За Семью Преградами (СИ) - Волк Сафо (книги полностью .txt) 📗
Жжение в темени головы, довольно неприятное, если на нем концентрироваться, почти незаметное, если не замечать его. Тяжесть в груди, куда кто-то буквально набил раскаленных в огненном жерле булыжников. Проблемы с дыханием, когда рваные всхрипы срывались с уст, словно она только что пробежала с десяток километров, и как ни хватай воздух ртом, а все никак надышаться не можешь. Порой Лиаре казалось, что ее тело вот-вот взорвется, буквально разлетится на куски под невыносимым давлением сверху. И каждый раз когда силы терпеть это кончались, и в голову лезли позорные мысли свернуться в комочек и поплакать, жалея себя, она вспоминала невозмутимые темные глаза Держащей Щит.
— Запомните, что все, что происходит с вами, все, что вы видите вокруг себя, все, что как вам кажется, вы знаете, — это ложь, — негромко рассказывала Эрис, и окружающие ее анай хмурились, морщились, смотрели на нее во все глаза, ловя каждое слово и пытаясь понять. — Мир не таков, каким мы его считаем. Потому что для нас мир существует только в нашем представлении о нем. Мы уверены в том, что дерево всегда плавает, а камень всегда тонет, но это не так. Есть породы деревьев достаточно тяжелые, чтобы уйти на дно, и есть столь пористый камень, что он запросто удерживается на поверхности воды. — Несколько анай, работающих в Роще каменотесами и плотниками, покивали. — И это только один из примеров, таких примеров тысячи. Чем на самом деле является эта циновка? — рука Эрис похлопала по полу возле нее. — Что представляет собой дерево, гора, небо? Мы ничего не знаем об этом, кроме того, что заучили на зубок в детстве, кроме того, что передали нам в качестве «знаний» наши родители. Этими самыми «знаниями» мы по-настоящему гордимся, считая, что они и есть — последняя истина, и даже не задумываясь при этом, что можно задать простой вопрос: почему? — Эрис обвела взглядом лица собравшихся вокруг нее анай и улыбнулась. — Это самый простой вопрос, который задает каждый ребенок тем, кто старше его. Он спрашивает: почему? Почему небо синее, а вода мокрая? Почему огонь жжется, а шмели жужжат? Почему у кошек четыре лапы, а у анай только две? И что отвечают ему на это взрослые? Что таков закон, и что рано или поздно он сам все поймет, потому что оно все так и есть и по-другому быть не может. Разве такой ответ — не оправдание собственного невежества? И разве может быть достаточно такого ответа?
— Тогда что же нам делать, Держащая Щит? — спросила какая-то убеленная сединами Дочь Земли, сидящая в первом ряду прямо перед Эрис. Вид у нее был абсолютно сбитым с толку, будто у девчушки, которую поставили перед невыполнимой задачей. — Что нам делать, чтобы мы узнали правду?
— Оставаться детьми, всегда оставаться детьми, — в улыбке Держащей Щит была нежность, а взгляд ее обнимал окружающих таким покоем, что на его волнах хотелось качаться, как на теплых гребешках южного моря. — Только ребенок любопытен достаточно, чтобы спрашивать всех и обо всем, только у него есть храбрость непосредственного познания мира. Он не удовлетворится ответом, что «однажды все узнает», он будет пробовать, смотреть, понимать самостоятельно. Он будет совать руки в огонь, прыгать в речку, он будет пробовать на зуб все, что попадет ему под руки, и лезть обнимать огромных клыкастых агрессивных псов, к которым другие и подойти бояться. И эти псы ничего ему не сделают. А все потому, что ребенок всегда меняется, как ветер и как погода, он свободен, ему нужно лишь смотреть вокруг широко открытыми глазами и видеть. Он не ограничен системой восприятия, он не ждет, что собака укусит его, а вода утопит, он лишь играет с ними, каждую секунду своей жизни он играет. И в этом-то и заключен ответ. — Голос Держащей Щит обрел силу, сделался глубже. — Чтобы мир стал тем, что он по-настоящему представляет собой, мы должны смотреть на него напрямую, отбросив все свои мысли, постулаты, знания о нем. Мы должны стать детьми, доверчивыми, открытыми, согласными познавать его напрямую, всеми собой. Только тогда мы сможем увидеть истинное лицо мира.
— И что нам делать для этого? — вновь спросил кто-то. — Как это сделать?
— Быть чуточку менее серьезными, — отозвалась Эрис. — И чуточку больше смеяться.
Всем казалось, что она говорит загадками, что специально водит за нос своих учениц, скрывая от них истинное знание. Лиара не раз слышала, как шепчутся об этом разведчицы после занятий, и порой чувствовала горечь, сама не понимая отчего. То ли потому, что была с ними согласна, то ли потому, что такие слова шли вразрез со всем, ради чего она вообще пришла сюда, со всем, что она думала об анай.
А бывали моменты, когда она вдруг понимала, глубоко и сильно, всей собой. Что не может быть никакой системы обучения, которая подошла бы всем, что не может быть никакого ответа на вопрос «как». Эрис добивалась от них искренности во всем и детского любопытства, Эрис призывала их играть, а разве дети думают, когда играют?
Бродя с Радой под сводами криптомерий в те дни, когда занятий у Держащей Щит не было, Лиара закрывала глаза и чувствовала. Она помнила, как была ребенком, пусть и не самым счастливым, не самым спокойным ребенком на свете. Она помнила запах леса, что казался ей таинственным, полным загадок, волшебным. Помнила, как утопают босые ступни в мягкой влажной от росы траве, как пахнет теплая земля под солнцем, как сладко на языке от спелой ягодки земляники. Она помнила дворцы, сияющие солнечными лучами в бесконечных гранях хрусталя, что строили ее фантазии вместо несуразных кособоких домиков из палок и листьев, что рождались под ее пальцами. Она помнила, как проплывающие над ее головой облака превращались в диковинных рыб и крылатых коней, в огнедышащих драконов и ветви цветов, во все самое невиданное, самое странное, что только может придумать ребенок. Она помнила ощущение мира: таинственность, дрожащая важность, густая насыщенность каждого мига бытия, значимость каждого мгновения. Ведь в этом мире все было волшебно. Ведь он и сам был волшебным. Разве не так?
И сейчас они с Радой как будто заново открывали для себя это волшебство. Сердце в груди Лиары замирало, и она молча смотрела огромными глазами на тихие закаты, полные осеннего холодка и пылающего огнем неба, полные глубоких синих теней, что отбрасывали деревья, полные шуршащих листьев под ногами и пара дыхания, и туманов, и чьего-то странного зовущего взгляда. Кто-то смотрел на нее отовсюду, из каждого листочка, каждой травинки, каждого соцветия и лужи, в которой отражалось небо. Кто-то любопытно и молчаливо глядел и тянул к ней руки, словно сам больше всего на свете хотел, чтобы Лиара наконец-то уже разглядела его вплотную.
— Вы почувствуете, — мягко звучал в полном густой тишины помещении голос Эрис. — Это так просто, гораздо проще, чем вы думаете. Стоит вам только захотеть этого, стоит сделать лишь крохотный шажок навстречу, и дорога сама ляжет вам под ноги. Весь мир развернется к вам, будто бутон цветка к солнцу, он осыплет вас щедростью с ног до головы, все само сложится, чтобы вы шли. Вы почувствуете, как сильно все окружающее хочет этого, хочет, чтобы вы шагнули ему навстречу. Ведь мир создан для человека ровно в той же степени, сколько и человек для мира. Мы отличаемся от него лишь своей искаженностью — возможностью размышлять и строить теории, которая чаще всего и является причиной всех наших бед. Стоит лишь на миг отбросить все это и взглянуть, взглянуть по-настоящему, и весь мир будет помогать вам, лишь бы вы вернулись туда, ради чего были созданы.
— Туда, ради чего созданы? — заморгала сидящая подле Рады Иштум. — Разве причина и цель совпадают, Держащая Щит? Как такое может быть?
— В семени одновременно заложено все: и росток, и дерево, и даже пень, на котором прорастут мхи и цветы. Ведь если бы это не было там заложено, разве оно смогло бы появиться? — Эрис улыбалась. Глаза ее загадочно мерцали, почти как звезды на небосводе за окном. С каждым днем дни становились все короче, вечера — все длиннее. — Мир представляет собой ежесекундное постоянное развертывание всех его потенциальных возможностей, и природа демонстрирует это нам во всей полноте. Каждое живое существо стремится максимально реализовать заложенный в него потенциал. Цветы испускают аромат, привлекая пчел, чтобы те опылили соцветия и позволили им разрастись. То же самое с деревьями, что тянутся к солнцу, чтобы впитать как можно больше его лучей, разрастись как можно шире, дать сильное потомство. Животные сражаются друг с другом на смерть, чтобы оставить свое потомство в мире, чтобы защитить его и расширить свой ареал обитания. То же самое и с нами. Разница лишь в том, что помимо животных потребностей выжить, хорошо питаться, отвоевать место под солнцем и оставить потомство, у нас есть и потребности более высокого порядка: потребность обучаться и получать информацию, потребность завоевать славу и почет, потребность чувствовать свое единение с другими разумными существами, занять среди них подобающее нам место. Есть и потребность гораздо более глубокая, которая и не дает нам дышать свободно. Что-то глубоко внутри нас, что гложет и гложет, ни на миг не ослабляя хватки. Смутное предчувствие, что мы рождены для судьбы более великой, чем дарована нам. Ощущение некоей тайны, вопроса, стремления к чему-то, чему мы даже не можем дать названия. — Эрис обвела глазами собравшихся. — Именно это ощущение по-настоящему и отличает нас от животных. Мы предчувствуем то, как мы были созданы, то, чем мы однажды станем. Человек — единственное существо, способное ощутить эту связь с первоначальным замыслом самого себя, с целью, которой он в итоге должен добиться. Мы вечные странники на звездном пути между «вчера» и «завтра», которые на самом деле составляют лишь одно бесконечное «сейчас». И для того, чтобы стать целью нашего долгого пути в это туманное «завтра», нам нужно лишь захотеть этого прямо сейчас. Потому что все здесь, все уже здесь, как дерево в семечке.
