Плохие помощники (СИ) - Лапина Маргарита (электронная книга .txt) 📗
Иона закончила приготовления ко сну и напоследок выглянула с балкона ещё раз. Лючия исчезла. Может, почувствовала, что её заметили, или просто сделала всё, что собиралась? Только вот что? Амбер может игнорировать всё на свете и считать полугэллонов милой расой, но Иона такой ошибки не допустит. Никто не должен найти тетрадь. Иначе получится, что Иона сама позволила полугэллонам навредить людям, почти что упросила их. Если чужаки получат возможность использовать переменный ток в камнях, то, наверняка, смогут работать ещё и после возвращения рактов с поля. Было бы неплохо превратить полугэллонов в зарядки для местного электричества, но им нужно восстанавливать силы перед новым контактом. Значит, работа будет физическая, связанная с их жилищем, запасами, чем угодно. Одно дело, если бы чужакам позволили просто отдыхать вечерами. Но в нынешних условиях ни одни рабочие руки не могли оставаться без дела. Иону за такую поблажку осудят и как человека, и как командира.
Лучше сохранить всё как есть. Устоявшийся порядок точно ни у кого не вызовет головной боли. Кроме полугэллонов. Но они потерпят.
Глава 6
Ждали ещё пятерых.
С самого утра Иона чувствовала себя точно во сне. Она успела отладить машины, слазить на крышу столовой и убедиться, что Лючия не оставила там ничего подозрительного, вспахать намеченный участок земли, заплести с помощью Амбер траурную косу и прийти сюда, к перевозчику. Но всё это время мысли Ионы находились далеко, а тело будто плавало в холодной воде.
Она знала, что этот день придёт, и ждала его, и он неизбежно настал. Подошёл даже назначенный час — четыре. Но сейчас Иона предпочла бы, чтобы всё действительно происходило во сне. Она уже осознала, что родители никогда не вернутся, что они упокоились в объятиях небес, как все полные узнанные пары, что были до них и что придут после. Но сегодня памятник поставят старой Даскерии, всей, не только её людям.
А мириться с тем, что старый порядок теперь будет олицетворять один лишь холодный камень, Иона не могла и не собиралась.
Жалкий клочок земли и красивая колонна — не всё, что осталось от дома, и никто не убедит её в обратном. Даскерия никогда не будет «старой», потому что никакой «новой» не существует.
Иона сохранит Даскерию в целости. Пока Иона главная, ни нелюди, ни револтисты не отравят её дом развратом, противными небесам порядками и поведением. А потом, когда панический посев урожая закончится, и все чужаки укатятся восвояси, жизнь и вовсе пойдёт по-старому. Иона продолжит честно жить, и окружать её будут только честные люди и друзья. Будет работать с землёй и машинами, к чему её предназначение определила мать. Найдёт судьбу и будет, как полагается, самой лучшей и верной спутницей своему мужчине. Катастрофа не сможет отнять у неё будущее. Никакая синяя луна, никакие чужаки не смогут. Такая жизнь была ей уготована с рождения, и Иона будет бороться за неё до последнего, против чего и кого угодно.
Единственным, на что Иона позволила себе поддаться, был приказ Главы о всеобщем дне памяти и траура: все работники лагерей, независимо от их расовой принадлежности, сегодня освобождались от работ в поле, начиная с трёх часов дня. Послабление досадное, но частично оправданное, так как даскерийцы в некоторых отрядах водили перевозчики или ракты, и их отсутствие значительно затрудняло остальных. Иона пообещала себе, что они обязательно отработают позднее. А её собратьям действительно требовался момент единения, напоминания, что Даскерия жива, пока живы они, и в их руках память, прошлое Даскерии и будущее.
В лагере Ионы жили всего двадцать девять даскерийцев. Сейчас у каждого лагеря так же собирались её сородичи и ожидали, когда транспорт доставит их к месту. Всех тех немногих, кому посчастливилось жить на самых окраинах или в ту злополучную ночь быть на Талерии, как самой Ионе. Дарси обнимал Иону за плечи, пока они ждали, и ей хотелось освободиться от него. Если бы не Дарси и его дурацкая болезнь, если бы не обследование на серьёзной медицинской аппаратуре в городе, которое ему требовалось, они не уехали бы тогда и погибли бы вместе с остальными. Иона до сих пор не могла решить, ненавидела она Дарси за это или благодарила, но его прикосновение сейчас только раздражало и ни капли не поддерживало.
Из лагеря вышли Енс и Амбер. Брат в тёмно-синей траурной рубахе, как сама Иона, а подруга в простом длинном тёмно-синем платье. От синевы болели глаза. Цвет синей луны.
Каково это, когда всё вокруг полыхает и светится синим? Такую картину видели в последние минуты жизни родители. Или только отец, потому что мать, как Иона надеялась, находилась в очередном выпадении и умерла, не понимая, что происходит, и не чувствуя боли.
За друзьями вышли оставшиеся трое даскерийцев, и Иона подняла руку, привлекая внимание. Однако удержать его надолго не сумела: следом за честными людьми на улицу вышли одиннадцать револтистов, в их числе Ллойд. Все молча уставились на сброд. У Ионы в жилах закипела кровь.
Она часто слышала такое выражение, но никогда раньше не понимала, что оно означает.
— Я попрошу вас очистить пространство, — проговорила Иона, и голос дрогнул. Она кашлянула.
Револтисты теснее прижались друг к другу, но не двинулись с места. Ллойд вышел вперёд, тем самым назначая себя лидером.
— От лица себя и своих товарищей-даскерийцев я прошу взять и нас тоже на установку памятника.
Дыхание перехватило. Честные даскерийцы так закричали в ответ, что Иона даже не стала пересиливать себя, чтобы возмутиться.
— Тоже мне, даскерийцы выискались! На Револт ступил — корни себе вырвал!
— Бездельники! Радуйтесь, можно полдня не пахать!
— Вспомнили, тоже мне! Раньше надо было думать, что вы даскерийцы!
— Картофелины гнилые! Подальше вас держать надо и от урожая, и от честных людей, чтобы воздух не отравляли!
Неслыханная наглость! Они вообразили, что будут стоять и поминать Даскерию с честными людьми в одном ряду, как будто ничего и не совершили вовсе?!
— Я говорю! — Ллойд не сдался и перекричал недовольный гомон. — Мы тоже даскерийцы! И тоже потеряли здесь родных и друзей. Мы хотим проститься с ними не меньше, чем вы.
Рука Дарси крепче сжалась на плече Ионы, и теперь его жест придал сил. Дарси полностью разделил её гнев, он и все сородичи. Обезумевших револтистов нужно поставить на место.
Больно, что среди них есть не только горожане, но и падшие даскерийцы, самые из них отвратительные.
— Вы уже простились с ними! Когда ступили на Револт! — Иона тоже шагнула вперёд. Кто-то попытался схватить её за рукав, но она сделала ещё несколько шагов. — Вы прекрасно знали о последствиях. Револтист лишается семьи и друзей, и это только его выбор. Вас никто насильно не принуждал! Не говорите теперь, что лишились чего-то из-за синей луны! Вы уже давно сами попрощались с ними!
Ллойд приблизился, и Ионе показалось, что он вцепится в неё, но он замер. За Ионой встали стеной почти тридцать разгневанных даскерийцев, а вместе с Ллойдом притащились лишь несколько оборванных револтистов, которые неожиданно вспомнили, что когда-то являлись нормальными людьми.
— Иона, — прозвучал сзади голос Амбер. Целительница мягко взяла Иону за запястье. В глазах Ллойда вспыхнула неожиданная надежда. Его подбородок с ужасным шрамом задёргался, будто револтист собрался зарыдать. — Ребята. Случилась большая беда, большое горе. При настолько чудовищных обстоятельствах разве не можем мы сделать исключение и позволить им проститься? Они могут стоять в стороне, далеко от нас. Одно дело — оставить родных и уехать. Совсем другое — знать, что они уничтожены, и каким образом!
— Нет, Амбер, — Иона выдернула руку из пальцев подруги.
Что она такое говорит? Сегодня позволишь револтистам прощаться вместе с тобой, а завтра они решат, что им снова полагается несинтетическая еда и свой участок земли с домиком.
В тот прекрасный день, когда их постигло узнавание, или они решили, что работа по определению им больше не нравится, над их головами возникли часы с обратным отсчётом. Одумайся, вернись на место среди честных людей или проваливай — так сеть отвечает отказом засчитывать графики рабочего времени, выдавать по обмену вещи, еду и закреплять за тобой жилище. С этих работничков блокировку до сих пор никто не снял, ведь они не одумались вовсе.
