Девушка в шляпе и собака на трёх лапах (СИ) - Лабрус Елена (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Но эта ампула здесь точно была. Маленькая пластиковая бутылочка с иголкой. Генка делала их сама из упаковки от капель для глаз и инсулинового шприца. И свой хитрый «состав» тоже.
Вцепившись в поводок собаки, она шла как истинно слепая, не замечая дороги, уставившись невидящими глазами перед собой, пытаясь понять, случайность ли это.
Всё гениальное просто. Но то озарение, что позволило ей из простых лекарств, которые в любой аптеке продаются без рецепта, создать смертоносный состав, пришло к ней после нескольких лет фанатичного погружения в химию.
Её завораживала точность химических формул, околдовывали цепи химических реакций, гипнотизировал вид бензольного кольца. Правильный шестиугольник с кругом внутри или с чередующимися одиночными и двойными чертами сторон. Она рисовала его, когда думала, говорила по телефону, сидела на скучных уроках, слушала нудные лекции. И, как обычные люди рисуют замысловатые узоры на полях тетради, у неё циклопентан превращался в бензол, а потом иногда вырастал до 13-циклогексил-3-метокси-6-[метил-(2-{2-[метил-(сульфамоил) — амино]-этокси}-этил) — карбамоил]-7H-индоло-[2,1-а]-[2]-бензазепин-10-карбоновой кислоты.
Как когда-то Кушелевский догадался смешать в одном шприце три самостоятельных препарата: анальгин, димедрол, папаверин и получить литическую смесь, дающую эффект превосходящий по своим характеристикам любое из этих отдельно взятых лекарств, так и Генка, взяла за основу бабушкин состав и довела его до совершенства. Она догадалась к тому же использовать не внутривенный, а внутримышечный способ введения. Образующиеся метаболиты оказались и менее болезненными, и не обнаруживались, так как распадались ещё при жизни клиента, к тому же в качестве бонуса вызывали такой выброс эндорфинов, что человек умирал, без преувеличения, счастливым.
Вайс сказал, что ей бы дали Нобелевку, обнародуй она свои результаты. Но Генка не верила ни в премии, ни в науку, а больше всего Вайсу. Он использовал всё: от подкупа до угроз, от лести до презрения, от страсти до ненависти, но так желаемое и не получил. Сдался ли он?
Однажды он выкрал все только что купленные препараты. И уверял, что хороший химик в лаборатории сумеет «собрать» её смесь, словно это кубик Рубика или детская мозаика. Но для её формулы недостаточно быть хорошим, нужно быть лучшим. Лучше, чем она сама, ведь всё имело значение. Температура, объем, пропорции — всё. А Вайс надеялся не только сложить все составляющие, но и заснять процесс, когда она будет готовить новый состав. Ведь у неё «горел» заказ.
Он сильно ошибся со всем. И в силе своего обаяния, и в способностях своего химика, и в её запасах. Она выполнила заказ и порвала с Вайсом. Её с детства приучили не раскрываться до конца никому. Вайс прошёл всего лишь по краю той защиты, что она возвела между собой и этим миром, а возомнил, что проник к ней в душу. Но она сбросила его с этого забора, как соседскую кошку, и простила. Но простил ли он? Ему ни разу не удалось даже взять в руки эту вожделенную смесь. Возможно, теперь удалось?
Как ни крути, а после невинных детей, отколупывающих маленькими пальчиками с шершавого ствола интересный предмет, мысли всё равно возвращались к Вайсу.
Не желая, чтобы эта ночь прошла в таком же бреду, как и предыдущая, она вколола себе обезболивающее и сильно усугубила его таблеткой снотворного, прекрасно осознавая их кумулятивный эффект.
Доедая приготовленный Пепси салат, она поняла, что засыпает, и с облегчением провалилась в глубокий и спокойный сон, поставив тарелку прямо на пол. «Так я скоро привыкну есть по три раза в день», — была её последняя мысль.
Генка проснулась от царапающего звука.
Ей казалось он исходит от её ноги, где огромный жёсткий лейкопластырь отклеился с одной стороны, мотался и шуршал под порывами ветра. Но, шевельнув ногой, поняла, что это всего лишь сон. Ещё слишком рано. Действие снотворного ещё слишком сильно, чтобы его преодолеть, хотя сквозь веки уже пробивался утренний свет. Но звук повторился, и она поняла, что это всего лишь старый дермантин, которым обита входная дверь снаружи. Кто-то, лохматый, непослушный и любящий утренние прогулки царапает его когтями.
Генка села так резко, что будь она в вагоне на верхней полке, точно разбила бы голову. Амон не может быть снаружи — она оставила его на ночь дома и заперла дверь. Она подскочила с кровати, забыв про раненую ногу, скривилась от боли, дёрнула дверную ручку, и чуть не вывихнула руку — дверь по-прежнему оставалась запертой. «А!» — зажав плечо, она оглянулась в поисках ключей. На тумбочке, прямо у неё за спиной, где она их и бросила.
— И как это понимать? — обратилась она к псу, проскользнувшему мимо неё с довольным видом свободного человека. Запах пропастины, потянувшейся вслед за ним, заставил её захлопнуть дверь, а затем заткнуть нос — он шёл не с улицы, а от собаки.
Всё же разбаловала она его! Бабушка говорила, что восточно-европейские овчарки мало пригодны для работы поводыря. Но Амона отобрали в одном из лучших питомников Амонауз за уравновешенность, выдержку и исключительную обучаемость. И всё же он так и не избавился от своих охотничьих инстинктов — до сих пор любил изваляться в какой-нибудь тухлой рыбе.
Генка твёрдо решила получить у пса ответ на вопрос «Как он вышел из запертой квартиры?», когда увидела следы. Грязные следы босых ног через всю комнату до её кровати. Опять.
Она пошла по ним к кухне, но в этот раз они оборвались на пороге, словно появились из ниоткуда. Оглядываясь, девушка прошла по чистой кухне, отдёрнула штору и отпрянула. С наружной стороны стекла красовались отпечатки грязных ладоней. Окно заперто. Она на всякий случай подёргала ручку, глядя на испачканный несколькими слоями краски старый шпингалет, но он не сдвинулся ни на миллиметр.
Запертое окно. Запертая дверь. Если бы не оказавшийся на улице Амон, она уже, наверно, начала бы думать о сверхъестественном. Но раз Амон вышел, значит, дверь всё же открывали.
В сердцах пнув, вдруг кинувшийся ей под ноги табурет, Генка стала выяснять, что в этот раз взяли. Снова рылись в сумке. Явно лазили в её вещах. Переставили злополучный чемодан. Если что и взяли, она не могла понять. Это вообще полный бред!
В растерянности замерев по центру комнаты, она повернулась на тошнотворный запах:
— Амон, что вообще происходит? — и это относилось ко всему.
Пёс удивлённо склонил на бок голову. Если с этими дурацкими следами у неё ещё есть время разобраться, то от вони надо избавляться немедленно — Генка потянула пса в ванную.
Это была невыносимо тяжёлая работа. Подавляя рвотный рефлекс, сначала отмыть собаку, с густой шерсти которой вода скатывалась как с гуся, а шампунь не мылился. Потом достаточно хорошо вытереть его, поминутно отряхивающегося и стремящегося наутёк. Затем вымыть всё, что покрылось его шестью. Дважды запустить машинку. Трижды вытереть его мокрые следы. Принять душ самой и, наконец упасть на диван, чтобы содрать с ноги грязную и мокрую повязку.
— Прости, ба, — она виновато посмотрела на портрет, а потом закрыла глаза. — Я знаю, что плохо валяться в одежде на неубранной постели.
От насильно прерванного действия снотворного, рассчитанного на восемь часов сна, голова гудела, веки, как приклеенные, не хотели больше разлепляться, и перед глазами поплыла такая гипнотическая калейдоскопическая кутерьма, которая за несколько секунд погрузила Генку в сказочно яркий сон. Он уже даже начал вырисовываться живописными пейзажами и сверкающими витражами замков.
Похороны. Пепси. Мёртвая женщина. Пропавшая ампула. Вайс. Яркими вспышками и лопающимися пузырями они сожгли, оплавили киноплёнку её прекрасного сна. Генка открыла глаза.
Загранпаспорт. Планшет. Деньги. Она достала их из раздвижной столешницы, имеющей скрытые от глаз углубления.
Виза действительна. Справки на Амона она сделает за день. Две пересадки, и утром четвёртого дня она в Лондоне. Она заказала билет, честно сообщила Британским Авиалиниям, что с ней будет собака-поводырь и написала сэру Найджелу номер рейса.
