Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать бесплатно полные книги txt) 📗
- В Амбрелле его нет, я тебе уже говорил, - пожимает плечами Литвин. – Там наши все еще раз проверили.
- Если бы он захотел, то смог бы их обойти, - тут же качает головой Ярослав, не добавляя мне этим спокойствия. – А вот почему никому ничего не сказал действительно интересно.
- Ну с Эли все понятно, чтобы не поперлась за ним. А мы?
Волков на миг поднимает голову к потолку, его поза, весь вид кажется расслабленным: голова откинута назад, глаза полуприкрыты, локти на стойке. Но его ад клубится вокруг тела дымкой, радужка снова цвета золота.
И я цепляюсь за слова Волкова: со мной и правда понятно, а с ними? По какой причине Аарон не захотел брать их с собой?
- Черт, - косится на меня Гад, - прости, Громова, но это моя вина. Зря я вчера сказал ему…
- Вина, - бормочу себе под нос. Вот оно. – Вина, Волков, - поднимаю на Змея взгляд. – Он чувствует себя виноватым: передо мной, перед тобой, перед Санычем.
- За что? – таращится на меня Литвин.
И ответ приходит сам собой. Все становится очевидно и даже странно, что я не догадалась с самого начала. Ведь я вместе с Зарецким была во сне девчонки, ведь я ощущала эту жажду убийства ради убийства, смерти ради смерти.
- За Бэмби, Саш. За новенькую собирательницу. Нам надо к ней, - я залпом допиваю кофе, со стуком ставлю стакан на стойку, отворачиваюсь и застываю.
Почти спотыкаюсь на пустом месте. Потому что… потому что оно действительно пустое, почти. Тело Алины мерцает, дрожит вокруг него ад Зарецкого. То появляется, то исчезает. Появляется и снова исчезает. Несколько раз подряд. «Безнадега» хранит молчание, не стонет и не скрипит в этот раз.
Секунда, две, три. И перед моими глазами обшарпанный паркет.
- Да что б тебя, Зарецкий! – рявкаю, цепляясь за стойку. И только сейчас понимаю, что в баре полная тишина, а рожи Гада и Саныча перекошены осознанием, злостью и беспокойством.
- Придурок, - шипит Волков. – За каким хреном он это сделал? Он не понимает, что…
- …полагаю, он-то как раз понимает больше нашего, - заканчивает Литвин за Ярослава. Делает очередной огромный глоток из горла. – В Ховринку или все-таки в гости к новой собирательнице?
- В Ховринку, - киваю и разжимаю сведенные пальцы. – Он только ее забрал, значит еще ничего не успел сделать.
Бесишь, Зарецкий, как же ты бесишь!
Мы все взведены. Я, Саныч, милашка-Волков. Прекрасное настроение, оно нам явно пригодится.
Я меряю пустой зал бара шагами, жду, пока глава Контроля и глава Совета раздадут последние указания, слышу, как тикают невидимые часы, отсчитывая секунды и минуты. На хрена он забрал тело, зачем было его вообще вытаскивать в таком случае из Ховринки? За каким…
Черт!
- Он не в Амбрелле, - торможу я, так и не сделав следующий шаг, прерывая Саныча, который собирается набирать очередной номер. – Не знаю где, но не в Амбрелле точно. Зарецкий забрал тело, потому что не знает, где Бэмби. Очевидно, не смог ее найти, и ему понадобилась приманка. Куда он мог их потащить? Думайте! – рявкаю, перестав сдерживаться. Меня бесит, что все так медленно, бесит, что каждая минута тянет жилы, бесит, что не додумалась сразу. Снова.
Поздравляю, Громова, ты тупеешь.
- Он не потащит ее в Ховринку, там эгрегор сильнее всего, но…
- Тогда нужно место, в котором он слабее.
- Класс, - рычу, запуская пальцы в волосы, - и где эгрегор слабее всего?
- На чужой территории, - спокойно подкуривает новую сигарету Литвин и прикрывает глаза. Пока он думает, я не дышу, даже Гад не дышит. Мы просто снова ждем.
Да черт тебя дери!
- То есть на территории другого эгрегора? В «Безнадеге» его нет.
- Зачем эгрегор, когда есть готовый бог? – открывает Саныч глаза.
- Да ты, мать его, издеваешься, - я даже отступаю на шаг, потому что не верю тому, что слышу.
- А что? – ухмыляется Гад, и ухмылка его действительно как у змеи: широкая, хищная. – Вполне себе логично. И где-нибудь подальше от Ховринки, где-нибудь на юге.
- Новый быт, - кивает Саныч со знанием дела.
А я все еще бестолково хлопаю глазами. Потому что… Аарон, черти бы его подрали, падший, и уж кому-кому, а ему точно не стоит соваться в… туда. Впрочем, никому из нас не стоит, светлых среди нас…
- Сколько у тебя светлых, Саш? – спрашиваю и по выражению рожи понимаю, что лучше бы не спрашивала, потому что ответ мне явно не понравится.
- До Пустыни несколько сот километров, Элисте, - забивает последний гвоздь в крышку гроба моей нелепой надежды Гад. – Даже если их было бы достаточно… ты бы согласилась ждать, пока они соберутся?
- Нет, - качаю головой.
- Что такое Пустынь и кого мы можем взять с собой? – я поворачиваюсь с Литвину. Но он на мой вопрос не реагирует. Бросает короткое «ждите» и мерцает. Появляется через несколько минут, оставляет в баре двоих парней Волкова и снова мерцает.
- Пустынь – храм, Громова, - снисходит до объяснений Волков между короткими приветствиями. – Мужской монастырь, очень старый, очень сильный. На месте Зарецкого я бы точно потащил Алину туда.
- Насколько далеко он от Москвы? – хмурюсь.
- Как и сказал Саныч, - в этот момент Литвин снова появляется в баре, оставляет еще двоих и опять мерцает, - около сотни, наверное, плюс-минус. Что тебя опять не устраивает?
- Все, - огрызаюсь и отворачиваюсь от Гада.
Это глупо, нам надо вместе работать, но я заведена, и ответы Волкова мне спокойствия не добавляют. Сейчас мы с Алиной-Бемби соревнуемся. И фора нам бы не помешала. Но я не могу быть уверена в том, что она у нас есть, в том, что была. Внутри девчонки ведущая гончая и часть Ховринки. И невероятно сложно представить на что они способны, что могут. Когда свора была на пике…
Литвин снова появляется в баре, на этот раз один. В зубах очередная сигарета.
- Давал указания, - поясняет иной, оглядывает присутствующих. Хмурится. – Нас мало, но я больше не вытащу, если что-то пойдет не так. Кавалерию ждем через сорок минут, обещали гнать, как будто за ними гончие ада гонятся.
- Ха-ха, - хлопаю я в ладоши.
Саныч отдает мне честь и тут же протягивает руку.
- Держитесь за папочку, - тянет придурковато-ласково, и я касаюсь горячих пальцев, давя нервный смешок. Все еще хочется прибить Зарецкого, все еще хочется плеваться ядом во всех окружающих, в том числе и в Саныча.
Саныч мерцает, стоит Гаду коснуться его плеча. Хмурые рожи и тишина, как очередной удар по нервам.
Глаза я открываю возле… очевидно того самого монастыря. Тут несколько храмов, низкий вытянутый дом слева, похож на студенческое общежитие, где-то справа и немного в глубине плещется вода, в графитовом небе купола храмов кажутся такими же графитовыми пятнами, под ногами лужи и камень, на клумбах жухлая трава и гнилые листья, а впереди ступеньки и распахнутая настежь, сорванная с верхних петель деревянная дверь, как синяк, как ранение на теле охровой церкви. Все сумрачное, тусклое и холодное. Только крест блестит фальшивым золотом в хмурой серости.
Я делаю вдох, давлю рычание и срываюсь к двери, не замечаю и не слышу ничего и никого, даже если кто-то что-то и говорит.
До входа всего несколько метров, и я не фиксирую момент, когда оказываюсь внутри, протискиваясь мимо кого-то из парней Волкова. Они сейчас все одинаковые: черные берцы и черные куртки, скупые движения и тихое дыхание.
В храме темно, душно, пахнет ладаном, миррой, елеем и свечным воском. Внутри церковь кажется больше, чем снаружи. Нет ни одной зажженной свечи, только в воздухе как будто распылен сизый дым. Он не двигается, просто висит, как туман, просто есть, неплотный, зыбкий.
Это тлеют крылья Зарецкого.
Он прижимает к полу извивающееся, дергающееся, истекающее черной мутью… тело огромного пса, непонятно и нелепо сохранившего черты лица Бэмби. Тварь скалит гигантские клыки, и вязкая гнойная слюна стекает из пасти, шипит на полу и коже Аарона, разъедая камень и плоть.
У стены, прямо в центре, бьется в судорогах тело Алины, и вздувается на нем кожа, клацают челюсти, детские ноги сучат по дереву. У трупа сломана в нескольких местах нога, нет правого уха и нескольких пальцев.