Astia vala femundis (СИ) - "Soul-keeper" (читать книги без .txt) 📗
Я заметил это случайно, когда мы перебирали наши коллекции игрушек, фигурки маленьких рыцарей и драконов, что я дарил ему.
Именно жена посоветовала мне человека, о котором в те дни говорили лишь в узких кругах. Он оказался целителем, и я вызвал его во дворец в тот же день.
Фаусто Серафини, так его звали. Этот человек принадлежал к лаетанам, магам, которые происходили из семей сопорати. Уже одно только это могло вызвать разговоры обо мне в Магистериуме!
Данариус, богатый и влиятельный магистр, пользуется услугами какого–то искусного шарлатана, который и родословной–то своей не ведает! Меня подняли бы на смех, и поэтому я пытался сохранить тайну, не говоря никому о болезни сына и о том, что воспользовался услугами этого человека.
В целом, как бы мне ни хотелось – он внушал доверие. В его походке, в жестах, в манере речи чувствовалось какое–то странное, не свойственное простолюдину, вроде него, величие. Я затыкал рот, едва он произносил хоть слово!
— Вероятно, нарушена слуховая функция. С ушами все в порядке, но его мозг не воспринимает звук, — наконец, изрек он, после нескольких тестов с моим мальчиком. Он взял немного его крови, чтобы показать мне кое–что важное. — Что–то мешает ему, но вариантов здесь тысяча! — я начал перебирать в голове все знакомые мне болезни. Волосы вставали дыбом. Силиус сидел на лавочке рядом, вертя в руках фигурку рыцаря, которую я всучил ему перед походом к целителю. — Было бы неплохо, если бы вы оставили его со мной на несколько дней, чтобы я смог наблюдать симптомы.
С того дня мы приходили к нему в клинику, под прикрытием, ежедневно на протяжении недели. Я верил человеку по имени Фаусто Серафини: он единственный выражал готовность действовать, тогда как все остальные знаменитые доктора лишь разводили руками, погружаясь в чтение древних манускриптов.
— У Силиуса – редкое заболевание, — сказал Фаусто в наш последний визит, — врождённое нарушение обмена веществ, которое вызывает дегенерацию мозга. Я наблюдал его только у мальчиков, обычно в возрасте от пяти до десяти лет. К несчастью, ваш сын обречён. Все мальчики с ним умирают, как правило, в течение двух лет.
Я понял, что затрясся, как лист на ветру. Этот человек только что с таким спокойствием объявил смертный приговор! Ни один мускул на его лице не дрогнул, он лишь сцепил руки в замок и вперил в Силиуса внимательный взгляд. Видя то, что сын заметил мое нервное состояние, я подобрался, собираясь с духом. Злость, что этот человек при сыне обозначил возможность летального исхода, дала мне силы сосредоточиться.
— Исключений не бывает? — спросил я с сомнением. — Мне очень жаль, — Серафини покачал головой, продолжая рассматривать Силиуса, словно куклу в магазине. — И вы абсолютно уверены? — неуклонно продолжал я. — Да. — Силиус, выйди, пожалуйста, нам нужно поговорить, – я передал ребенка моему верному распорядителю, наказав следить за ним, не спуская глаз, и подождать меня в холле клиники. — У вашего сына основной симптом. Видите? — Фаусто повернулся к столу и взял колбу с его кровью, затем, одним движением, извлек наружу нить, демонстрируя, как багровая жидкость разделяется на разноцветные частицы, свободно парящие в воздухе. — Я наблюдаю аномально высокий уровень этого вещества в крови, — он указал на одну из нитей, в которой я даже не смог разглядеть ничего особенного. — Это разрушает его мозг? Но как? — едва мой сын покинул кабинет, страх охватил меня с новой силой. — Это вещество должно расщепляться, но у мальчиков с упомянутым мною заболеванием, это не работает. Вещество накапливается в сосудах и... это как бы разжижает ткани его мозга. — Как бы разжижает? А можно поточнее? — я начал злится на него. Серафини говорил убедительно, но, сомнения в правдивости его слов взяли надо мной верх. Я никогда не слышал ни о чем подобном, хотя, был уверен в собственной осведомленности в исследованиях различных болезней. В конце концов, я посвятил половину жизни работе над различными трансформациями тела и мутациями организма. — Ну, мы сами до конца не разобрались, как это происходит. Знаете, что такое миелин? — Нет. — Миелин – это жировой чехол, который надевается на сосуды у вас в мозгу. Это вещество, — Фаусто указал на кровь, до сих пор витающую в воздухе, – оно сдирает миелин с них. Разъедает, если хотите. Из–за этого затрудняется передача информации, и мозг атрофируется. Ваш сын падает и плохо слышит именно поэтому.
— Но учёные ищут выход, правда? — мой голос задрожал, вопреки всей собранности и сосредоточенности.
— Это заболевание, — Серафини замолк, жестом отправляя кровь моего сына обратно в колбу, — я открыл его всего десять лет назад. И... ещё до конца не понял, что это такое. Я хотел бы дать вам хоть какую–то надежду, но... Если бы разрешили мне всего несколько тестов…
По прошествии месяца упорного труда, Хоук, наконец, дошла до той части, где магистр упоминал о том, что ему известно об общении сына с Фенрисом. Причем узнал он это задолго до того, как эльф и Силиус попробовали сбежать в первый раз. Он решил наблюдать за ними, отправил своих соглядатаев во все уголки казарм и в лазарет. Данариус поверил в то, что связь сына с эльфом каким–то мистическим образом приостановила течение болезни, ослабив некоторые её симптомы.
Он писал что–то о новой опухоли в груди, и о том, что ранее, она росла с каждым днем, не давая Силиусу никаких шансов. Но после их с эльфом встречи состояние сына стабилизировалось, и он начал проявлять интерес к окружающим вещам, задавать вопросы и в целом вести себя живее, чем обычно.
— Фенрис, порежь мне яблоко, — Мариан откинулась на спинку стула, разминая затекшую шею.
— Много сделала за сегодня? — поинтересовался эльф, заглядывая девушке через плечо.
— Еще часть, но нужно поработать, чтобы связать эти предложения в единообразный текст. Знаешь, что мне любопытно? — Хоук уткнулась затылком в живот эльфа. — Он все время упоминает имя этого Серафини, — она дернулась, чтобы достать толстый том с другого конца стола, но Фенрис мягко остановил ее.
— Хоук, давай отдохнем. Ты сидишь сегодня весь вечер.
— И впустую, всего ничего перевела! — упрямо заворчала она, потряхивая перед ним листками, на которых красовался ее текст, с пробелами, заметками и многочисленными зачеркиваниями.
— Если сегодня худший день, завтра будет лучший? — усмехнулся эльф и ласково потрепал ее за волосы. Мариан увильнула из–под него и встала с кресла.
— Хорошо, зануда эльф, я передумала насчет яблока, — она заливисто рассмеялась и протянула к нему руки, — отнеси меня в спальню.
— С удовольствием, упрямая мадам, — эльф подхватил ее, и Хоук радостно взвизгнула.
Фенрису было не по себе от того, что она столько времени проводит за дневником, и так мало с ним. Только в постели она была прежней Мариан, не сосредоточенно–напряженной и натянутой, словно струна. В его объятиях она позволяла себе расслабиться, Фенрис вдыхал запах ее волос, целовал и чувствовал, как она отдается в ответ, искренне и даже немного отчаянно.
Как и всегда.
В их отношениях всегда было нечто такое, чему эльф даже не мог подобрать подходящего объяснения. Эмоции вели вперед, страсть держала на коротком поводке: они любили друг друга так, словно завтрашнего дня могло бы и не быть. Фенрис боялся открыть глаза утром и не увидеть Мариан рядом. Хоук говорила ему, что чувствует то же самое.
Они не верили, что наконец–то вместе, и поэтому не могли насытиться друг другом.
Эльфу казалось, что так будет всегда, но он был рад, что их чувства нашли выражение, а еще больше счастлив, когда Мариан говорила об этом вслух.
— Тебе нравится? — выдохнул он ей прямо в ухо, легонько касаясь мочки губами.
— Я хочу еще, Фенрис, — Хоук подалась вперед и крепко обхватила его руками. Жжение в клеймах усилилось, но, перемежаемое с наслаждением, отступило на задний план.
Заранее проигранная битва. В этом сражении боли уже не одержать побед.
До тех пор, пока эльф слышит, как бьется её сердце, чувствует, как её руки скользят по спине, заставляя двигаться все быстрее, в такт стонам: боли не будет. Наслаждение выше страданий, они заслужили его, в их праве получать удовольствие, так близко друг к другу. Прямо сейчас.
