Плохие помощники (СИ) - Лапина Маргарита (электронная книга .txt) 📗
— Нет! Они выбрали свою жизнь! Они и так получают сейчас больше, чем заслуживают! Они тут живут припеваючи по сравнению с их дружками на Револте!
Неслыханно! Хорошим же она будет командиром, если допустит такой беспредел на территории, за которую отвечает. Проверка лишится дара речи и выкинет её с поста незамедлительно, как только дело дойдёт до обсуждения данного инцидента.
Видимо, у кого-то всё же появилось слишком много свободного времени.
— Значит, так, — проговорила Иона, еле сдерживая дрожь в голосе. — Я пересмотрела план работы лагеря на сегодня. День памяти у нас, честных даскерийцев, а остальным нечего полдня филонить за компанию. Все, кто не едет к памятнику, едет обратно в поле. Всем ясно? Сообщите старшинам. Те, кто остался без водителя, пусть идут и распределяются по остальным отрядам. Живо. Нечего время терять.
Амбер снова схватила Иону за запястье и крепко сжала его. На лице подруги появилось выражение такого жестокого страдания, что у Ионы в животе что-то вздрогнуло. Амбер поморгала, справилась с собой и повернулась к револтистам с каменным лицом.
— Я прошу вас, уходите. Уходите!
Ллойд махнул рукой и резкими шагами двинул в обратно лагерь. Кучка его собратьев опасливо оглядела даскерийцев и исчезла следом.
Иона тёрла зудящий висок. Амбер смотрела перед собой, нахмурив брови. Все вокруг молчали, едва дыша.
— Я понимаю. Всё понимаю. Тебе очень больно, — тихо сказала Амбер, не поворачиваясь к Ионе. Потом странно всхлипнула. — Всем больно. Никто ещё не готов. Это как соль на рану. Только не сегодня. Я понимаю. Поехали. Надо ехать.
Дорога тянулась бесконечно. Иона сидела на лавке, с обеих сторон её зажали Дарси и Амбер. Иона не чувствовала их тепла, зато ощущала ухабы, на которых подскакивал перевозчик. В другие дни она запрещала себе думать об этом, но сейчас не могла остановиться. Каждый ухаб мог быть испепелённым и спрессованным даскерийцем, коровой или каким-нибудь диваном или холодильником.
После катастрофы въезд на Даскерию запретили на две недели. Иона устроилась на сборы машин в крошечный цех в городе и каждый день злилась, что ей не дают вернуться, пока какие-то талерийцы разгребают руины её дома. Руин и было-то, в общем, немного, только на окраинах. В новостях сказали, что практически все следы человеческого пребывания на Даскерии просто испарились, даже вспаханные людьми поля стали ровной землёй.
Однако вещи и люди не превращаются в ничто. Значит, если что-то осталось, то только в земле. В той самой земле, по которой они теперь ехали и которую засеивали. Иона перестала злиться, как только заступила на поверхность Даскерии и лишилась чувств от страшного отчаяния, которое шло от земли, как горячий пар. И сейчас Иона благодарила небеса, что так и не прикоснулась к искорёженным обломкам домов на окраинах, потому что ощущение от столкновения с синей луной преследовало бы её во снах. Ей и так постоянно снились вскрик, треск и затем абсолютное молчание, которые она, скорее всего, слишком ярко вообразила, думая о последних секундах жизни родины.
Даскерийцы из лагеря Ионы, наконец, примкнули к остальным собратьям и встали вместе с ними полукругом рядом с накрытой тканью колонной. Их осталось до смешного мало перед засильем чужаков и по сравнению с числом талерийцев, живших ныне в городе. Даскерийцы и раньше составляли небольшой процент от всех людей. Ночь синей луны выкосила добрых девять десятых от их числа. Может быть, тут собрались вообще все оставшиеся в мире даскерийцы. Все на свете.
Глава в синем городском пиджаке с твёрдыми наплечниками и блестящими пуговицами встал спиной к памятнику и лицом к работникам, вытянул руки над головой и повернул их тыльными сторонами ладоней к людям.
— Потомки великих древних людей! — закричал начальник восстановления Даскерии. — Честные люди! Чиста душа — чиста правая рука!
Все задрали вверх руки без чёрных прямоугольников.
— На этой земле жили и честно трудились ваши предки. Многие поколения взрастила и вскормила плодородная земля Даскерии. Она для нас, она ждёт, она хочет нашего возвращения — не хотела синяя луна. Страшное событие искалечило всех нас, оторвало человечеству руку и сердце. Рука и сердце — вот то, чем были ваши честные родные и друзья для всех нас! И мы будем помнить их. Наше прощальное приветствие — для них!
Маленькая скорбная синяя кучка стояла и кивала, не опуская рук.
Иона всё прекрасно помнила. Помнила большой жёлтый дом, светлый из-за огромных окон. В нём всегда гулял свежий воздух. Их с отцом мастерскую, где проходили лучшие часы жизни. Помнила, как они с мамой и папой ходили на пикники под звёздами — это было в то время, когда Амна ещё не начала выпадать. Отец тогда укутывал их обеих мягким пледом и говорил, что они его самые любимые. Помнила свою первую машинку, которая жужжала и врезалась во всё, что плохо стояло. Семейные посиделки с родителями Енса, пирожки Амны с густым обжигающим шоколадом внутри. Ивор всегда радовался дальнему родственнику и его жене, а они вскоре совсем перестали заходить в гости, только Енса оставляли на попечение. Если бы они были живы ко времени катастрофы, то, наверное, спаслись бы, как Иона, потому что почти не возвращались на Даскерию. Люди, что занимали прежний дом Торов, как раз переезжали, Енс собирался взять дом себе, собирался вернуться из города… а теперь кругом только земля да ухабы.
Иона помнила, как в деревенских центрах люди всегда улыбались друг другу. Все фермеры Даскерии съезжались туда на праздники урожая, чтобы угостить собратьев и удивить демонстрацией непривычного таланта. Енс, Иона и её родители всегда придумывали такие невообразимые танцы, что никто не мог их переплюнуть. Иона часто жалела, что Енсу не разрешалось петь, но таланту полагалось быть непривычным и оттого интересным для исполнителей и смешным для зрителей. Даскерийцы всегда умели трудиться и умели отдыхать, не то, что сушёные горожане. Даскерийцы чувствовали и понимали землю, говорили с ней, давали ей свою любовь. Любили машины, которые облегчали труд, лелеяли их и заботились о них, как о живых.
Она всё прекрасно помнила.
— Долго ли может человек жить без сердца?
Сердце. Даскерия всегда глубже остального мира чувствовала, каким должен быть честный человек. Даскерии всегда мало было только работать и любить, как угодно небесам. Отец говорил, что честный человек не приемлет лицемерия и лжи, и помыслы его всегда чисты. Честный человек всегда предан товарищам и готов поставить их нужды над своими. Предателям небес он воздаёт по заслугам их, а сам никогда не потакает низости и слабости. Совершив ошибку, честный человек не живёт в бесчестье, не договаривается с совестью. Если он становится грязен душой, ему надлежит избавить землю, где до него жили миллионы честных людей, от своего присутствия.
Какой широкий жест со стороны горожанина — в официальной речи признать за Даскерией звание сердца человечества.
— Мы должны, подобно нашим бесстрашным предкам, восстановить то, что мы утратили. Должны трудиться, не покладая рук, чтобы продолжалась жизнь, чтобы продолжались исследования, чтобы продолжалась борьба. Каждый день мы приближаемся к освобождению от синей луны. Да защитим же мы наше потомство от бед!
Вокруг раздавались всхлипы. Иона не плакала. Она вообще не плакала с тех пор, как увидела то сообщение по телевизору. Глаза часто щипало, словно в них насыпали земли, но они оставались сухими. В груди Ионы разрасталась дыра, и она становилась тем больше, чем ниже спускали ткань с памятника. На нём — колосья, и две руки без татуировок держатся друг за друга. Рука Ионы дёрнулась, но поймала лишь воздух. Они все едины в горе, и вместе с тем все одиноки. Никто на самом деле не может понять, чего лишился другой. У каждого — свой жёлтый дом и свой талант на праздник урожая. Все только стоят и покачиваются в этих проклятых синих рубашках и платьях, словно в новой волне от синей луны. Вот уже и колонна высится, пока ещё новенькая и блестящая, похожая на огромную дверь, что ведёт в ничто. Если в неё колотить, никто никогда не отзовётся.
