Незваный гость - Коростышевская Татьяна Георгиевна (книги бесплатно полные версии TXT) 📗

Мадам посмотрела на Волкова, тот кивнул, чтоб отвечала.

— Кто угодно, любопытная вы барышня. Набросить мог кто угодно, но вот слушаться вы стали бы именно владельца дудки.

Подумав немного, я решила:

— Носильщик меня змеей наградил, точно он. Инструмент же прятался у извозчика, подельники они, обоих брать надо.

— Как прикажете, госпожа суфражистка, — улыбнулся Григорий Ильич. — Браво! Без вас ни за что бы не разобрались. Мадам Фараония, голубушка, после того как мы здесь с пострадавшей барышней закончим, не в службу а в дружбу, повторите все это под запись моему секретарю, он протокол составит.

Что значит закончим? Я даже поежилась от тревожного предвкушения. Чародейка же, разомлевшая от «голубушки», наконец посмотрела на меня с интересом.

— Евангелина Романовна, — ворковал Волков, — валеночек ваш мы сейчас снимем да посмотрим с драгоценной нашей помощницей, чем вам ножку покалечило, моей палицей или остаточным фоном поганой навской волшбы.

Тут в кабинет явился регистратор Давилов с подносом, и, пока он расставлял на столе стаканы в канительных подстаканниках, начальник его достал откуда-то нож и пошел на меня. Я взвизгнула и вжалась в диван, Давилов дрогнул, стаканы звякнули. Фараония басовито расхохоталась:

— Не бойся, рыжая, если ногу отнимать придется, я тебя в сон колдану, чтоб не мучилась. Кличут-то тебя как, Евангелина? Евой? Нет, погоди, сейчас.

— Гелей, — глумился вооруженный мизогин. — Молодец, говорят, Гелюшка, что спокойно осмотреть себя позволяешь.

От частичного цитирования моих ночных бредней бросило в жар. Волчара ты позорный, Григорий Ильич. Как можно?

Запах по помещению разносился престранный, будто жженым сахаром потянуло. Я заметила, как паучьими лапками шевелятся длинные пальцы Фараонии, чардейка плела арканы.

— Осади, — вдруг прикрикнула она, — как тебя, Грегор? Не трожь! Ты, жирный Евсей — да, ты! — вон ступай, у порога сторожи, чтоб не мешали. Да к чарке от сегодняшнего дня прикладываться не смей, печенка у тебя скоро наружу полезет, не бросишь пить, до травеня не доживешь, сиротами Пашку, Машку, Глашку и Наташку оставишь. Наташка, к слову, не от тебя.

Давилов хлопнул дверью и, судя по звуку снаружи, в аффекте к ней привалился. Волков стоял надо мною, послушно замерев.

Грегор? Не берендиец он, что ли?

Чародейка поднялась, оставив на стуле соболью шубу, шагнула к столу и не торопясь, один за другим выпила три стакана чайного кипятка.

— Такое дело, — проговорила задумчиво, выпуская из ушей струйки белого пара, — навья волшба с чардейством может такие брожульки устроить, что никому мало не покажется. Поэтому действовать будем осторожно. Геля, снять валенок можешь?

Подергав и так и эдак, я со вздохом ответила:

— Никак не получается. Только я ведь там все осмотрела перед ночевкой и наутро, до того как валенки натянуть, ушиб был изрядный, синяк.

— Кровь?

— Не было крови.

— Или ты не заметила, и царапинки малой довольно. Бери-ка у нашего стража порядка нож да сама режь.

— Ногу?

— Голенище.

— А почему этого не могу сделать я? — вклинился Волков.

— По кочану! Руки лишними стали?

— И мне мои не лишние, — напомнила я, отобрав все-таки нож.

— Никому не лишние, — кивнула чародейка, — только нога тоже твоя, поэтому именно твой главный интерес.

Лезвие легко рассекло войлок, голень поперла из разреза, как тесто из квашни. Я дернула ногой, сбросила на пол покалеченную обувку.

— Чулок! — командовала Фараония. — Да не снимай! его, подвязками кавалеру не свети, по колену режь.

Я послушалась, только зажмурилась, когда, скрючившись, стягивала с ноги обрывок. Было страшно и стыдно, в равных примерно пропорциях. Стянула и замерла, откинувшись на диванчик. Повисшую в кабинете тишину нарушило глубокое контральто мадам. Умеет тетка ругаться, чего уж. Будь я не сыскарь, а, предположим, просто барышня, непременно бы чувств лишилась. Волков молчал. Может, лишился как раз он?

Я открыла один глаз. Чародейка как раз хлопала начальника по плечу.

— Ты понял, да? Понял, как эти… — тут опять стояла заковыристая конструкция, указывающая на крайнюю степень нехорошести «этих» — …свои артефакты производят?

— Можно поподробнее? — Я осмотрела себя; нога-колода бугрилась лилово-зелено-бурым, нехорошо бугрилась, подвижно, будто под кожей копошились черви или гнездо змей. — В теле человеческом производят?

— Выращивают, — пропело контральто. — Ах, рыжая, не будь здесь твоего кавалера, я б уговорила тебя ногу свою мне подарить да приладила тебе новую взамен.

— Деревянную? Как у морского пирата?

— Да хоть золотую.

— Давайте так, тетенька: вы мне золотую ногу отдельно, можно даже без обертки, и даже в виде слитков, а эту вот чертобесию себе под кожу заберете до полного вылупления.

Торг безжалостно прервали в самом начале:

— Мадам Фараония, каков ваш вердикт?

Чародейка фыркнула.

— Дело понятное: ты по артефакту посошком своим саданул со всей дури, голову змее снес, только клочки по закоулочкам.

— И один из этих клочков решил самовозродиться в теле Евангелины Романовны? Но это немыслимо!

— Было бы немыслимо, — мадам кивнула на шкап, — если бы твои арканы мудреные с навьим колдовством не перемешались.

— Так и думала, Григорий Ильич, — сказала я деловито, — что вы в моем положении виноваты.

— Если бы не я, Евангелина Романовна, вы бы сегодня уже в приказной мертвецкой почивали вечным сном. Вас ведь ограбить хотели и убить.

— Если бы да кабы! Предупредить не подумали? Вам следовало немедленно мне ситуацию объяснить, да не сходя с места произвести арест обоих преступников. Вы же предпочли представление устроить, драться со мной полезли, — разгорячившись, отчитывала я Волкова, будто подчиненного. — А что теперь? Где злодеи? Ищи ветра в поле!

— Будьте любезны, барышня Попович, свой командирский тон оставить, — холодно проговорил чиновник, — и впредь со мною его себе не позволять. Я именно что собирался произвести немедленный арест, для которого требовалось это уединенное место покинуть. Если бы вы не набросились на меня злобной фурией, а покорно место свое в санях уступили, извозчик был бы схвачен сразу за поворотом.

Фараония, уяснившая из разговора причину спора, возразила:

— Рыжая за санями бы бросилась, на ней ведь змей был.

Волков тряхнул кудрями.

— Нет, драгоценная мадам, артефакт был бы мною уже снят! Я поймал его, как рыбку на крючок, и притравливал помаленьку и вытащил бы. Но барышня полезла в драку, пришлось торопиться, от спешки удар пришелся по щиколотке.

Чародейка посмотрела на меня уважительно.

— Стало быть, в драке рыжая победила?

Волков широко улыбнулся с видом мужчины-покровителя: мол, пусть слабая женщина воображает себе всякое, мы-то с вами прекрасно знаем, кто сильнее и лучше дерется.

— Я решил не суетиться, первый день в городе, обстановка не ясна, девица уже свободна. Отложил все на утро. — Он сызнова тряхнул головой. — Но вернемся к делам нынешним.

— Ногу отнимать не дам! — предупредила я. — То есть дам, но в самом патовом случае.

— Вы еще и шахматистка?

Ох каким взглядом я его наградила! Сталь в нем можно было плавить, а в ответном — закалять, так он был льдисто-холоден.

— Век бы на вас, молодежь, любовалась, — пропела чародейка умильно. — Экая эфиопская страсть, даже в фильмотеатре такую не покажут. Жаль, времени нет, клиентки меня дожидаются. Посему приступим. Гелька, не ори, ногу пилить не придется. Хотя ладно, ори, больно будет наверняка.

— Что значит наверняка? — осведомилась я осторожно.

— Значит, скорее всего. Мы же про навьи свиристелки вообще мало что знаем. — Она сказала не «свиристелки», но не суть. — Терпи, ори, но с места сходить не смей. Пусть наш Грегори-воин посох свой волшебный на изготовку возьмет, и только свиристелка тело девичье покинет, молотит по этой чертобесии со всей мочи. А я выманить ее попробую.