Прощение (СИ) - Шматченко Мария (библиотека книг txt) 📗
Но сейчас перед юным внуком сэра Гарольда застыла с немой мольбой во взгляде Геральдина… Что же делать? Как объяснить, что не любит, как не обидеть при этом? Он не понимал, что безответно влюблённой леди будет всё равно больно, хоть какие подбирай слова, хоть каким тоном произноси их, хоть каким добрым взглядом смотри… Как вообще на такое отреагировал бы Фил? Сложно себе представить… Как подсказывает сердце?
Адриан подбежал к Геральдине… В душе он ещё раб, девушка признаётся ему в любви во всеуслышание, да и ещё та, которую сам не любит. Как сказать? Что делать?
— Я вас тоже люблю, но как человека, как сестру… Простите меня, я сам того не желая, причинил вам боль… Поймите, я не тот, кто вам нужен. Это невозможно. Уверяю, пройдёт время, и вы сами это поймёте. Вам кажется, что вы меня любите.
— Нет, я люблю вас. Я вас сразу полюбила ещё тогда на ранчо…
— Я очень благодарен вам за вашу любовь, правда, благодарен… И мне очень приятно, но…я не могу дать вам того же… И мне за вас обидно. Что же вы так?
— Я вас люблю! — твердила Геральдина. — Люблю!
Меж тем Гарольд, когда услышал это признание, сначала в душе возмутился в стиле «Да как же так?! Вот молодёжь пошла!». «В наше-то время такого не было! — так думал он. — Не принято так: чтобы девушки парням в любви признавались, да и ещё так демонстративно!». Потом деду Адриана стало жалко безответно влюблённую в его внука леди.
— Пусть вам кажется, что это невозможно, но это так! Меня бесило, что вас пытаются сделать моим братом, потому тогда на кухне я сказала про пепельницу. Потом очень винила себя….
Гарольд испугался, что сейчас девушка скажет, что Адриан был рабом, и это услышит кто-то из слуг. Об этом никто не знал, кроме Мориса и сэра Ричарда, это держалось в строжайшей тайне. Нет, Его Светлость не стыдился, просто…. Просто, если все будут знать и обсуждать за спиной, это может плохо отразиться на душевном состоянии любимого внука. Он боялся за него. Испугавшись, что в своей пламенной речи влюблённая упомянет этот факт, Гарольд тоже подошёл к ним. Мужчина знал, что не очень хорошо встревать, когда один признается в любви другому, но иначе поступить не мог.
— Леди Геральдина, вы очень разволновались. Пойдёмте отдохнём в каминный зал, и я велю подать чай, — он по-отечески обнял девушку за плечи и повёл ее. — Успокойтесь, моя милая… Всё хорошо… Ничего такого в этом нет… Идёмте…
Геральдина позволила себя увести. Морис тоже по-отечески обнял Адриана.
— Мальчик мой, принц ты наш… — глубоко вздохнул он, — не расстраивайся. Всегда приятно, когда тебя любят.
— Я не могу ответить ей взаимностью, и мне жаль её.
— Не жалей. Тут ты не в чём не виноват. Сердцу не прикажешь. Не расстраивайся… Ой, не расстраивайтесь, Ваше Светлость! — Морис сам не заметил, как почти весь разговор обращался к нему на «ты». — Забудьте! Пусть это просто станет забавным случаем из жизни. Пройдёт время, ещё посмеётесь с этой девушкой вместе, мол, а «А помнишь?». И в конце концов, это же хорошо, когда тебя кто-то любит!
Где-то через сорок минут Геральдина и Гарольд вернулись. Девушка уже успокоилась. Она попросила ещё раз прощения и, очень смущаясь, ушла. Его Светлость глубоко вздохнул:
— Но ведь бывает же! Пойдём, Адриаша. Жутко неудобно перед кучером и лакеем — они нас столько ждали.
— Ничего страшного, — сказал Морис, — они поймут. Это их работа.
Распрощавшись с дворецким, Их Светлости поехали за подарками для детей-сирот в город.
В детских магазинах оказалось очень здорово! А перед Рождеством их ещё и украсили, и чудилось, что попадаешь в сказку! Адриан игрушки-то никогда в жизни не видел, не то, что игрушечные лавки: с другими детьми не общался, а в детстве у самого даже простого солдатика не имелось. Даже Рози потом не показывала: у неё было не в уме, что взрослому такое может быть интересным. Так что об игрушках и детских забавах Адриан имел только смутное представление. Всё ему было интересно, но виду и восторга не показывал. Наверное, из него бы вышел хороший актёр (правда, дедушка будет против такой «неблагородной», не аристократической профессии).
Продавцы упаковывали игрушки в коробки, а лакеи уносили их в коляску. Потом оказалось, что не хватит места для пассажиров, и сэр Гарольд отправил их домой, приказав прислать им другой экипаж.
— А это тебе! — сказал дедушка внуку и вручил тому плюшевого мишку.
— Мне? — удивился Адриан.
— Тебе-тебе!
— Спасибо большое, но я ведь уже взрослый для игрушек.
— У каждого ребёнка должен быть плюшевый мишка, а каждый взрослый — это в прошлом ребёнок. Это символический подарок, тебе не обязательно с ним играть. Посади его у себя в комнате, и пусть сидит.
— Хорошо, — улыбнулся Адриан.
— Пошли в кафе. Какао попьём, пока наша коляска в пути.
Как же Гарольд любил внука! Все эти годы любил. Скажите — невозможно, ведь практически не знал этого мальчика? Но он же был его дедушкой, а как дедушка, нормальный, может не любить своих внуков, даже если волею судьбы они были разлучены? «Я помню, как перед Рождеством в Европе, когда весь город был уже украшен к празднику, я заходил в старое кафе попить какао, и деды приходили туда со своими внуками. Я смотрел на них и мечтал, что когда-нибудь наступит тот день, когда и я приду туда со своими… Сколько же мне пришлось ждать этого заветного момента!» — размышлял Его Светлость. Да, это были не Европа, и не то самое кафе, но мечта всё равно сбылась. И сюда тоже приходили дедушки и бабушки со своими внуками разных возрастов, но на этот раз сэр Гарольд оказался среди этих счастливцев. Самое страшное, что может случится — это разлучиться со своей семьёй, и он знал это, как никто другой.
Адриану хотелось отблагодарить как-то дедушку, но не знал, как, и из-за этого чувствовал себя слабаком. Ему было стыдно: тот так многое для него делает, а он не может его ни как отблагодарить. Юноша не понимал, что сможет это сделать в будущем, когда всё будет позади. Но на самом деле Гарольд был счастлив, что внук с ним, и когда тот улыбался, чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. И пускай, что в свои восемнадцать Адриан не походил на ровесников из аристократических семейств, но зато те не могли сравниться с ним ангельской добротой, милосердием, умением прощать, понимать и сочувствовать и, конечно же, редкостной красотой, пленительной и очаровывающей. И Гарольд очень восхищался и гордился внуком.
Когда они вернулись домой, то увидели, что в холле стоит ёлка.
— Эх, а я совсем забыл, что её привезут! — воскликнул Гарольд. — Морис, скажи, чтобы переместили в бальную залу, а сюда другую поставим. Мы сейчас переоденемся и пойдём наряжать.
Игрушек имелось множество, и все они являлись ювелирными произведениями искусства из драгоценных металлов и камней. Герольд не признался, но в последний раз наряжал ёлку, когда был маленьким мальчиком. Ленточки от Рождественских украшений путались, иглы на ветках кололи пальцы… Ему казалось это невероятно трудной задачей. Внук же каждый год наряжал сад к праздникам, и ему это было не в новинку.
— Как красиво, Ваша Светлость! — восхитился дворецкий.
— Спасибо, мистер Морис! — поблагодарил Адриан.
— Не за что, Ваша Светлость! У вас хороший вкус!
— Да, чего не скажешь обо мне! — из-за ёлки выглянул сэр Гарольд и рассмеялся: — Сразу видно, кто какую часть обвешивал!
— Да нет, дедушка, у тебя выходит очень красиво! — Адриан подошёл к нему, Морис тоже.
— Ну, если ты так считаешь, значит, это правда, и я польщён! Но у тебя всё равно лучше! Ну, как у тебя это выходит?
— Это как сажать розы. По цветам, и что с чем хорошо смотрится, — улыбнулся молодой милорд и взял в руки золотого ангела. — Правда, красивый, мистер Морис?
— Правда, — улыбнулся тот, — но не красивее вас, Ваша Светлость!
Адриан очень смутился:
— Спасибо большое. Вы меня совсем захвалили.
Гарольд и дворецкий обняли его взглядами.
