Цепная лисица (СИ) - Эго Мэри (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
У дома нас ожидала серая от пыли машина с жёлтым световым табло “Такси” на крыше. Койот махнул рукой сонному водителю — усатому старичку с крупной залысиной — и открыл мне заднюю дверь. Стараясь ненароком не коснуться Павла, я забралась внутрь. На мой вопрос о том, зачем тратить деньги и не легче ли воспользоваться общественным транспортом, тот скривился, точно проглотил лимон:
— Ненавижу толкучку, — с отвращением сказал староста, садясь на переднее сиденье и захлопывая дверь. — Никогда не знаешь, кто стоит за спиной.
“О-о, да у кого-то проблемы с доверием”, — подумала я.
Павел пристегнул ремень безопасности и уставился в телефон, явно не желая продолжать разговор. Такси тронулось с места.
Хоть Павел и занимал переднее сиденье, его Эмон то и дело косился на мою лисицу, и та тянулась к нему, точно винтик к магниту. Ещё немного и они бы соприкоснулись носами. Я незаметно передвинулась так, чтобы сделать невозможным их контакт.
Узы соединяли нас с Павлом ярко горящим ручьём. Не верилось, что они так опасны. Что через всего через пару недель из нас может умереть. Одна душа поглотит другую…
Порывы и эмоции последних дней — лишь результат влияния Уз. Мы словно куклы на их верёвочках, скачем под их указку, мечемся в поиске выхода, а чувства, как прорвавшийся подземный ключ, заполняют наш колодец, и вот, мы уже тонем… потому что сил бороться нет. Вчера я полезла обниматься. Сегодня от взгляда Койота сердце заходится… Что будет завтра? Сохраню ли рассудок такими темпами?
Чувствует ли Павел тоже самое? Внутри него скрыто столько печали… Что случилось с ним в прошлом? О чём говорил Алек, упоминая семью Павла? Связано ли это с тем, что происходит сейчас?
Вопросы крутились на языке, но присутствие водителя смущало, и потому они так и не сорвались с губ. Таксист сделал радио погромче. Дикторы обсуждали последнии новости спорта. За окнами мелькали однотонные серые дома. Я прислонилась лбом к стеклу — холодному и немного влажному — закрыла глаза. Всё-таки ранние подъёмы не для меня.
Проснулась я от того, что Павел тряс меня за плечо.
— Да ты у нас не лиса, а сурок. Храпела так, что машина подпрыгивала. Тебе совсем не интересно куда мы ехали? — Он стоял снаружи, дверь была распахнута. Судя по всему ждали только меня.
— Да хоть в пекло… И ни капли я не храпела, — бурчала я, выбираясь из салона. Ноги знатно затекли и негодующе ныли. Я с наслаждением потянулась
Мы стояли во дворе незнакомого семиэтажного здания в форме лежачей буквы “п”, судя по облупившейся облицовке, довольно старого. По стенам застывшими молниями тянулись трещины. Недалеко, на деревянной лавочке сидела пожилая пара и кормила голубей, на детской площадке бегали двое ребятишек, замотанные в шарфы так плотно, что наружу высовывались одни носы.
— Успокаивай себя. Правду не скроешь, храпунья! — шепнул Павел и победно прошёл мимо, словно его эта глупая фраза определила, кто тут Бог остроумия. Я устало вздохнула и поплелась следом. Через минуту мы уже заходили в подъезд.
— Это бывшая общага, а нынче — жилой дом, — объяснил Павел поднимаясь по лестнице. — Лифт здесь, к сожалению, не предусмотрен, хорошо, что нам всего на третий этаж, — он подмигнул. Настроение его улучшалось с каждым шагом, как у ребёнка, которого после школы повели кататься на карусель.
На третьем этаже мы свернули направо и какое-то время шли по тускло освещённому коридору. Он был таким узким, что приходилось идти друг за другом. Наши шаги гулко отражались от стен и эхом разбегались в стороны. Коридор повернул, и я на секунду замешкалась. Впереди не горело ни одной лампы, не было ни одного окна, тьма сгущалась так плотно, что конца пути было не разглядеть. Павел уверенно шагал вперёд. Я заторопилась догнать его и даже потянулась было, чтобы ухватиться за его куртку, но вовремя остановила порыв.
Мы вошли в темноту. У меня невольно задрожали колени. Я старалась не отстать и изо всех сил вглядывалась во мглу коридора. Не было видно ни зги. С детства я темноту не переносила, даже спала всегда с ночником. Глупо — бояться темноты будучи взрослым… но некоторые страхи детства одними доводами рассудка не прогонишь.
Вдруг мне показалось, что Койот куда-то свернул, его шаги совсем стихли. Ещё немного и мы окончательно разойдемся! “Нет, глупости! Здесь невозможно потеряться!” — но голос разума тонул в паническом вое. Кровь оглушительно застучала в ушах, как это бывало раньше, когда мать, выкрутив лампочки на ночь, запирала меня в комнате. В страхе, я ускорила шаг и в следующий миг врезалась лбом в горячую спину старосты. И замерла. Он молча взял мою руку, крепко её сжал, и снова пошёл вперёд, ведя меня за собой.
Несколько десятков метров мы шли в абсолютной темноте. Кажется, я даже не дышала, то ли от страха, то ли от трепета. Ладони предательски вспотели, сердце колотилось у самого горла. Благодарность поднималась внутри тёплой волной. Потрёпанное “Спасибо” было не в силах передать даже малой части чувств, и всё-таки оно вертелось на языке, готовое сорваться… но тут Павел остановился и выпустил мою руку.
Он пошарил по стене и, судя по звуку, нажал на кнопку. Следом раздался приглушённый звонок и послышались шаги. Лампа загоревшаяся с другой стороны тонкой линией света очертила дверь. Она распахнулась, а лицо Павла озарилось настоящей широкой улыбкой, он шагнул вперёд и обнял появившуюся на пороге хозяйку дома.
… Ведьму.
Это была высокая и элегантная молодая девушка в длинном, бархатном, тёмно-бордовом платье, с уложенными в замысловатую причёску волосами, цвета сажи. Её бледное, по азиатски плоское лицо пересекала улыбка, которую мужчины называют загадочной, а женщины — стервозной. Глаза были зелёные, с вертикальным зрачком — слегка раскосые, звериные, они смотрели хитро, будто видели самое тайное.
Её Эмоном была чёрная кошка. Тут же подумалось, что плохие приметы про этих животных, вероятно, пошли не просто так.
Девушка тоже обняла Павла, и, через его плечо, поглядела на меня. Её губы, красные, как кровь, сложились в оскал, руки на миг прижали Павла плотнее, точно говоря: “Моё”. Прежде чем я опомнилась, Ведьма уже отступила:
— Кажется, целая вечность прошла. Я соскучилась, — сказала она, с нежностью смотря на Павла. Голос её оказался глубоким и каким-то неприятно-низким, похожим на гудение трактора.
— Вечность или нет, но ты выглядишь как всегда прекрасно! — восхитился Койот. — Всё-таки подстриглась? Длинные волосы тебе очень шли, но и так хорошо. Ты похожа… да, точно! на графиню из старого фильма.
Никогда до этого мига я не видела, чтобы Павел так открыто и искренне кому-то радовался. Его взгляд светился, точно внутри головы зажгли яркую лампочку. — А длинное платье тебе очень идет — одобряю. Как мама?
— Без улучшений… Но ты, смотрю, тоже не в лучшей форме, — Кошка склонила голову и лукаво сощурила глаза. Протянула руку и медленно провела блестящим от чёрного лака ногтем по груди Койота. Узы, как вода, разошлись от её касания:
— Точно, Узы… самые настоящие. А я по телефону и не поверила… Чтобы навестить меня, тебе нужен веский повод, правда? Если бы мы всё ещё были вместе, ты бы не вляпался в такую скверную историю…
Улыбка Павла померкла:
— Давай не на пороге, — быстро сказал он, кинув на меня короткий взгляд. — Да, кстати. Илона, познакомься — это Тина. Тина — Илона. Мы с ней когда-то учились вместе. Она очень талантливый диагност.
Илона посмотрела на меня, будто только увидела:
— Какого милого… лисёнка ты выбрал для Уз. Или это он тебя? По твоим рассказам я представляла её моложе, — нараспев сказала она, и подошла. В воздухе точно разлили сахарный сироп, так приторно сладко пахла Кошка. Она взяла меня за руку. Кожа её была мягкой и прохладной. “Как размороженное куриное филе”, — гадливо подумала я.
— Белая лисичка, интересно… Здорово тебя потрепали. Чего же застыла, боишься? — спросила она, заглядывая мне в глаза. — Совсем ещё ребёнок, а столько уже пережила. Здесь тебе помогут отдохнуть. — Её зрачки расширились, поглощая свет. Стены вдруг пошатнулись, мой рот наполнился вязкой, сладкой слюной и …
