Тот, кого выбрал Туман (СИ) - Вонсович Надежда (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Дай волку еды.
В жилище своё
Ты его пригласи.
Осталось спасти волчонка седого…
Брачный период у волков ближе к весне. Потом самка месяца два вынашивает своё потомство. Так что, спасти волчонка, Макар сможет только в начале лета. Он был готов ждать долго. И дождётся этого седого волчонка, был уверен.
18
На улице светало, когда Макара разбудило предчувствие.
На него дул ветер, морозный, бодрящий. На миг до костей пробрало, а потом жарко стало. Он лежал на лавке, на лбу выступила испарина, тело приятно гудело, как после хорошей физической нагрузки. Макар улыбался.
Сегодня он увидит отца.
Как никогда Макар ждал снега. Не первого, который не успев лечь на землю, сходит и тает. Он ждал настоящий снег, по которому придёт на лыжах отец.
Весь день Макар был как на иголках. Натопил мыльню, наварил мяса, вычистил поляну свою от снега. Сидит, ждёт в избе.
Потом Макар услышал его: легкий скрип снега под лыжами, бряканье, встревоженная птица. Человек идёт.
Еще он услышал, как Волк, находившийся рядом с избой, рысцой уходил сейчас на безопасное расстояние.
Макар накинул тулуп и выбежал на улицу. Точно мальчишка, с улыбкой во все лицо он стоял и ждал.
Запах отца приятно щекотал ноздри, родной, знакомый запах. Близко, уже близко.
Отец показался через несколько минут. Медленно подошёл, снял лыжи, приставил их к избе:
— Всыпать бы тебе, за голову твою не покрытую и тулуп на распашку. Точно дитё не путевое.
Макар в голос смеялся. Обнял отца и не оторвать. И накатила волна такого беспредельного счастья, защищенности и уверенности. Рядом каменная стена, за которой ни чего не страшно, со всем справится, всё ему по зубам.
— Раздавить меня собрался? — улыбаясь, спросил отец.
А сам Макара не отпускает, сам его мнёт и нежит.
— Я соскучился, тятя, — куда-то в шею зашептал Макар. — Очень!
— Тоже тосковал, точно год не виделись, — согласился отец. — Так морозить и будешь? Или в дом зазовёшь?
Зашли в избу. Отец к печи прильнул, согреваясь:
— Стар стал. Раньше не заморозить меня было, как ты полуголый мог по морозу бегать. Сейчас даже после лыж подмерз. Слыхано ли дело, — усмехаясь, говорил отец.
А Макар на стол собирал.
Поели и в мыльню пошли. Парились знатно, долго. Любили они парные дела, обоих из мыльни не выгнать было.
Макар говорил не останавливаясь. Всё рассказывал, спрашивал, детство вспоминал.
— Одичал ты что ли, Макар? — качая головой, сказал отец. — Как баба стелешь. Я и не знал, что сын у меня балясник.
— Может и одичал малёха, — не переставая улыбаться, согласился Макар.
— Я там добро привёз. Занести на ночь-то надо. Завтра определим, что куда.
Макар оделся и вышел за дверь.
Отец сидел, попивал отвар и оглядывал избу. Усмехался в бороду себе. Раньше здесь берлога была. Ничего лишнего, печь, лавка и стол. Сейчас изменилась изба. Теплее стала, уютнее. Вот даже занавеска на окне повешена. Все чисто, с душой сделано. Доволен был отец, что сын его в чистоте живет. Чистота должна быть во всем — в мыслях, чувствах, домах. Чист источник — чист ручей.
Макар затащил в дом мешки:
— Полны сани добра! — растерянно сказал Макар. — Ты зачем мне всё это завёз-то!
— Огород с матерью засаживали, на двоих старались. Сейчас мне одному много, — тихо сказал отец.
Макар разделся, сел рядом. Ни слова о матери за весь вечер ни сказали.
— Ты как, тятя, без неё?
Отец посмотрел на Макара, долго не отвечал. Думал Макар, что так без ответа и останется вопрос. Глупый вопрос. Не правильный. Если бы его спросили, он бы тоже молчал.
— Ты сколько со своей Беляной жил?
— Четыре года, — тихо отозвался Макар.
— А мы со Всемилой больше тридцати. Вот и думай, как тятьке твоему.
Отец встал со стола, бодро встал, как стряхивая с себя что-то:
— Засиделись мы. Я не отдыхать пришёл. Охотника ноги кормят. Верно?
Отец заснул сразу. А Макар лежал и слушал, как он дышит. Глубоко, шумно. Макару было хорошо.
19
— Ребёнок. Мальчик, просыпайся, вставай. Утро на дворе. Иди работать, что кушать будем?
С самого раннего детства, так будил их отец. Присказка эта повторялась без конца, пока дети не вставали. Ох, как это раздражало в детстве. Казалось, куда проще, подойти и пихнуть. А сейчас Макар лежал с закрытыми глазами и улыбался. Точно в детстве оказался.
Вот уже больше недели отец утро начинал с этой присказки.
День в лесу проводили, силки ставили на соболя.
А по вечерам неизменно разговаривали, вспоминали, спорили. До позднего вечера не стихали речи в избе.
Макар очень любил зимние вечера в детстве. Делать особо было не чего. Мать затапливала на ночь печь, а отец с ребятнёй устраивались на лежанке. Он учил их молитвам, рассказывал истории.
И сейчас, лёжа на лавке, Макар слушал, как завывает буря, как в окно бьёт комьями снег. Отец тихо бубнил вечернюю молитву, поленья трещали в печи.
Закроешь глаза и кажется, что ты далеко-далеко от сюда, ты там, где нет проблем и всё ясно, как день Божий. А самое главное, рядом мама.
— Ты любил маму? — тихо спросил Макар.
Отец вздохнул:
— Любовь. Что за слово это вообще? У любого спроси, каждый по своему ответит. Любовь. Мелкое это слово, Макар, не выразит оно все, что чувствуешь, — помолчал и продолжил. — Раньше Макар по другому жили. Пятую заповедь помнишь?
— Чти отца твоего и матерь твою, да благо тибудет,
и да долголетенбудеши на земли — проговорил Макар.
— Верно. С малолетства нас приучали к безусловному послушанию, безропотному подчинению. Власть родителей от Бога, нарушение их воли — великий грех.
— Так ведь и нас так учили.
— Так, Макар. Да только, как бы мы не были умудрены опытом, и как бы нам не подсказывало родительское сердце, что хорошо, а что плохо для чадо нашего, но сейчас мы, родители, во многом даём волю своим детям. Раньше, Макар, чтобы ни сказал отец, чадо всегда обязано слушать и исполнять родительские наставления. Понимаешь, о чем говорю, Макар?
— Понимаю, тятя.
— Была у меня любовь. Дом в дом жили, точно как ты с Беляной своей. Да только, сосватали мне невесту другую. С Пригорного аж. Первый раз я её увидел до армии. Знакомили нас шумно и людно. Стояла она ни жива, ни мертва. Бледная вся, вздрагивающая. Да и я такой же был. Только у меня ещё сердце рвалось, Макар. Все нутро рвалось и противилось. Но я стоял и молчал. Ни слова, ни взгляда против отца не показал. В голове даже не было и мысли противится. Так воспитали, так жили, таков закон был.
Всемила и слова мне тогда не сказала. Нас и наедине не оставляли. Ни прикоснулись даже друг к другу. Знаешь же мать свою, знаешь её характер, так вот даже она, против воли родительской не шла. А вторая наша встреча была уже на брачевании. Первый раз друг к другу в молельном доме прикоснулись, после брачного молебна. Так и началась наша жизнь. Сам понимаешь, что не все гладко было. Притирались долго. Да, и Всемила чувствовала, что сердце мое не для неё бьется. Хоть я ни словом, ни делом, упроси Бог, не дал ей повода на переживания бабские. Ты как-то сказал, что не будешь рожать детей с нелюбимой. Только башка твоя и не чает, что когда женщина рожает тебе ребёнка — это больше, чем страсть, желание. Это больше чем любовь, Макар. Она дарит тебе такое нечеловеческое счастье. Я когда увидел тебя, у меня всё в душе перевернулось и заново сложилось. Маленький ты был, чёрный, точно зверёк какой. А для меня краше и желаннее на свете не было. После этого и на Всемилу другими глазами глядеть стал. Она для меня всем стала. Обо всем, Макар, забыл. Всё что раньше сердце рвало, ушло, как и не было.
Ну, что? Ответил на твой вопрос, сын?
— Ответил, — отозвался Макар.
В избе темно было, только от печи блики шли. Уютно было.
Первый раз отец о прошлом своём заговорил. Первый раз о делах их с матерью обмолвился. Макару до боли приятно было слушать про мать. Совсем мало времени прошло, как её не стало, а казалось, века прошли, так не хватало её.
