Некромантка на факультете таксидермии (СИ) - "Likaona" (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Аля за компанию с подругой тоже нервничала, хоть и держала руку на пульсе, а головой старалась трезво думать. Но и ей приходилось нелегко, ведь и ее мечта оживить декана Рута стопорилась и топталась на месте. Одно хорошо — господин Берн сам, без всяких просьб, оставил Алю при лаборатории, и даже не помощницей профессора Бестии, а со свободным доступом. Что означало, что студент Белая может заниматься, чем ей пожелается: своими проектами, помощью в других проектах, да и просто сидеть и наблюдать за работой мастеров, выполняя несложные поручения вида «подай-принеси».
Единственное обязательное условие работы: вести журнал наблюдений за Рудольфусом, не афишируя их. Декан Берн был уверен в своих выкладках, но предпочитал их до поры до времени никому не показывать, пока не последует экспериментальное подтверждение.
Так что Аля каждый день, утром и вечером, когда никто не видит, чесала рога оленю, слушая его хихиканье и язвительные жалобы на остолопов, кои не чета его создателю, проверяла жесткость шерсти и измеряла уровень магических потоков. Тщательно конспектировала результаты и после показывала замдекану Берну. И почему-то каждый раз так получалось, что девушка либо задерживалась, разбирая с господином Берном результаты или делая наметки экспериментов, либо он провожал свою протеже домой.
Другие студенты (в основном — студентки) завидовали ничем особо не примечательной девушке, которая снискала благоволение заместителя декана и преподавательского состава. Особо злобные языки (в лице Нереяды и ее подпевал) пускали шепотки, что высший бал по всем предметам получен именно из-за него, благоволения. Но после того, как слухи дошли до ректората, и Аля с блеском выдержала повторную проверочную работу, на злоязыкие высказывания почти все перестали обращать внимание. Сама Аля и до этого их игнорировала — дел было такое множество, что только успевай крутиться, не до реагирования на идиотские инсинуации.
— Аля, вы когда-нибудь видели белоцвет? — поинтересовался господин Берн, провожая свою подопечную. В очередной раз задержавшуюся на факультете.
— Нет, — помотала головой девушка. Даже если бы и видела, все равно бы не призналась — интересно ведь, что именно ей покажут и расскажут. Ну хотя бы просто расскажут.
— Это удивительное зрелище, — мягко улыбнулся замдекана.
Аля уже не раз замечала, как меняет лицо мужчины улыбка — пропадает вечное напряжение и хмурость, разглаживаются строгие морщинки между бровей, появляется задумчивая мечтательность, даже романтичность. И глаза становятся другими. Когда господин Берн изображает из себя строгого преподавателя, они словно выцветают и покрываются патиной. Тогда кажется, что с трудом встретишь кого-нибудь более холодного и не интересующегося обычной жизнью. Только обучение, только магия — и все. Улыбка убирала стылость и патину усталости, наполняла взгляд теплотой, и очень-очень хотелось провести пальцем по лбу, помогая вечным морщинкам разглаживаться, стирая хмурость и недовольство жизнью. В такие моменты Аля даже осмеливалась называть замдекана «Райли». Про себя, конечно. Вслух — только «господин Берн». Никакой фамильярности. Как пелось в одной песне, обретшей внезапную известность и славу несколько лет назад, «Декан и студентка — они, если честно, не пара, не пара, не пара» — действительно, не пара, даже если не декан, а замдекана. Так что — только учеба, только магия! Ну и разговоры, из них ведь можно узнать столько всего интересного!
Каким-то потрясающим образом в эту картину мира укладывалось отношение Сильвы к декану Руту, ничуть ее не нарушая и не разрушая. Словно Сильва была сделана из другого теста и имела полное право и на свои чувства, и на надежды. Но над этим противоречием Аля не задумывалась, она его просто не видела.
— Особенно в полнолуние. Бывает очень редко и сегодня, по прогнозам, будет белоцвет. Хотите посмотреть?
Аля, не задумываясь, кивнула.
Тропинка таинственно кружила между деревьями, уводя вглубь университетского сада, по размерам и древности соперничающего с многими священными рощами. С кустов то и дело вспархивали светлячки, огненными искрами уносясь вдаль по каким-то своим, светлячковым делам, оставляя за собой светящиеся росчерки следов, медленно растворяющиеся в воздухе. Утоптанная земля глушила шаги, и Але, на всякий случай идущей с господином Берном под руку, грезилось, что они очутились в сказке или какой-нибудь легенде. Непременно — с хорошим концом, иначе это неинтересно. Разве интересно быть участником легенды, что закончится плохо?
Зимний воздух полнился прохладой — не хрусткой и морозной, как на севере, а мягкой, как легкий ветерок, только обещающий холода, что придут не скоро.
Становилось зябко, так что одетая в платье Аля невольно прижималась к мужчине, греясь о теплую руку и смутно желая оставаться в молчаливой сказке, нарушаемой лишь шелестом листвы, как можно дольше.
Но всякая сказка когда-нибудь заканчивается. Эта тоже завершилась, когда тропинка вынырнула на большую, круглую поляну, посередине которой высилось несколько кленов. Днем они бы радовали глаз багрянцем листвы, но ночь диктовала свои правила, раскрашивая все вокруг в черно-белые тона.
Господин Берн оглянулся и указал рукой в темноту:
— Нам туда.
Интерес девушки к таинственному «туда» разрешился буквально через несколько секунд: в «там», в прогалине между кустов, кто-то заботливо сколотил небольшую скамейку, с которой открывался прекрасный вид на поляну. Саму же скамейку с тропинок и не разглядеть, если не знать.
Аля не была такой уж невинной, чтобы не понимать, для чего делают подобные скамейки в укромных местах, так что сердце девушки судорожно колотилось, пока ее галантно усаживали и накидывали на плечи пиджак. Против последнего Аля попыталась было протестовать, но так неубедительно, что сама же и прекратила отнекиваться под ироничным взглядом господина Берна. Оставалось только укутаться в дарящую тепло ткань и уткнуться в нее носом, вдыхая очень приятный и нераздражающий запах, идущий от ткани. Дерево, влажный мох, какие-то цветы. Почему-то представлялись белые колокольчики, но девушка слабо разбиралась в ботанике, и совершенно не была уверена, что даже мох опознала правильно.
— Смотрите, — господин Берн каким-то самым обычным жестом приобнял Алю за плечи и указал на клены. — Начинается.
Первые минуты девушка ничего особого не видела, поглощенная скорее переживанием, как именно отреагировать на объятия, но потом разворачивающаяся перед ними картина захватила все внимание.
Потому что начиналась новая сказка.
Кажущиеся черными листья кленов начинали светлеть, один за другим. Поначалу медленно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее, словно по деревьям прошла лавина, припорошившая их тонким слоем только что выпавшего снега. И точно как снежинки, вся листва в свете луны блестела серебром и переливалась разноцветными искрами от малейшего дуновения ветерка. Самые обычные клены превратились в серебряные волшебные деревья, усыпанные алмазной крошкой. Зрелище завораживало и наполняло восторгом сердце. А потом деревья запели.
Касания листьев друг друга отзывались тоненьким, почти не слышным звоном, ручейки звучащих в унисон мелодий сливались друг с другом, пока не превратились в полновесную, полноводную реку, заполнившую необычной, негромкой музыкой все вокруг.
— Что это? — потрясенно прошептала Аля, невольно сжимая мужскую ладонь и переплетая пальцы.
— Это белоцвет, — негромко отозвался господин Берн, словно опасаясь спугнуть мелодию. — Эти клены растут прямо над лесным источником силы, и когда происходит выплеск магии, деревья поглощают его, превращаясь в живые конденсаты. Растения не могут быть конденсатами, потому они преобразовываются и изливают магию остальным своим собратьям.
Рассказ вплетался в мелодию, сливался с ней и становился частью сказки, которую невозможно позабыть.
— Когда весь выплеск будет переработан, клены станут прежними. Это — белоцвет.
