Игра Мелины Мерод. Дилогия (СИ) - Гром Александра (список книг .txt) 📗
Лёгкий звон старого часового механизма выводит меня из дремотного состояния. С осени никак не могу отнести часы в мастерскую, потому хронометр до сих пор подаёт сигнал, когда минутная стрелка указывает на единицу.
Подхожу к кровати и присаживаюсь на самый её краешек.
— Рен, — я тихонько глажу молодого человека по плечу. В ответ раздаётся лишь невнятное бурчание, однако мою ладонь он находит без труда и жёстко фиксирует. — Рен! — зову чуть громче.
Сокурсник резко распахивает глаза, а вот сонливость уступает место недоумению медленно:
— Мелина?!
Рен опять открывает рот. Наверное, собирается возмутиться факту несанкционированного проникновения в его спальню. Однако прежде чем предъявлять претензии, утруждает себя тем, чтобы осмотреться по сторонам.
— Который час?
— Тебе осталось спать ещё пятьдесят минут.
Кивнув, молодой человек освобождает мою руку и опускает веки. Неожиданная побудка не вызывает у него никаких негативных эмоций. Даже искорка интереса не вспыхивает в его сознании. Он настроен спокойно доспать оставшееся до подъёма время. Очень жаль, но мои намерения не стыкуются с его планами.
Я достаю из кармана блокнот и ручку.
— Рен, у меня к тебе просьба!
— Какая? — сокурсник даже не открывает глаза.
Что ж, отвечать он способен и так.
— Напомни мне, какие яды труднее всего обнаружить.
Молодой человек хмыкает.
— Можно подумать, ты их не знаешь.
— Хочу уточнить. — Я хмурюсь. К чему тянуть время? Будто он не знает: пока я не получу ответ, не отстану.
— Рафа, томаш, Аритская Пыль, сальва и Тихая Смерть, — Рен перечисляет названия, а я сверяюсь с собственным списком — не упустила ли какое.
Нет, все на месте, только Тихую Смерть я назвала 'Ласковой'. Допущенную неточность можно понять и простить: яд очень редкий, мало изученный и применяется не часто.
Голос Рена отвлекает меня от внесения правок:
— Теперь я могу поспать?
— Конечно, только сначала ответь на один вопрос. Почему полицейские не сделали ничего из того, что сделали сегодня мы?
— Потому что им хорошо сидится на своих местах, они равнодушны к чужим жизням, и критика руководства их не трогает.
Понятно, вместо вразумительного ответа мне предлагают сухую выжимку из моей собственной обвинительной речи.
— Но ты правильно заметил: в Управлении не все бездари и лентяи. Возможно, самые достойные представители дийонского сыска слишком заняты каким-то другим делом? Более важным.
— Хорошая попытка, Мелина! — насмешливо хвалит меня сокурсник. — Только ты права, я не болтлив и не стану раскрывать служебные тайны дядюшки.
— И не надо! — с удовлетворённой улыбкой на лице кладу на тумбочку блокнот и ручку. — Твои слова сами по себе прекрасный ответ. Я рада тому, что мои будущие коллеги оказались заняты чем-то более серьёзным, а не растерялись на пустом месте.
Сдавленный смешок — вот и вся реакция. Ну и пусть!
Сняв туфли, укладываюсь рядом с Реном.
— Да подвинься ты хоть немного! — с ворчанием толкаю молодого человека в плечо.
— Мелина! — он взвивается на постели, растеряв, кажется, остатки сна.
— Что? Ты передумал спать?
— Но не здесь же?! — возмущается он. — В смысле — не вместе!
— Отлично! — я демонстративно поворачиваюсь на бок, лицом к нему. — Ты можешь перебраться на пол или попытаться устроиться на диване. А если желаешь наиболее изысканных ощущений после пробуждения, то в кресле. Я тебя не держу.
Сокурсник падает обратно на подушку и прикрывает рукой глаза. Ещё одна картина. На сей раз это 'Оскорблённая невинность'.
— Тебе вообще знакомо слово 'приличия', - шепчет он.
— Знакомо. Я даже о нём вспоминаю, но не в тех случаях, когда это идёт вразрез со здравым смыслом. Полагаю, мы доверяем друг другу в достаточной степени, чтобы не опасаться за собственную честь и свободу.
Рен молчит. Неужели он настолько сонный и уставший, что не способен понять довольно простую мысль?
— Другими словами, я не собираюсь использовать сложившуюся ситуацию тебе во вред и знаю: ты тоже не поступишь скверно.
Молодой человек тяжело вздыхает.
— Если бы ты всё это говорила, основываясь исключительно на вере в мои высокие моральные качества, я бы почувствовал себя польщённым, а так… На каком курсе ты составила мой психологический портрет?
— На первом. А это важно?
Сокурсник оглашает спальню очередным горестным вздохом.
— Если тебя не возьмут в Главное Управление, я поверю в истеричные статейки бульварных газет, в самых мрачных красках расписывающие, насколько глубоко наша страна увязла в коррупции. А теперь давай, пожалуй, поспим.
Вот сразу бы так!
Я не слышу, как звонят часы в семь утра, но в половине восьмого меня будит яркий свет, бьющий прямо в глаза. По счастливому стечению обстоятельств я забыла занавесить шторы на ночь.
Оставив притулившегося на самом краю постели Рена досыпать лишние минутки, убегаю в ванную комнату. Молодость — это прекрасное время! Не важно, как прошла ночь, прохладный душ и умывание ледяной водой придают мне свежий и цветущий вид.
Шум, доносившийся из ванной, пока я занималась своим утренним туалетом, никоим образом не повлиял на сон моего сокурсника. Он всё так же сладок и безмятежен.
Приступая к повторной побудке, чувствую себя чудовищем. Напоминание о том, что Рен и так проспал на час дольше, и вообще ему к третьей паре — успеет выспаться дома — не помогают. К тому же просыпается он опять с большой неохотой, что лишь усиливает мои терзания.
— Что за герой будит тебя по утрам? — интересуюсь лишь для того, чтобы притупить муки совести.
— Я встаю сам в половине седьмого каждый день, — докладывает Рен, уже сидя. Если бы его ещё не покачивало из стороны в сторону… — Даже выходные не являются исключением.
— То есть всё это представление, — я плавно вожу рукой перед носом у молодого человека, обрисовывая этими жестами его собственные телодвижения, — устроено специально для меня и разыгрывается впервые?
В конце концов сокурсник понимает, на что я намекаю, и предпринимает попытки сесть прямо.
— Нет, Мелина. — Он тянется к шейному платку, в надежде, что его можно просто поправить, а не перевязывать. Наивный! — Просто я не имею привычки по вечерам проникать в чужие квартиры, устраивать в них обыск на несколько часов, а после мерить шагами бесконечные подземные коридоры тайных ходов Старого квартала.
— Я поняла, — изрекаю уверенным тоном.
Рен замирает, вцепившись в узел на шее, — со стороны это выглядит довольно комично — и смотрит на меня с искренним удивлением, будто не ожидал найти понимание в моём лице.
— Тебя нужно покормить, — я щёлкаю пальцами, а сокурсник вздрагивает, при этом его зелёные глаза раскрываются так широко, как никогда прежде.
— Иди в ванную, а я пока приготовлю что-нибудь нам с тобой на завтрак.
Развернувшись, быстро покидаю комнату. Длинная юбка формы громким шуршанием обозначает каждый мой шаг.
Я знаю: Рен удивлён моими словами и моим предложением, но у меня нет желания наблюдать, как ещё он может проявить удивление. Должно же остаться хоть что-то на потом!
Разумеется, это шутка. Если серьёзно, то многие знакомые из Академии почему-то думают, будто я питаюсь исключительно сладостями, тортами, пирожными и десертами. Единый! Все эти люди не раз видели блюда, которые я выбираю в столовой! Но это их ничуть не смущает. Стереотип: 'Раз пышка, значит, любит сладкое и сдобу' прочно сидит в головах. А я, между прочим, к сладкому равнодушна!
Видимо, Рен Аманди разделяет мнение большинства о моих гастрономических пристрастиях. Очередным подтверждением для него стал наш вчерашний 'поздний ужин'.
Новость о том, что я встану у плиты, и вовсе должна была его шокировать. Столичные мальчики из обеспеченных семей не привыкли видеть своих родительниц за готовкой. В системе их мироустройства это дело не для женщины, а для прислуги.
Подобные взгляды покажутся странными для большинства людей, проживающих за пределами Розеля. Моя маменька, к примеру, родом из очень почтенной семьи, при этом она никогда не считала для себя зазорным приготовить ужин или обед. И мне она пыталась привить любовь к этому делу. Любви не случилось, но к кухне меня можно подпускать.