Избранницы правителей Эёрана: история демонов Нарака. Трилогия (СИ) - Свадьбина Любовь
Толчок чего‑то огромного выталкивает нас из шахты на один из этажей. Лео успевает спрятать крылья, закрывает меня собой, и нас вдавливает в пол. Громадные рога Лео окутывает что‑то длинное розовое, и над его головой возникает знакомая ящерная морда с ярко‑оранжевыми глазами.
Лицо Лео искажает гнев, радужки вспыхивают лиловым. Он рычит, скаля отросшие клыки, и каменные плиты под моей ушибленной спиной скрипят под выросшими когтями.
А у Саламандры счастливый вид, как у щеночка, словившего палку по команде апорт. Щеночка, который палку отдавать не собирается.
– Стой! – Обхватываю Лео за шею и тяну на себя, чтобы не натворил глупостей. – Стой, она безвредна!
– Она? – переспрашивает Лео изумлённо.
– Значит, она безвредна? – в пятый раз уточняет Лео.
Я отдёргиваю руку ото лба. Вернувшийся из кухни Лео наблюдает, как счастливая Саламандра устраивается на развалившемся под ней диване, и с высоты своего немалого роста подаёт мне чашку кофе.
– Ну… – Я сижу в кресле. И если учесть, что мне не удалось уговорить Саламандру не влезать на это дизайнерское хрупкое чудо диванной мысли, даже не знаю, вправе ли я утверждать, что она безвредна и достаточно управляема, чтобы не сдавать её властям. – Она милая девочка. Ни разу не устраивала выплесков силы. Любит купаться. Лизать рога. Защищает меня. Мне кажется, опасность саламандр несколько преувеличивают.
– Она нас чуть не раздавила. Готов поспорить, что это она разнесла мне стену в бассейне. И… это ведь она меня трогала во время нашего разговора в студии, да?
– Да, – покаянно соглашаюсь я. – Милая‑милая девочка.
Отхлёбывая кофе, Лео задумчиво смотрит на неё. А я – на него. Фартук и чашка кофе делают его каким‑то особо домашним и уютным.
– Как её зовут? – спрашивает он.
– Саламандра.
– Я про имя.
– Я её так и называю.
Приподняв бровь, Лео смотрит на меня сверху вниз. И есть нечто такое в выражении его лица… странное, вынуждающее недовольно спросить:
– Что?
Он поводит плечом.
– В чём дело? – с подозрением щурюсь.
– Ты могла дать ей любое имя, но не стала.
– А смысл? – Жму плечами и перевожу взгляд на переливающуюся всеми цветами радуги Саламандру. – Это же временно, и, думаю, ей всё равно.
– Пф! – Саламандра приподнимается и топчется на отломившейся спинке дивана. Та жалобно скрипит, и у меня по коже пробегают мурашки. – Пф‑ф!
Саламандра выстреливает в мою сторону языком, но Лео дёргается наперерез напрасно: язык выскакивает всего на метр и втягивается обратно.
Ну, может ей и не всё равно.
– Назови её настоящим именем, – предлагает Лео со странными интонациями.
Сердце ёкает, всё во мне резко противится его требованию. Будь я ёжиком, непременно ощетинилась бы иголками. Но я не ёжик, ощетиниваюсь только мурашками.
– Это глупо. Она уже откликается на Саламандру.
– Давая имя, мы связываем себя с теми, кого называем. Дай ей имя.
Противная тревога усиливается, я качаю головой:
– Мы и так с ней связаны магией. Я же рассказала, это из‑за того, что она была со мной на инициации.
– То было не зависящей от тебя случайностью. Я прошу о волевом и сознательном действии.
– Зачем? – вопрошаю почти с возмущением. – Какой в этом смысл?
Вздохнув, Лео присаживается рядом с моим креслом, заглядывает в лицо. Его аромат с нотками хвои тревожит и успокаивает одновременно. Лео берёт меня за свободную руку, целует кончики пальцев.
Мурашки бегут по спине, но тревога не отпускает, колючим холодком прячется в глубине сердца.
Не тревога – страх.
Лео щекочет дыханием кончики моих пальцев, а затем заглядывает будто в саму душу и тихо поясняет:
– Чтобы ты увидела, что в этом нет ничего страшного.
– В чём? – Голос предательски дрожит.
– В том, чтобы связать себя с кем‑то, а не ждать конца отношений ещё до их начала.
Первое желание – оспорить.
Потом – вскочить и уйти.
Третье – сказать, что мои чувства не его дело.
Четвёртое – спрятаться.
Пятое – не ощущать этого страшного смятения.
Но я ничего не делаю, остаюсь в этом смятении. Отворачиваюсь к Саламандре и демонстративно отпиваю глоток кофе.
Лео отставляет свою чашку и обхватывает мою ладонь обеими руками, нежно целует кончики пальцев, согревает их теплом дыхания. И кажется, что сердцу тесно в груди, я не могу глубоко вдохнуть. Смятение не уменьшается, его всё больше – оно бесконечно, оно разрывает меня изнутри.
– Не закрывайся, – шепчет Лео, продолжая целовать мои пальцы. – В этом нет никакой необходимости.
А как же сохранность собственного сердца? Это что, не необходимость?
Плотно стискиваю губы, чтобы не сказать этого вслух.
– Саламандра связана с тобой крепкими узами, она не сбежит. И я никуда не уйду: ни в этом мире, ни в каком другом нет у меня никого и ничего более ценного и любимого, чем ты. Я люблю тебя и не представляю жизни без тебя…
Наверное, что‑то подобное может сказать любой мужчина (собственно, я уже получала заверения в вечной любви), и Лео может искренне верить, что его чувства вечны, но… сколько надежд разбивается о чудовищную реальность – словами не перечесть.
А тёплое дыхание всё касается моих пальцев, горячие губы покрывают их трепетными поцелуями, и мне вопреки здравому смыслу хочется верить. Верить, что это навсегда, что не будет потом охлаждения, других женщин. Я зажмуриваюсь. Чашка с кофе накреняется, и, ощутив это, я судорожно сжимаю пальцы. Тонкий фарфор с хрустом разлетается, осколки с кофе волной изливаются на светлый ковёр.
– Извини, – шепчу я, а Лео перехватывает мою освободившуюся руку и целует пальцы, тыльную сторону ладони, нежную кожу на запястье.
Прижимается губами, и я понимаю – он слушает мой судорожный пульс.
– Не бойся, Настя, не бойся, просто поверь мне.
Хоть бы Саламандра вмешалась, но, нет, она предательски затихает, а Лео всё целует мои руки и просит не бояться.
И этот его лихорадочный шёпот, острота его понимания и мои чувства, их сила, их ужасающая, испепеляющая мощь – это действительно пугает.
– Да с чего ты взял, что я боюсь?! – вскрикиваю я и дёргаю руки, а Лео вдруг уступает, хотя по лицу вижу: он бы и дальше с радостью целовал мои пальцы.
Мотнув головой, поднимаюсь с кресла и мимо сломанного дивана отхожу к закрытому жалюзи окну. От спрятавшейся Саламандры в комнате только едва уловимый силуэт.
Она не собирается вмешиваться.
Молчание тяжёлое. Вязкое.
– С чего ты взял, что я боюсь? Это неправда.
Лео подходит бесшумно, я вдруг ощущаю жар его рук на своих плечах. Меня так лихорадит от всего этого, что не ощущаю опостылевшего зуда во лбу.
– Я уже сталкивался с подобным, – шепчет Лео мне в затылок, целует мои волосы. – Вы с Шаакараном похожи…
– Я похожа на котика?! – фыркаю и разворачиваюсь, прижимаюсь спиной к хрустящим жалюзи, чтобы увеличить дистанцию. – Не говори ерунды, мы с ним разные. Совсем! Он… он невыносимый позёр!
А Лео смотрит так пристально. Он слишком близко – от него не уйти, не сбежать. Он так близко, что мы будто сплавляемся, и это ощущение пугает до дрожи.
– У его отца много жён, он тоже ничто не считает постоянным, только он пытается попробовать всё, бросив раньше, чем бросят его, и стать звездой для всех, а ты, наоборот, не хочешь даже пробовать и с радостью прячешься в тени, едва подворачивается такая возможность.
Я моргаю раз, другой. Наверное, у меня очень глупый вид, потому что уголок губ Лео приподнимается.
Обхватив себя руками, снова отворачиваюсь к окну, пытаюсь рассмотреть город в щель между жалюзи, но не могу – всё расплывается от слёз.
Лео обнимает меня со спины, его горячие ладони перекрещиваются на моей груди. Он так нежен, так хорош, что трудно представить, как можно жить потом без него и быть счастливой.
– Настя, пока дышу, я буду с тобой и верен тебе.
