Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать бесплатно полные книги txt) 📗

- А ты про нее помнишь? Аарон, ей восемнадцать сегодня! Восемнадцать! Где ты? – я не плачу, но на грани. Боль такая, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. – «Безнадега» без тебя стала «Надегой», Вэл волнуется, Вискарь скучает. Зарецкий!

Я делаю еще глоток и запускаю тарелку с тортом в стену от бессилия, потому что ничего не слышу в ответ, ничего не чувствую, кажется, что перестала даже ощущать «Безнадегу». Помогает не сильно, хочется разнести вообще все. Но сил нет, сдуваюсь очень быстро.

- Саныч обещал мне разговор, он знает… Почувствовал пса. Намекнул, что с этим надо что-то делать. Сэм приходил. Ты знаешь? Зарецкий!

Еще один глоток, и я опять роняю голову на руки, запускаю пальцы в волосы, дергаю с силой, кусаю губы до крови, чтобы не разораться.

- Зарецкий, вернись ко мне!

Тишина.

В стену летит бутылка с остатками вина, а я закрываю лицо руками, в надежде удержать слезы, дышу громко и рвано. Очень-очень плохо.

- Сломал меня, испортил и бросил. Зарецкий!

- Не надо громить мой кабинет, Громова. – слышу над ухом, а потом чувствую, как падший поднимает меня на руки. Я вскидываю голову так резко, что вмазываюсь макушкой в его подбородок. Заросший, осунувшийся подбородок. Аарон морщится. Привычно, нереально. – Прости, что оставил, - улыбается он, коротко, так знакомо, что дыхание перехватывает. Я вообще дышать разучилась. Замираю, застываю, каменею, могу только смотреть и за плечи цепляться. – Что не успел на восемнадцатилетие Лебедевой тоже прости. Спасибо, что ждала.

В графитовых глазах столько всего намешано, что я почти захлебываюсь, впитываю в себя эти эмоции, слова, прикосновения.

- Дебила кусок, - бормочу в ответ чужим, придушенным голосом, перед глазами все плывет, сознание пытается ускользнуть. – Кажется, я сейчас в обморок упаду, - говорю и тянусь к нему губами, забираюсь руками под измятую изорванную рубашку, седлаю его бедра. – Скучала по тебе, - отрываюсь от него на миг и снова целую, растекаясь от вкуса, запаха, жадных касаний. – Люблю тебя.

- Ради этого стоило отправиться в Чистилище и выбраться из него, - хохочет падший в ответ.

- Не смей, - я хватаю его за воротник рубашки, рычу. – Никогда больше не смей!

- Я всегда буду к тебе возвращаться, Лис. – говорит Аарон серьезно, путая пальцы в моих волосах, целуя быстро и коротко. – Верь мне.

- Да, - и теперь моя очередь целовать его. Трогаю, вдыхаю, дышу им и не могу остановиться, не могу перестать, оторваться, потому что кажется, что, если отпущу, он снова исчезнет, что я проснусь. И все становится неважным, бессмысленным: время, осень за окном, сломанная вывеска «Безнадеги» и бренчание стэнвэя внизу, гудение в трубах.

Аарон вернулся, он теперь со мной. Все остальное – чушь и мелочь.

- Я тоже скучал, Лис. Слышал тебя.

Я улыбаюсь, закрываю глаза, прижимаюсь к нему так крепко, как только могу. Буду сидеть так вечно, буду прижиматься к нему так вечно. Я пьяна, я люблю, он со мной. А все остальное… К черту!

Вот только…

Я поднимаю на миг голову, смотрю в окно, на дождь, улицу и кусок серого, хмурого неба. Спасибо Тебе, что вернул мне Его, спасибо, что позволил жить.

Ответа не жду, зарываюсь носом в шею падшего, втягиваю запах, ощущая, как обволакивает меня знакомый ад, ощущая, как мой ластится в ответ, чувствуя осторожные поглаживания, мягкие прикосновения, слушая бархатный, шершавый шепот.

Расслабляется тело, тают мысли, все отпускает. Мне хорошо, и я медленно проваливаюсь в теплую, мягкую темноту.

Эпилог

Аарон Зарецкий

3 месяца спустя

Я сижу за барной стойкой, верчу в руках бокал с бренди, жду, когда вернется Лис. Она сегодня в Совете у Саныча, и мне это не особенно нравится, потому что планы у Литвина явно далеко идущее и наверняка глобальные. За окном зима, которая никак не может определиться с погодой, как девчонка, выбирающая новые туфли, Вэл возится с пианино, пытаясь вылечить его от хронического прокуренного кашля, а Дашка сегодня с самого утра в северном вместе с Данеш

 - расширяет кругозор и… границы власти. Противный мальчишка, о котором говорила Элисте все еще вьется вокруг Лебедевой, боится меня до усрачки, но не отступает.

Ховринку сровняли с землей, когда светлые Совета закончили с зачисткой, трупов там… Больше трех сотен, по некоторым телам еще идет расследование: ищут родственников, выясняют детали, но большая часть уже на кладбище. Литвин говорил, что больше всего светлые провозились с алтарем Алины, даже несмотря на то, что эгрегора разорвало и разметало на атомы в бреши. Ну да туда ей и дорога. Волков, кстати, выяснил, как Кукла оказалась в Ховринке: до всего этого милая, домашняя, но непередаваемо тупая Варя поддалась на уговоры отбитого на всю голову дружка и сходила на «экскурсию» в самое стремное место северного Вавилона. Амбрелле, видимо, было достаточно одного ее визита, чтобы понять, какая сила спит в девчонке, как ей можно воспользоваться. Иногда мне кажется, что чувство самосохранения в людях скоро атрофируется и исчезнет окончательно.

Спину сегодня отчего-то тянет: то ли старею, то ли крылья все еще восстанавливаются.

Я делаю глоток бренди и недоуменно смотрю в бокал… Потому что готов поклясться, что еще секунду назад в нем был бренди, а теперь там обычный чай.

Шиза, ты ли это?

Я перегибаюсь через стойку, когда краем глаза замечаю движение слева: на соседний стул мостит свою задницу Ковалевский.

- Ты дверью ошибся, щенок? – возвращаюсь я на место. С ним что-то не так, в карих глазах светится что-то… очень похожее на ум. «Безнадега» странно застывает и затихает, даже трубы не гудят привычными тонко-гулкими голосами, как будто выдохлись.

- А ты? – усмехается он, тянется за бокалом, ставит перед собой, снова перегибается, подхватывая бутылку газировки, с пшиком отвинчивает крышку.  

Я щурюсь, качаю головой, подпирая рукой подбородок.

- И чем обязан, светлый?

- Посмотреть на тебя пришел, - улыбается мужик, не так как еще за секунду до этого. Вполне нормально, вполне открыто. Я не ощущаю в нем привычной зависти, раздражения, гордыни. Чувство, что пацан абсолютно пустой, абсолютно светлый.

Хорошие блоки… ведьмы что ли постарались?

- Посмотрел? А теперь вали, - киваю я головой на дверь. – Твоя рожа вызывает у меня почти непреодолимую жажду насилия.

Силовик смотрит на меня несколько секунд очень внимательно и все так же открыто, а потом начинает хохотать громко и заливисто, заставляя тишину, повисшую в зале, стыдливо забиться в угол.

- Ради чего ты все еще стараешься казаться хуже, чем есть на самом деле? – спрашивает парень, отсмеявшись. – В чем суть, Десница?

И вот вроде спрашивает он шутя, насмешливо, легко, но… странное ощущение у меня от этих слов, от самого светлого, от застывшей «Безнадеги». Что-то не так, но я никак не могу понять, что. Все во мне орет, что пора прекращать этот разговор, надо выставить его за дверь, но… не могу.

- Не все ли тебе равно? - цежу сквозь зубы. Спину тянет зверски, окутывает руки до запястий и стопы ад. – И я больше не Десница, - качаю головой.

- Уверен? – дергает уголком губ мальчишка, прекращая разглядывать роту бутылок и хлама на полках, поворачивает ко мне голову, смотря в глаза. Плещется свет, искрится в его взгляде.

Бля… Мог бы догадаться…

- Зачем ты здесь? – снова спрашиваю.

Он больше не таится, проводит над своим стаканом рукой, и вместо газировки бокал наполняется черным, крепким кофе со специями. Ценитель, мать его…

- Кое-что объяснить, чтобы ты не питал ложных иллюзий, - он делает глоток из своего бокала. – Как считаешь, почему Чистилище не разорвало тебя на куски, как ту тварь, что ты туда сбросил?

- Сломалось? – пожимаю плечами. Странно, но злости во мне нет, разве что легкая настороженность. – На самом деле мне все равно.

- Врешь, - качает Он головой. - Ты выжил и вернулся только из-за нее. Эта девчонка делает тебя сильнее. Эта девчонка верит в тебя с такой отчаянной силой, что ни Чистилище, ни Ад, ни я не можем уничтожить эту веру.