Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна (читать книги полные TXT) 📗

Позднее я узнаю, что действительно на ярмарку он приехал с одной лишь целью — найти нужного человека, а именно меня. Это явилось потрясением.

Мы упорно пробивались к воротам.

Как вдруг ближе к выходу меня кто-то окликнул.

— Сударыня! — Я удивлённо посмотрела на Прохора Петровича, он на меня.

— Сударыня, простите, я вас зову, — услышали мы вновь. Человек, который обратился ко мне, говорил с выраженным акцентом. Мы, не договариваясь с Федотовым, оглянулись. И что я увидела. Незнакомца как подменили. Куда исчезла его серьёзность и настороженность во взгляде, сосредоточенность — ничего не осталось. Его облик претерпел значительные изменения. Он открыто улыбался мне.

— Вы меня звали?

— Вас. — Незнакомец приблизился. — Если позволите, мне очень нужно поговорить с вами.

— Сейчас? — спросила я вместо того, чтобы поинтересоваться зачем.

— Как прикажете.

— Простите, о чём, собственно, нам разговаривать?

— Односложно и на ходу не отвечу. Разговор долгий и важный для вас.

— Приезжайте вот по этому адресу. — Прохор Петрович протянул незнакомцу свою визитку. Он каким-то внутренним чутьём понял, что нельзя упускать эту встречу.

— Благодарю вас, — оценил приезжий движение души моего спутника.

— Когда будет удобно? — спросил у меня Федотов.

— В воскресенье можно, но только не с утра, мы с тётушкой ходим в храм слушать литургию.

— В воскресенье после обеда вас устроит? — спросил Прохор Петрович.

— Вполне.

На этом мы простились и уехали домой.

Беспризорник

В дороге мы с Прохором Петровичем беседовали, делились впечатлениями. После целого дня, проведённого на ярмарке, их скопилось очень много. Подъезжая к угловому дому, на первом этаже которого находилась ювелирная лавка, Федотов неожиданно остановил карету.

— Здесь, пожалуйста.

Кучер замедлил ход.

— Непорядок. Останови так, чтобы я мог выйти, — повторил Федотов свою просьбу, возница выполнил. — Простите, Нина Андреевна, на минутку отлучусь. — Я не сразу поняла причину, инстинктивно проводила взглядом Прохора Петровича. Он вошёл в ювелирную лавку, осмотрелся по сторонам. Вдруг увидела: выражение лица Федотова резко изменилось, я присмотрелась — он за ухо поднимал мальчишку лет десяти-одиннадцати и тянул за собой.

— Больно, отпустите, дяденька, больше не буду. Ей богу, не буду, — кричал тот, когда Прохор Петрович выволок его на улицу.

— Да кто ж тебе поверит? — Он довёл мальчика до кареты.

— Садись и немедленно. Разговоры в сторону.

— В приют отвезёте, да? Не хочу. Меня там бьют нещадно.

— Поднимайся в карету, тебе говорят, — приказал Федотов.

Мальчишка, нехотя и вынужденно преодолел ступеньки, уселся, надув губы. Побурчал и умолк.

Я смотрела на него, думая: «Какой красивый мальчик. Черты точёные, тонкие — происхождение не спрятать». Удлинённое лицо, строгий греческий нос мне говорили о многом. Огромные, чёрные как смоль глаза, шикарная шевелюра в тон вороньего крыла — прекрасное дополнение к портрету. Рот на удивление небольшой, аккуратный, на подбородке симпатичная ямочка. Матушка говорила, что это признак постоянного в своём выборе человека и однолюба. Мальчишечка произвёл на меня впечатление. Перемазанный, неопрятно одетый, подросток заинтересовал меня.

«Как же так? — думала я. — Мальчик из хорошей семьи докатился до воровства?»

Подошва на ботинках оторвалась, походила на свешенный набок язык собаки и шлёпала по асфальту — щёлк-щёлк, а в пустом пространстве выглядывали пальцы. Всё это лишний раз убеждало меня — мальчику пришлось несладко. Наш плотник Степан говаривал в таких случаях:

«Ваши ботинки кушать просят». Мы — дети — смеялись от души, когда он демонстрировал нам оторванную подошву, движениями руки создавая пасть собаки.

— Как звать тебя?

— Артур.

— Какое красивое, звучное имя, и тебе очень подходит, — подметила я.

— Бабушка бурчала по этому поводу.

— Что так?

— Злилась на мать, что та начиталась французских романов и поэтому начудила с именем.

Я посмотрела на Федотова и заметила, он нервничает.

— Что-то не так? — спросила у него.

— Полагаю, не от хорошей жизни мальчик оказался в приюте для бездомных.

— Давайте спросим у Артура.

— А что спрашивать? Бабушка померла. Отец от меня отказался почти сразу после рождения, не дожидаясь, когда вырасту. Мать свихнулась. В лечебницу забрали. Вот и весь сказ.

— Домой вези, — дал распоряжение извозчику Прохор Петрович.

— Слушаюсь, барин.

— Дяденька, умоляю вас, делайте со мной всё, что хотите, только в приют не сдавайте, — заплакал мальчик. — На любую работу пойду, только не туда.

— Но ты же вор, как тебя в дом впустить?

— Клянусь, больше это не повторится. Руку даю на отсечение, коли слову моему не верите.

— Прохор Петрович, давайте на первый раз поверим Артуру.

Федотов посмотрел на меня, перевёл взгляд на мальчика. Я видела — в нём идёт борьба. Он не любил беспризорников, всю вину перекладывал на родителей. Не понимал, зачем такие люди привели на свет детей, если не имели представления, как их воспитывать?

Ему нелегко далось решение, но он его принял.

— Скажи спасибо княжне. Будешь жить у меня. Но если хотя бы раз ты позволишь себе провинность, немедленно окажешься в приюте. Моё решение обжалованию не подлежит.

Мальчик слушал предельно внимательно, собравшись в комочек, не проронив ни слова. Страх блуждал в его взгляде. Я наблюдала за сорванцом. Когда же Федотов договорил, в глазах Артура появились лучики надежды.

— Спасибо, тётенька.

— Нина Андреевна, вас отвезти домой? — спросил Прохор Петрович.

— Если позволите, хотелось бы побеседовать с Артуром. — Во мне проклюнулось, как новорожденный птенец, сильное желание — помочь мальчику. Пока я не знала, с чего начну.

— Пожалуйста. Буду рад.

— Тётенька, вы бы ехали домой. Моим воспитанием займётся дяденька.

— Артур, запомни, здесь нет тётенек и дяденек. Оставь этот жаргон для бездомных. Напротив тебя — княжна Нина Андреевна Ларская. Прошу любить, жаловать и относиться с уважением. Будь добр, обращайся к княжне, как надлежит дворянину, со всем почтением. И я не дяденька. Меня зовут Прохор Петрович Федотов. Усвой, сделай одолжение. Всё ясно?

— Да, — робко ответил мальчик. Он притих от повышенного тона нового наставника.

Первое, что сделал Федотов по возвращении домой, — позвал служанку и приказал отмыть беспризорника от грязи.

— Вы простите меня, отлучусь. Куплю вещи и обувь для парня, — сказал мне Федотов, когда служанка увела мальчика. — Будьте так любезны, дождитесь моего возвращения.

— Не беспокойтесь, я тем временем побеседую с Артуром.

Федотов уехал. Не успела присесть, как услышала истошные крики. Прошла по коридору до конца и угодила на кухню. Приоткрыла дверь — никого. Из соседнего помещения донеслось:

— Не надо, не хочу, печёт, смойте быстро. Что стоишь, лей…

«Ага, он здесь», — открыла дверь и увидела мальчика в корыте, над ним служанка колдовала с кувшином в руках и мочалом.

— Что ты расшумелся? Воды и мыла никогда не видел? — рассмеялась Катерина.

— Не хочу, уберите ваше мыло. Печёт и колет в глазах.

— Ничего с тобой не будет, человека из тебя сделаю. Заморыш. Разве можно так? Глянь, сколько грязи с тебя стекло. Вода чёрная. Сразу видно, что не мыли давно.

— Некому его купать. Бабушка умерла, мать болеет, — пояснила я служанке, успокаивая.

— Сирота, выходит. — Её интонация изменилась, тон тут же снизился, голос притих. Катерина сопереживала Артуру. Я услышала шаги в коридоре.

— Прохор Петрович приехал. — Не успела сказать, открылась дверь и вошёл Федотов.

— Нина Андреевна, я было расстроился, подумал, вы уехали.

— Как же, мы условились, что дождусь вас.

— Благодарю. Катерина, возьми, здесь вещи для него. Надень на мальчика, когда домоешь.

— Слушаюсь, барин. Сделайте одолжение, положите на стул. Руки мокрые.