Три мести Киоре 2 (СИ) - Корнеева Наталия (читаем книги txt, fb2) 📗
В рассеянном свете Доран увидел под маской улыбку на губах, которые не давали ему покоя.
— Что это?
Она указала вдаль, где над домами появились огни чуть крупнее и ярче звезд, и эти огни поднимались выше и выше, заполняли небо красивыми светлячками.
— В память о всех погибших в шахтах в небо запускают вот такие фонари.
— Красиво…
Они стояли рядом, плечом к плечу, ощущая тепло друг друга даже через слои одежды. Огни фонарей заполняли бархатную тьму неба, летели над ними, над Ройшталеном — над всем севером, несли свет памяти о тех, кого ждали и кто не вернулся.
— Завораживает, не так ли? — Доран поднял голову выше, чтобы видеть только небо, полное огнями.
— Да. Словно души летят над нами… — она наклонилась, и Доран поддержал ее за спину.
— Возможно, так и есть. Север полон чудес.
Они смотрели и смотрели за полетом фонарей под шум неутихающего веселья.
И после этого спалось Дорану спокойно, но утром он снова ощутил, что его одурачили.
— Медленнее, Джемма! — попросил Доран, только спустившийся к завтраку. — Что она сказала?
— Известно что: просила вас не тревожиться и передать, что у нее небольшое паломничество. Сказала, что раз ее как гостью не пускают, то она войдет таким образом, — отвечала дочь лекаря. — Даже одежку раздобыла. Ну, роба там, ботиночки кожаные, плащ с капюшоном, всё на меху.
— Да она с ума сошла! — нахмурился герцог, подозревавший, что ничем хорошим подобная идея закончиться не может.
— Сошла или нет, но девочка очень хочет исцелиться, — горько заметила Джемма. — И ей будет очень плохо, если чуда не случится.
— Этого я и боюсь, — признался Доран.
* * *
В ворота монастыря постучался паломник в серой робе. Плащ с капюшоном надежно скрывал голову и лицо, а грязная рука держала посох из простой ветки.
— Пускать никого не велено, — привычно-заунывно протянул дежуривший у ворот послушник, но, увидев черно-серые одежды, тут же распахнул ворота: — Присоединяйся к нам, мил человек. И будут услышаны твои молитвы!
Киоре повела головой, что могло быть истолковано как угодно, а про себя довольно улыбнулась: какое изящное и простое оказалось решение у ее проблемы! Паломники в пути могли останавливаться только в монастырях или Догирах, оттого прогнать их или не пустить под священный кров не могли. А каждому, кто видел на пути человека, облаченного в цвета обета — черный и серый, предписывалось помочь словом, делом или пропитанием.
— Я отведу тебя к настоятелю, пойдем, — юноша почесал нос и стушевался от смущения, что выдавало в нём человека, недавно попавшего в стены монастыря.
Двор за воротами был совсем крохотный — площадка у скалы, и от неба живущие здесь видели совсем крохотный кусочек между стенами. Под навесами стоял всякий необходимый инвентарь, двое монахов стирали в корыте и замерли, когда увидели паломника.
Киоре обернулась на закрытые ворота, отрезавшие ее от вольного мира. Особый запах благовоний, пропитавший всё вокруг; тишина, нарушаемая лишь молитвами, а из красок — лишь облачения монахов на фоне серого камня. Озноб сбежал по спине нахлынувшими воспоминаниями.
Но этот монастырь другой. Запутанный, сложный, он был высечен в скале, и, как ни странно, в нём было тепло, а стены освещали кристаллы эстера — на свечах здесь давно бы разорились.
Украшениями этого места служили высеченные прямо в стенах фигуры святых; у некоторых на коленях молились монахи, и тогда юноша жестом уводил Киоре в другое ответвление коридора. Святые протягивали руки страждущим покоя, смотрели исподлобья, отчего прошибал холодный пот, взирали с лаской, обещая утешение — вранье, потому что камень никому не помогал исцелить душу!
Киоре передернула плечами — жутко, здесь еще более жутко, чем в монастыре в Эстерфаре, откуда она сбежала! Но хотя бы тепло…
Настоятеля они застали в собственной келье, а не каком-нибудь общем зале. Он молился стоя на коленях, как будто спонтанное желание застигло его врасплох.
— Ты привел паломника. Молодец, ступай обратно, — закончив молитву, он поднялся с колен, отряхнул рясу.
Горело несколько свечей, и от каждого движения мельтешили длинные черные тени, бегали по гладким стенам, падали на ложе из дерюги и войлока. Настоятель выпрямился, повернулся к Киоре — его волосы оказались всклокоченными, как у сумасшедшего. Послушник ушел.
— Раздели кров и еду с нами, паломник. Источники открыты твоему посещению, если в них есть нужда.
Настоятель, седой в свои сорок с небольшим, имел одутловатое лицо с печатью трагической усталости в водянистых глазах. Губы у него были излишне пухлые, как будто покусанные осами, а нос — слишком тонким. Но несуразность во внешности скрадывалась светом, исходившим от него. Перед настоятелем упал кошелек золота, который она привезла спрятанным за спинкой кареты графини.
— Что ты делаешь? — настоятель зачарованно смотрел на золото, на монеты, просыпавшиеся из горловины с шелковым шнурком.
И только он хотел позвать идиота-послушника, пустившего в святые места обманщика, как с тихим звоном на пол упал второй кошель, из которого также выкатились монеты с чеканным профилем императора, блестящие и манящие.
— Вам нужно закупать провизию, пусть и самую скудную. Надо и одевать монастырь. Я даю эти деньги на все нужды, — голос из-за обмотанного на манер шарфа отреза сукна звучал глухо.
— Но не просто так? — прищурился настоятель, решивший пока не поднимать тревоги.
— Ты же хочешь, чтобы этот забытый миром монастырь прогремел на всю империю? Хочешь, чтобы сюда снова приходили паломники и несчастные, ищущие исцеления? Хочешь, чтобы они оставляли пожертвования? — Киоре била наугад, но судя по дрогнувшим губам, попала точно в цель.
— И как ты можешь этого добиться? — спросил он.
— В Тоноле я расскажу о чуде, что свершилось в этой обители, а ты всего лишь будешь молчать, что чуда не было, а было золото.
— И какое же это… чудо? — спросил он с заминкой.
— Я исцелюсь от хромоты, — и капюшон упал, одновременно с этим Киоре сдернула сукно. — Баронета Ниира Таргери покинет стены монастыря Ратаалада и объявит на свадьбе о своем чудесном исцелении.
— Но ты не хромаешь, — прищурился настоятель, которого (что таить!) манили обещания незнакомки.
— Это уже не твои заботы. Я должна пробыть здесь несколько дней и выйти здоровой.
Настоятель чувствовал, что незнакомка не врала, да и в самом деле ей невыгодно выйти исцелившейся, а потом обвинить монастырь… А в чем? Не станет же она специально калечить себя, чтобы очернить его, настоятеля? И щедрая награда сверкала, привлекая…
— Монастырь святого Ратаалада рад дать тебе кров, дитя, — наконец произнес он. — Но чтобы нам поверили все, ты должна будешь каждый день молиться по два часа в общем зале священной книге Ги-Ра и каждый вечер совершать омовение в источнике.
— Хорошо.
«Ради цели я это вытерплю!» — сказала самой себе.
— Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь жить. И не забудь хромать. Об обмане никто не должен знать.
Киоре оставила замечание без ответа, но по коридору захромала — она и сама собиралась поддерживать нужный образ.
— Есть ли места, куда мне не дозволено ходить?
— Не проповедуй у алтаря и не нарушай законов Ги-Ра. Не ходи в общую трапезную — ты не служишь Ги-Ра и не можешь разделять с нами еду за одним столом, ее тебе будут приносить.
Длинным коридором с очередными фигурами святых они прошли к кельям для путников. Оставшись там в одиночестве, Киоре села на каменное ложе, на которое набросали сена и прикрыли тюфяком. Куда же здесь могли спрятать Освеша, да еще так, что настоятель не запрещал гостям шататься, где им захочется? Или он понадеялся, что любопытная девица сгинет в переплетении пещер?
Слухи в монастыре вспыхивали и распространялись быстрее пожара. Когда она вышла из кельи, все встречные монахи и священники обращали на нее внимания не больше, чем на камешек под ногой, а значит, они уже знали и кто она, и зачем прибыла. Приехавшие ради исцеления воспринимались временными гостями, о которых следовало тайно заботиться, но не следовало замечать. У обитателей она и не надеялась узнать об Освеше, а значит, предстояло обойти монастырь, заглянуть во все его щели и найти даже потайные ходы, будь они неладны!
