — Если в двух словах, то душа зверя, по каким-то своим неведомым критериям, может выбрать двоедушнику партнера. Как он это делает — неясно, но выбор может произойти в любой момент. Встретил ты человека и — бах! — зверь указывает на него.
— И человек не может противостоять?
Мужчина пожимает плечами.
— В теории. Кому-то даже удавалось, но исключения только подтверждают правило. Выбор нельзя оспорить. Это сведет тебя с ума. — Герант выразительно покрутил пальцем у виска и как-то совсем уж натянуто улыбнулся.
Я знаю, куда дует ветер этого разговора, но оттягиваю момент.
Неосознанно. Просто из-за внутреннего упрямства и колючего страха перед неизвестным.
Двоедушник откашливается, и я с кристальной четкостью понимаю, что ему так же тяжело, как и мне.
Нет…
Во сто крат тяжелее.
Я вижу это по упрямой складке на лбу, по закушенной губе, по нервному постукиванию пальцев. По тихой, затаенной мольбе во взгляде, по словам, что вот-вот должны сорваться, упасть камнями на стол, прокатится по нему и удариться об меня.
— Ворону ты очень нравишься…
Говорит и отпивает снова, ставит стакан на стол, потом подвигает его на середину и с легким звоном ударяет об бутылку.
— Но ведь…это не твой личный выбор, — слова даются тяжело, я будто выталкиваю их сквозь влажную вату. — Это его чувства.
— Так и было…вначале. Я хотел противостоять, видит Саджа, у меня есть на то причины. Мои личные тараканы, которым я много лет не могу дать бой, но…
Он чуть наклоняется вперед, а я впиваюсь свободной рукой в краешек стула, будто это может удержать мир от вращения, а мое сознание от полного коллапса.
— Ты мне очень нравишься.
Герант
Признать не так уж и сложно — слова сами слетают с языка, а с души срывается в темную пропасть неподъемный груз. Даже дышать становится легче, а под кожей сплетаются тонкой сеткой горячие узелки облегчения. Ворон внутри довольно ворчит и расправляет крылья, но праздновать рано.
Потому что я плохо знаю Ши.
И вижу, как ее глаза расширяются от удивления, а рот приоткрывается и остается в таком положении несколько долгих минут.
Стоит мне выдохнуть и немного успокоиться, как на смену удивлению приходит недоверие. Зыбкая тень корежит черты, губы сжимаются, превращаясь в тонкую нить. Рука тянется к волосам и заправляет за ухо медную прядь.
Колючая, неуверенная и трогательная, но только когда дело касается ее лично.
Тела, внешности, переживаний.
В кабинете Фэда она ни секунды не сомневалась, что я не оспорю ее боевые навыки. Твою мать, конечно! Посмел бы я что-то вякнуть о ее подготовке. Тут просто не с чем было спорить.
Но сейчас я влезал на запретную территорию сокровенного и тайного.
— Разве такое может быть? — смуглые пальцы нервно подрагивают, а слова ломаются, оседают невидимой пылью на стол.
Ши тянется к стакану и осушает его одним глотком. Морщится, отставляет в сторону и жестом просит повторить.
— А почему нет?
— Я не человек, — слова вылетают резко, врезаются в меня испуганными птицами, а Ши сцепляет пальцы в замок и опускает голову, чтобы не смотреть на меня.
— Ты вытащила с планеты одного самоуверенного идиота и слепую девочку, — ставлю перед ней стакан и думаю, что не стоит налегать на вино, но сумрачный взгляд из-под сведенных бровей и дрожащий острый подбородок говорят яснее любых слов. И если она решит, что сегодня отпустит мертвых, поддастся скорби и расставит все точки над утраченным прошлым, то я сделаю что угодно, чтобы этот путь облегчить. — Не должна была, но вытащила.
— Это стоило мне дома и звания.
В голосе — ни капли злости или разочарования, только сухой вывод.
— Сожалеешь?
Серые глаза обжигают, бьют по нервам раскаленной плетью.
— Нет, — золотистая жидкость касается губ, и Ши делает жадный глоток. — Никогда.
— Тогда ты точно человечнее многих моих знакомых.
— Это лишь слова, — она раздраженно отмахивается. — Посмотри вокруг. На все этих людей. Они смеются, играют, шутят, ругаются. Ведут себя свободно, — Ши наклоняется ко мне, и нос щекочет умопомрачительный аромат ягод и вина. — Думаешь, они вели бы себя так, зная, что рядом сидит такое отродье?
— Кто внушил тебе эту несусветную чушь?
— Даже не знаю, — вызывающая улыбка настолько сильно меняет ее лицо, что я чуть не давлюсь своим напитком. — Как насчет детства, проведенного в трущобах? Где тебя могли закопать заживо просто для развлечения. Или трахнуть в уголке, жестко, разрывая внутренности, а ты даже не мог пожаловаться, потому что уже утром кормил бы крыс в канаве.
— Здесь совсем другие законы.
— Эти законы не вернут мне крылья, — она со звоном ставит пустой стакан на стол. — Они не сотрут шрамы с моей спины и рук. Ты не подумай, я не цепляюсь за жалость к себе. Я готова принять новый мир, но не распахну ему объятья — вот так сразу. Кому, как не тебе, это понять, вольный.
— Хочешь интересную новость?
Она недоверчиво косится на меня и подталкивает стакан к бутылке. В моей крови уже плещется сладкий дурман и жар — и я не отказываю.
— Бардо попросил Фэда об услуге, и тот не отказал. Разузнал, как прошло собрание Совета.
Ши вся обращается в слух и даже невольно касается моей руки, отчего по коже бегут мурашки.
— Бурю вышибли с треском.
Она удивленно моргает, пытаясь осмыслить услышанное. Откидывается на спинку кресла и давится смехом, будто я только что рассказал лучшую в мире шутку.
— Ох, Саджа, вот это фокус! — выдыхает она, утирая выступившие слезы. — Как же так?!
— Да все просто! Как Бардо и говорил, Буря — ничтожество без планеты, реальной силы и власти. Он — беженец, лишившийся всего. Не видать ему место в Совете. Осталось только поместье, деньги его отца и…все на этом. Может быть кто-то захочет его попользовать в личных целях, пообещав выгоду, но сомневаюсь.
— Он будет мстить, — тянет Ши. — Буря злопамятен.
— Да за что?
Она пожимает плечами и подпирает подбородок кулаком.
— За все. За то, что оказался здесь, за то, что брошен. Буре не нужны конкретные причины — только объект для мести.
— Он к тебе не прикоснется, — заявляю уверенно, а губы Ши изгибаются в слабой улыбке.
Да! Улыбайся. Открывайся мне. Я хочу видеть все, что ты можешь показать.
Это странная жажда. Старый голод по живому общению, будто я сто лет ни с кем не разговаривал, а тут — дорвался.
— Я могу о себе позаботиться, Герант.
