Astia vala femundis (СИ) - "Soul-keeper" (читать книги без .txt) 📗
В конце концов, они решили провести ночь в трактире, рядом с фермой, раскинувшейся неподалеку от замка. Фенрис принял ванну, с наслаждением отмыв от себя пот и грязь, сменив испачкавшуюся одежду на чистую, заботливо брошенную кем-то в его рюкзак.
Он спохватился, кто бы мог сделать это, ведь рюкзак ему всучила Мариан, прямо перед их отправкой из Киркволла. Он-то думал, что в нем какие-нибудь необходимые припасы…
Неожиданно обнаруженная забота приятно согревала тело, и в добром расположении духа, Фенрис вышел в общий зал таверны, обнаружив Хоук за столиком на втором этаже.
— Эй, — улыбнулась она, — я уже заказала рагу, говорят, оно тут восхитительное. И пару пинт местного эля… Не знаю, понравится ли тебе такой, — Мариан отпила из кружки, довольно поморщившись.
— Где Авелин? — спросил эльф, усаживаясь за стол. Аромат еды щекотал ноздри, первым делом, эльф принялся за содержимое своей тарелки.
— Она сказала, что ей необходимо передохнуть и прийти в себя, — усмехнулась Хоук, — но ее немного успокоил мой подарок.
— Подарок? — пробормотал Фенрис с набитым ртом.
— Угу, сборник любовных сонетов и медальон. У нее сейчас будет время их почитать, она жаловалась, что в их отношениях с Донником не хватает романтики.
Фенрис рассмеялся, едва не подавившись едой.
— Да-да, я тоже вспомнила историю с козой и снопом пшеницы, — ухмыльнулась Хоук, принимаясь за свою порцию.
Через некоторое время, расправившись с едой, Фенрис попробовал эль. Вкус оказался на удивление мягким, возможно, после всех приключений, происходящее вокруг просто воспринималось иначе… Хотя рядом с Хоук он давно стал смотреть на многие вещи под другим углом.
— Хочешь, стихотворение расскажу? — вдруг выдала Мариан, и эльф кивнул, лишь успев усмехнуться, и в очередной раз подивиться ее неожиданным сменам тем для разговора.
Мариан откашлялась и начала:
Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы,
Пусть тлеет бесконечность в яростном закате.
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир,
Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой.
И не разжечь уж тлеющий костёр.
Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы,
Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир…
— Красиво…
— Мой папа очень любил это стихотворение, я запомнила отрывок. Представляешь, мы собирались по вечерам, возле очага в нашем домике, и я так любила слушать, как он читает вслух. Из-за нашей бесконечной кочевой жизни, не было возможности иметь домашнюю библиотеку, да и вообще хоть сколько-нибудь книг… Мама хранила небольшие молитвенники, да пару наших детских сборников сказок. Много книг брали, где придется: на рынках, у знакомых. А если нужно было снова собираться и уезжать, тяжелое приходилось оставлять. И почему это всегда оказывались книги? Обидно.
— Ты поэтому собираешь у себя в поместье целую библиотеку? — Фенрис расслабленно сидел на стуле и пожевывал кусочек вяленого мяса, которое официантка принесла на закуску. После орлейских деликатесов все съеденное было сравнимо с верхом блаженства.
— У маминых родителей оказалась огромная коллекция, я как увидела эти стеллажи, чуть челюсть не обронила, представь мое счастье, — Хоук прыснула со смеху. — Я перебирала книги часами, разыскивая те, что хотела прочитать или те, которые советовал папа… — Мариан вздохнула, погружаясь в воспоминания, а Фенрис заметил, как потускнел ее взгляд, едва она вспомнила о Малькольме.
— Я так и не приблизилась к маминой комнате, а вещи рано или поздно нужно будет разобрать, — тихо пробормотала Хоук, опустив голову, — там и папины тоже. И Бетани… Как будто я до сих пор жду, что они вернутся и ничего там не трогаю… — пряди волос упали Хоук на лицо, скрыв от Фенриса глаза, но по голосу было понятно, что она очень переживала.
— Если хочешь, посмотрим вместе, когда вернемся, — повинуясь внезапно накатившему порыву, эльф протянул руку над деревянной поверхностью стола и накрыл ее ладонь своей.
— Правда? — Хоук вскинула голову, — если тебе не в тягость, то… мне было бы приятно… там наверное остались рисунки Бетани, и кое-какие вещи папы…
На первом этаже снова началась возня, зашумели посетители, встающие из-за своих мест. Гуляющий народ решил продолжить вечер танцами, а собравшийся неизвестно откуда оркестр загремел вовсю, исполняя их прихоть. Людские голоса, подвывающие задорному мотиву, срывались на хрип, а топот сапог нещадно терзал дощатый пол трактира.
Фенрис осторожно держал худенькую ладонь Хоук в своей руке, наслаждаясь теплом недолгого прикосновения.
Слова не смогли бы передать того, что эльф сию минуту буквально чувствовал кожей. Близость к ней еще никогда не сдавливала так, как сейчас. До боли в груди, до странного покалывания на кончиках пальцев: вокруг них творилось какое-то колдовство. В ее взгляде, в мимике, в запахе.
Если бы Фенрис верил в Создателя, то решил бы, что Мариан создали специально, чтобы она встретила его. От каждой её улыбки в груди разносился радостный трепет, от каждого прикосновения на коже разгорался пожар, потушить который не удалось бы ничем, да эльф и не хотел. Изгибы ее тела были словно созданы для его рук, Хоук была идеальной, и в то же самое время, настолько отличалась от него. Фенрис страдал, но вместе с этим, никогда не ощущал себя счастливее, чем в минуты, когда они вот так просто сидели за столиком на втором этаже захудалой таверны, потягивая местный эль.
— Ты вспоминаешь о чем-то?
— С чего ты взяла?
— Ты хмуришься и смотришь вверх и влево, — Хоук хихикнула, взяв большую кружку обеими руками и немного отпив.
— Влево значит, — задумчиво пробормотал Фенрис.
— Говорят, что человек, если вспоминает о чем-то, то смотрит налево и немного вверх.
— А если в другую сторону?
— Значит выдумывает.
— Надо проверить на Варрике, — Фенрис внезапно рассмеялся.
— Тебе очень идет, когда ты улыбаешься, — вдруг смущенно проговорила Хоук, — кажется, я говорила это… когда-то…
Эльф не смог вернуть лицу серьезный вид: румянец, запылавший на щеках Мариан, развеселил его еще больше. Она же стеснялась, каффар! Говорила ему такие приятные вещи, всерьез, и при этом стеснялась!
— Каким ты был, когда я тебя не знала? — вдруг заинтересовалась она, опять резко переводя тему разговора, — ты говорил, у тебя были черные волосы! Совсем черные? И ты был смуглее?
— Сколько вопросов! — Фенрис не переставал улыбаться, — черные… и да, здесь я побледнел немного. Климат другой, и солнце не так жарит. А что тебе интересно?
— Расскажи мне, что ты помнишь о себе, скажем… в семь лет?
— Хм… — эльфу пришлось задуматься на долю мгновения, — самым ярким воспоминанием, пожалуй, будет то, как мы с Годором воровали фрукты в саду у магистра.
— Воровали?
— Ну, на плантациях трудились рабы, и брать фрукты просто так, было запрещено. После сбора урожая все должно было сортироваться, и лучшая часть отправлялась на экспорт, а немногое оставшееся доставалось фермерам, которые, в свою очередь, распределяли продовольствие между рабами. Проще сказать – нам ничего не доставалось. Свой первый абрикос я съел, когда незаконно пробрался на территорию садов ночью.
— Ты был маленьким бунтарем? — захохотала Хоук, чуть не подавившись элем. Официантка принесла еще две порции, на этот раз другой сорт, о котором без конца твердила Мариан. — Ладно, давай выпьем за семилетнего, храброго эльфа и абрикосы. Мне они очень понравились, кстати, — Хоук стукнулась об его кружку и отпила из своей.
— А ты? — Фенрис оперся локтями на стол, наклонившись ближе, — какая ты была, в семь лет?
— Очень любопытная, — хохотнула Мариан.
— Что ж, могу смело утверждать, что ничего не изменилось!
— Я любила убегать из дома – просто чтобы погулять, и мама всегда так переживала за меня… — Хоук мечтательно закатила глаза. — Знаешь, почему-то помню большой валун, посреди поля, я все время карабкалась на него, представляя, что там пещера, в которой живет медведь, а я вроде храбрый охотник и должна его убить! — девушка снова смущенно потупила взор. — Глупость какая…
