На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия (список книг .TXT) 📗
Пелагея заторможенно озиралась и никак не могла взять в толк, куда это ее занесло. Черные глазищи кота и провал в шкафу Амелии заставили свыкнуться с мыслью, что на пограничье царят мрак и пустота. К тому же, ей было страх как неуютно в месте, где нельзя без последствий что-нибудь учудить.
Покончив с заметками о дивном новом мире, Пересвет вспомнил, что есть еще книга, которую срочно надо завершить. И тут хозяин междумирья (если таковой имелся) задумал сотворить пакость и немного пошалить.
Горы, озёра, луга и маки с облаками попали под невидимый гидравлический пресс и ужались до размеров юрких цветных червячков. Червячки расползлись кто куда. А затем радуга под Пересветом решила размять ноги и, аки норовистая лошадка, сбросила его со спины.
Скатившись кубарем вместе со своей ненаглядной рукописью, Пересвет начал изъясняться на редкость витиевато: выступления таких «краснобаев» не раз слыхивали в портовых кабаках.
Солнце удрало за горизонт, подальше от всего этого светопреставления, стянув заодно синюю скатерть, которая прикидывалась небосводом.
И воцарилась ослепительная темень со вкраплениями звезд, похожих на далекие сияющие самоцветы. Ветры завыли, как изголодавшиеся псы.
Пелагею взяла оторопь.
Пересвет исчерпал весь свой запас зубодробительных выражений.
А Киприан пригнулся. Над ним со свистом пронеслась загипнотизированная Обормотом свеженькая мышь. Судя по всему, кот в отсутствие хозяйки вконец обнаглел и разорвал всякие контакты с совестью.
Между тем звезды замерцали ярче, сбились в группы и образовали перед гостями пограничья три сияющие дорожки.
На перекрестье дорог бухнулся сверху межевой камень.
Пелагея, которая к перекрёстью стояла ближе всех, испуганно отскочила. Но потом наклонилась и прищурилась: на гладкой поверхности камня проявились невнятные чернильные закорючки.
Надо думать, тот, кто их нацарапал, с чистописанием был не в ладах.
— Не трудитесь, — издевательски промурлыкал кто-то. Причем промурлыкал громогласно и, как положено, с эхом. Не то голос звучит, не то галька по берегу перекатывается. — Язык кошачий. Вам всё равно не разобрать, — добавил обладатель странного голоса.
— Так с нами Обормот разговаривает? — первым догадался Киприан.
— Какой я вам Обормот?! — взвыл от негодования хозяин пограничья. — Я — Граф Ужасный!
— Ась? Граф ушастый? — переспросила Пелагея.
— Ай, всё. Неважно, — сварливо ответили ей. — Вам, между прочим, нелегкий выбор предстоит. А вы тут языками чешете. Видите три дороги?
— Ну и? — нетерпеливо уточнил Пересвет.
— Что «и»? Каждый может выбрать только одну, — в тон ему пояснил кошачий голос. — По первой пойдешь — смерть свою найдешь. По второй пойдёшь — вечную любовь обретешь. А третья ведет туда, откуда пришёл. Чтоб кое-кто смог свои делишки обстряпать, — снизив уровень пафоса, закончил он.
— Ага, — сказал Киприан. — Раз я всё равно бессмертный, мне по первой дороге и идти.
Поначалу никто не возражал. Колупая мрак носком сбитого ботинка, Пересвет нечаянно отковырял бледно-желтую приблудную звезду. Пелагея загибала пальцы, сопоставляя в уме какие-то факты. И Киприан решил, что путь открыт.
Но, как выяснилось, он глубоко заблуждался. Пелагея уступать не собиралась. Она всерьез полагала, что смертоносная дорожка предназначается ей.
Не успел Киприан занести ногу, чтобы шагнуть в пугающую неизвестность, как его повалили на лопатки, применив чрезвычайно коварный маневр.
— Я пойду, — очутившись сверху, на выдохе сообщила Пелагея. Пахло от нее чесноком и недавними котлетами. — Меня никто не ждёт. А у тебя Юлиана. Поди, исстрадалась, пока гадала, в какую ты угодил передрягу.
— Исключено! — воскликнул тот. — Ты нам нужна. Тебя мы ждём. Так что прекрати немедленно этот балаган.
С такими словами он скрутил ей руки лоскутом от своих одеяний и попытался наставить ее на путь истинный.
Надо было ноги связывать. А еще лучше — целиком спеленать.
Вырвавшись, Пелагея покрутилась на месте, превратилась в горлицу и, клюнув Киприана в лоб, улетела по направлению к верной смерти. Обратный путь за горлицей запечатала тьма.
— Вот зачем она так?
— Глупая, — согласился Пересвет.
Теперь у межевого камня фосфоресцировали только две дорожки.
— Давай скорей выбираться, — сказал Киприан и шагнул на ту, что вела к вечной любви. — Надо защитить ее, во что бы то ни стало!
Пересвет кивнул и двинулся по третьей. Перспектива закончить книгу правды манила его, как никогда.
Киприан очень спешил. Но путь к вечной любви оказался долог и тернист. А на встречу со смертью опоздать было невозможно. Стоило Пелагее миновать созвездие скрещенных костей, как ее окружили вооруженные люди Грандиоза.
Марта проложила в лесу тропы, каких ни охотники, ни грибники протоптать не успели. Выпустила из ноздрей струю серого пара, раздвинула молодые побеги (они тотчас истлели) — и вышла на Сезерский тракт.
Она выгорела изнутри, как южная степь в разгар лета. В бронхах клубилась и поднималась по трахее одна лишь опаляющая ярость.
Прохожие смотрели на Марту круглыми от испуга глазами. Завидев ее, дети начинали плакать. Собаки давились лаем и, приседая на задние лапы, со скулежом уползали в будки. На балконах вяли цветы, кошки прятались по подворотням. Даже безоблачное небо будто бы стало хмуриться.
За поворотом притихли забастовщики с кирпичного завода. Сразу смекнули: таких, как она, лучше не провоцировать.
Марта же двигалась выверенным курсом. А именно, курсом на особняк Грандиоза.
Случайно увидав ее из окна, Грандиоз ощутил страх, всколыхнувшийся, как муть на дне стакана, и покрылся испариной с ног до головы. Под толстым слоем кожи и жира заледенела кровь: девчонка явилась по его душу, пряниками да кренделями не откупишься.
— Заприте ворота! — визгливо прокричал он охране. Но ворота и без того были уже заперты.
— Никого не пускать! — распорядился он, не помня себя от ужаса.
Будто его жалкие потуги спасти свою шкуру могли Марту остановить!
Она, как нечего делать, прожгла в воротах дыру размером с ладонь. Следующая дыра была больше. Оттуда высунулась рука (точь-в-точь пластина раскаленная) и знатно проредила кудлатую шевелюру одному из стражников. Тут-то бравые молодцы Грандиоза и подорвались бежать. Ну точно в воду глядели.
Стоило охране отдалиться от ворот, как створки — массивные, прочные — разлетелись облаком щепок. К щепкам прилагалась железная стружка и наспех сотворенные металлические иглы — острые, как колючки ежевики.
Марта была готова крушить всё без разбора. Но перво-наперво следовало заняться Грандиозом.
Тот уже ждал в холле — поразительно, какое гостеприимство! — с мечом в трясущихся руках.
— За всё ответишь, ничтожество! — прорычала Марта, извергая тучу пепла.
— Да что я тебе сделал?! — взвизгнул Грандиоз и покрепче перехватил рукоять меча.
— Игнат Столетов. Припоминаешь? Я его дочь.
— Вот напасть! — хлопнул себя по лбу великий инквизитор. — Та самая семейка. Надо было не перекупщикам вас сдавать, а прикончить, как поганую саранчу.
Сказал — и смачно сплюнул на мраморные плиты. В какой только канаве манеры потерял? И язвительность вдруг проснулась. Никак осмелел, жирный тюфяк?
Набросив узду на свою ярость (чтобы почем зря паром не исходить), Марта в считанные секунды сократила расстояние, отделявшее ее от противника, и схватила Грандиоза за горло.
Тот без дальнейших разговоров отрубил ей руку по локоть.
Было больно. Ровно настолько, насколько больно сухому дереву, когда у него спилят ветку.
Отрубленная рука вмиг посерела и осталась висеть, сомкнув пальцы на горле Грандиоза. А Марта расплылась в безумной улыбке, которая заставила противника содрогнуться. После чего отрастила себе новую конечность, не моргнув и глазом.
Выхватив меч, она согнула его пополам, как соломинку, и отбросила в сторону. Меч лязгнул о плиты. А Грандиоз улучил момент и с немыслимой для своей комплекции прытью пересек зал, очутившись в противоположном конце. Там он гадливо стряхнул с себя злополучную отрубленную руку и вооружился канделябром.
